Один поцелуй до другого мира
Шрифт:
Ива оцепенела. Ей хотелось кричать от бессилия. Хотелось надавать пощечин Ксандору. Столько усилий, столько надежд — и все напрасно. Казалось, что прошлая жизнь рассыпается пеплом и утекает сквозь пальцы — не удержать.
— Пожалуйста, уходите…
Роб кивнул.
— Мы совсем рядом, если…
— Уходите! Оставьте меня одну!
Ива схватила подушку, прижала ее к лицу и завыла. В комнате было тихо: просьбу Ивы исполнили, оставив ее наедине с собой. Прокричавшись, она без сил упала на диван, свернулась комочком.
«Она потеряла голос, а после начались судороги…» — вспоминала она слова Роба.
Ее магия, ее талант… Неужели она всего этого должна
Кто-то укрыл ее покрывалом. Ива разлепила глаза, с трудом сфокусировала взгляд.
— Ненавижу тебя, Ксан.
— И правильно, — согласился он устало. — В этом я с тобой солидарен. Я тоже себя ненавижу.
— Не смей меня трогать, — прошептала она. — Только попробуй…
— И смотреть, как ты медленно умираешь? Нет.
— Нет?
Ива приподнялась и села. Никогда прежде она не чувствовала себя такой слабой и больной, но собрала остатки сил, готовая дать отпор.
— Ты меня не тронешь, Ксан, — прошептала она. — Не нужно. Так нельзя.
Она моргнула, пытаясь скрыть слезы, но не получилось. Капли прочертили мокрые дорожки на ее пламенеющих щеках. Ксандор сжал зубы, будто ему сделалось больно, вытер влагу с ее лица тыльной стороной ладони. Потом, ни слова не говоря, поднялся.
Принес одеяло и расстелил его прямо на полу поверх ковра. Ушел и вернулся с несколькими поленьями, положил их в остывший камин и поджег одним касанием ладони. Пламя занялось, весело потрескивая. Царила летняя ночь, но Ива тряслась от холода, так что она не возражала против огня.
— Тебе будет тепло, — тихо сказал Ксандор.
Ива наблюдала за этими приготовлениями и не двигалась с места. Происходящее казалось сном.
Ксандор кинул на пол пару подушек. Подхватил Иву на руки и опустил на эту импровизированную постель. На Иве сейчас была надета тонкая сорочка, не скрывающая изгибов тела. Она вцепилась в ткань, как утопающий хватается за соломинку. Но Ксандор не торопился ее раздевать. Провел ладонями по обнаженным плечам — Ива вздрогнула, но он только гладил, не покушаясь на что-то большее, и она постепенно перестала дергаться от каждого прикосновения. Ей было хорошо — лежать, отдаваясь ласке.
— Ну вот, разве страшно тебе? Я не сделаю плохого.
Он спустил с плеча Ивы тонкую бретельку, поцеловал ключицу, скользнул кончиком языка по шее и наконец нашел ее губы. Поцелуй Ксандора оказался солоноватым: губы его были разбиты в кровь. Но ни он, ни Ива не могли прервать этого болезненного поцелуя.
А его руки не прекращали нежить ее, касаясь рук и ног, но пока не претендуя на большее. Шелковая сорочка едва ощутимо скользнула по коже и белоснежным холмиком осела у камина.
Ива чувствовала, как Ксандор, не прекращая поцелуя, освобождается от рубашки, но ни словом, ни взглядом не остановила его. Он подмял ее под себя, прижимал крепко-крепко. Впервые их обнаженные тела касались друг друга. Ива вскрикнула, ожидая, что вот-вот случится то, чего она так боится и чего так желает. Но Ксандор пока только обнимал. Он погладил ее по волосам.
— Не бойся, не бойся…
Его губы прижались к белому, мягкому, и, чуть помедлив, рот Ксандора накрыл розовое навершие, покусывая, дразня языком. Пальцы касались тела Ивы, и ей казалось, что она кифара, а Ксандор перебирает струны, наигрывая нежную, но страстную мелодию.
Она лежала, закрыв глаза, теплые волны исходили из камина и омывали ее обнаженное тело. Никто прежде не видел ее нагой, никто прежде не касался ее там, где сейчас руки Ксандора
ласкали ее, пока не дотронувшись до самого тайного и стыдного. Ей было и сладко, и мучительно. Горечь и любовь в равной степени наполнили сердце.«Не лучше ли умереть? — мысль пронзила ее острым жалом, снова заставив дрожать. — Это честнее…»
— Не бойся, не надо бояться, — Ксандор почувствовал, как напряглось ее тело. — Любовь моя, обещаю, что мы не сдадимся. Мы попытаемся вернуться. Но сейчас доверься мне.
Две слезинки скатились из-под прикрытых век. Ксандор снова привлек ее к себе, Ива почувствовала, как неровно колотится его сердце.
— Моя чудесная девочка…
А пальцы снова наигрывали мелодию, и все внутри Ивы откликалось на ее зов. Но вот Ксандор бережно коснулся самой чувствительной струны, Ива ахнула, накрыв своей ладонью его руку. Аккорд замер в высшей точке своего звучания, и сразу внизу живота сделалось так пусто. Ксандор терпеливо ждал, пока Ива, набравшись смелости, позволит ему продолжить мелодию.
Она вздохнула, рука безвольно упала. Ива уже и не понимала, что полностью открыта перед ним, лишь бы только он не прерывался, лишь бы продолжал играть.
— Сладко, моя хорошая?
Ива застонала, то ли соглашаясь, то ли сопротивляясь из последних сил. В следующую секунду стройный мотив был нарушен диссонансом слишком ярких и сильных нот. От них сделалось горячо и больно. Она изогнулась, заплакала от переполняющих ее чувств.
— Уже все, все… Не бойся… Тихо, тихо…
Ксандор целовал ее лицо, собирая слезы израненными губами. Наверное, ему тоже больно от этой соленой влаги.
— Они не были любовниками, — сказал он, немного удивленно. — О, моя родная девочка…
Остановился, давая ей время прийти в себя, а потом продолжил наигрывать мелодию, перейдя от анданте к адажио — медленнее и бережнее. Но постепенно темп ее менялся, Ива и сама уже нетерпеливо требовала аллегро, дыхание ее сбивалось, будто она пробежала без остановки несколько километров, а в какой-то момент она и вовсе перестала дышать, замерев на вдохе. Она боялась упустить кульминацию музыкальной пьесы, которую они с Ксандором исполняли своими телами. И вот точно смычок прошелся по натянутым струнам: Иву сотрясала дрожь. Набрав воздуха в горящие огнем легкие, она закричала.
Прозвучало напоследок еще несколько легких нот. Ива очнулась вся в поту. Холод растворился и оставил ее навсегда, унося с собой болезнь.
Ксандор вытер ее разгоряченное тело, укутал в покрывало, лег рядом и привлек к себе.
— Все хорошо. Я люблю тебя. А теперь отдыхай.
Он покрыл ее лицо нежными поцелуями, а потом гладил ее ладошку, пока Ива не погрузилась в целительный сон.
*** 56 ***
Как понять, что магия оставила тебя?
Ведь это не рука, не нога, чье отсутствие сразу стало бы заметно. Не осязание и не зрение… Ива лежала, закрыв глаза, и прислушивалась к себе. Что изменилось? Что оставило ее навсегда? Магия всегда была как воздух — неощутима и столь же привычна. Но что если воздух исчезнет?
Ксандор поцеловал ее обнаженное плечо.
— У тебя ресницы дрожат.
Его губы коснулись глаз и лба.
— Жар спал. Ты поправляешься! Приготовлю тебе взвара.
В голосе Ксандора явно слышаось облегчение, но Иве едва ли стало легче. Она чувствовала себя предательницей. Хуже всего было то, что вчерашняя ночь оказалась упоительна. Получается, она купила себе жизнь и свободу ценой жизни тех, кого любила? Тех, кого считала семьей? Теперь Тензи тщетно станет звать на помощь, она не сможет докричаться до Ивы.