Одержимый

— Я шлюха, — всхлипываю. Зажмуриваюсь. Чувствую себя грязной.

— Раздевайся, — отталкивает с силой. Заваливаюсь на бок, сдирая кожу с локтя, до крови.

— Не надо, — вою. — Простите!

— Раздевайся, — жестче. — Иначе, обратно пойдешь в разорванных шмотках.

Расстёгиваю пуговицы платья, но ему, видимо, надоело ждать. Сильные руки подхватывают меня, ставят на колени, прогибают в спине.

Подол платья вверх, трусики низ.

Я вижу носки его туфель, рядом с лицом, а следом, чувствую его член. В первые секунды у входа, а следом внутри.

Вскрикиваю от боли.

— Шлюха, — хрипит, вколачиваясь на всю длину. — Ты мокрая…Блядь, — ладонь опускается на ягодицу, обжигая болью. Снова вскрик, — Цыц! — еще шлепок. Его хрипы, смешиваются с моими всхлипами, с хлюпающими звуками, его вторжений в меня, с шлепками по коже, которая горит огнем, и с болью, что разрывается в моей груди.

Мужчина опускается грудью на мою спину, вдавливая в ковер своей тяжестью. Движение внутри перестают быть резкими, он переходит на плавный темп, входит, до основания, замирает на мгновение, выходит. Снова и снова.

— Тебе больно? — лица касается его маска. А внутри, разливается тепло. Прикусываю губы, до крови. — Больно? — его рука, в перчатке, проходится по животу. Гладит лобок. Касается клитора и начинает массировать. Кожа мягкая, движения точные, уверенные. — Больно?

— Да, — выдыхаю. Ладонь в перчатке шлепает по клитору. — Ай! Ах!

— Не ври, папочке, — он возобновляет ласки, продолжая плавно вторгаться в мое тело.

— Внутри, больно.

Может, только это ему и было нужно. Он отстраняется, крепко удерживая меня за бедра. Движения стали частыми, резкими, пока он не дернулся.

Он кончил в меня. Еще один шлепок. Я скорее почувствовала, нежели услышала, что он отстранился.

— Можешь идти, — сажусь на колени, упираясь пятками в ягодицы. Голова кружится, подкатывает тошнота. Чувствую, как из меня вытекает его сперма.

На ноги получается подняться с трудом, они ватные, не послушные. Натягиваю трусики, морщась от отвращения, одёргиваю платье.

— Деньги забери, — делаю шаг, к двери, не оборачиваясь. — Я сказал, забери!

26

Выйдя из подъезда, делаю несколько глубоких вздохов.

Тело тут же разбивает крупная дрожь. Делаю несколько шагов и сползаю по стеночке, прижимая к груди сумку. Из горла вырываются всхлипы, но я до скрипа сжимаю зубы.

Я не знаю, сколько бы я так просидела, игнорируя холод и боль, но мимо прошла старушка, с котом на руках:

— Наркоманы, проклятые! — на часах было хорошо за полночь, вот уж кому не спится. — Пошла отсюда! Счас милицию вызову!

— Полицию, — тихо поправляю я.

— Пошла отсюда! — у меня вырывается смешок. Вот будет подарок полиции, когда меня примут, с кучей денег в сумке.

С трудом поднимаюсь на ноги, дарить такой подарок я была не намерена.

«Да, пошел он!» — может быть даже вслух, сказала я, покидая двор, прихрамывая.

Я не помню, как добралась до дома.

Вадим звонил бесчисленное количество раз, но я не брала трубку.

В ванной я терла кожу мочалкой до крови, до алых полос на коже. С невиданным остервенением. Именно тогда, вопреки всему, во мне возродилась решимость. Я тебя вычислю, найду, во чтобы то ни стало. Найду и убью!

Кутаясь в махровый, пушистый халат, я услышала звонок. Вопреки моим ожиданиям, не по телефону, а в дверь.

На пороге стоял курьер, с букетом пышных пионов.

— Доброй ночи, — поприветствовал он. — Элина Ольховская? Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

Я приняла цветы, и небольшой, но весьма увесистый, сверток. От запаха цветов закружилась голова, и я вспомнила, что сегодня ничего не ела.

Сидела за столом, обхватив голову руками.

Телефон звонил несколько раз. Но я увязла в прострации, и мне там нравилось. Как в теплом, плотном коконе. Пока руки сами не потянулись к свертку. Разорвать удалось с трудом. А когда удалось…

На стол посыпались фотографии, их было больше сотни.

Я закричала, что было мочи.

— Нееет! — раскидывала фото по кухне, рвала их, сжимала в кулаках. А внутри желчь выжигала душу. — Нет! — телефон звонил беспрерывно. — Нет!

Но трубку я, конечно, сняла.

— Не понравилось? — от его голоса моя душа взорвалась. Разлетелась на миллионы осколков, оставив внутри лишь зияющую пустоту.

— Зачем?

— Зачем «что»? Зачем я послал их тебе? Или зачем я послал их твоим родителям?

— Нет, не надо! Не надо! — кричу, срывая голос. — Прошу вас!

— Родители имеют право знать, кого они воспитали…

— Шлюху, да? Что вы хотите? Заберите все деньги!

— Ты убила мужа, я хочу, чтобы ты за это заплатила! — рявкнул он. Впервые повысив голос.

— Я сейчас же могу отправится в полицию.

— Тюрьма — слишком просто. Для тебя. Я устрою тебе ад. Не поверишь, уже вписываю адрес, на конверте…

— Что вы хотите? — сил просто не осталось. — Вы говорили, что любите меня.

— Только поэтому, я трачу на тебя столько сил и времени. Очищаю твою душу, через страдания. Когда я с тобой закончу, ты будешь чище ангела. Ложись спать, Элина. Я позвоню утром.

«Ну и где твоя решимость?» — захлёбываясь слезами, я ползала по всей кухне собирая фотографии, стараясь на них не смотреть. Этот урод, в квартире установил камеры. Снял все что со мной делал. Если он отправит их родителям… Сердце отца не выдержит!

— Все бесполезно, — сожгла снимки в раковине. А что, если наглотаться снотворного? Все закончится!

Уже лежа в постели, я сверлила взглядом баночку с заветными таблетками. Кажется, что даже потянулась к ней, а после резко одернула руку.

«Хрен тебе, урод!»

27

Вопреки моим ожиданиям, Вадим утром не приехал.

Я приняла душ, приготовила завтрак. Даже смогла его проглотить.

Поставила пионы в вазу, не расставаясь при этом с телефоном.

Несколько раз звонила Ольга, в конечном итоге, я согласилась с ней встретится, вот только не уточнила когда. Я уже не думала, что она причастна к тому, что сейчас со мной происходят, но люди, как правило не желают прощать другим, свои ошибки. А я ошиблась, в отношении Ольги.