Одиночество вдвоем

Без футболки.

В одном белье и фартуке.

И обязательно с собранными волосами. Он любит мою шею, любит трогать кожу, кусать и…

Сжимаю веки, шепотом отгоняя все мысли, чтобы приняться за дело.

Оставшуюся часть дня я провела в напряжении: всё ждала, что дверь распахнется, что домой влетит отчим, как он посмотрит на меня, как исказиться его и без того уродливое лицо.

Но на часах уже было девять, когда я, наконец, собралась с духом и поднялась на второй этаж, позволив Дилану увидеть мою комнату. Точнее хаос, царивший в ней. Парень подавился, стукнув кулаком себя по груди, и выдавил, переступив порог моей комнаты:

— Знаешь, такого свинарника даже у меня не наблюдалась, — качает головой, вертится на месте, всё осматриваясь.

Я тру кожу рук, прогоняя неприятные мурашки, бросаю взгляд на дверь матери, которая наверняка заперта, после чего вхожу в свою комнату, пытаясь не пропускать в голову неприятные всплывающие воспоминания:

— Из-за этого мы и поссорились, — ложь. Я лживая.

— Мило, — Дилан пальцем надавил на завалившийся на бок стул. Выпрямляется, подойдя к креслу, которое стояло у шкафа рядом с кроватью. Бросает на него рюкзак:

— Я приму ванну, — ставит перед фактом, но я реагирую отрицательно:

— Может, завтра?

Дилан щурится, проворчав с раздражением:

— Ты же сказала, что я могу свободно пользоваться ею, нет?

— Да, но от… Отец, — проговариваю, вздохнув. — Он может скоро прийти и…

— И? — смотрит на меня. Внимательно, словно ожидая чего-то, что ставит меня в тупик. Откашливаюсь, пожав плечами:

— Он… Он любит сразу после работы принимать душ, а если ванна занята, то он злится, — и опять ложь. Вранье. Мои глаза горят, ведь у меня странное чувство… Словно, Дилан видит меня насквозь. Знает, что я лгу ему, и от этой мысли мне становится не по себе.

Но парень не докапывается. Он пожимает плечами, спокойно снимая с себя кофту:

— Окей, — опускает рюкзак с кресла на пол, а сам садится на него, скользнув ладонью по волосам. — Ты принимала лекарства? Я не рассчитываю задерживаться здесь дольше, чем два дня.

— Я выпила что-то… — прикрываю дверь, только сейчас осознав, что это совсем небезопасно. В эту самую секунду меня осенило: я дома. Я в своей комнате. Я снова вернулась сюда, несмотря на то, что произошло со мной в этих стенах.

— Что-то? — голос Дилана возвращает меня из мыслей. Смотрю на него, решая не мешкать и хотя бы сохранить уверенность в голосе.

— Да, — обхожу кровать, роясь в сваленных на полу вещах, чтобы найти свой паспорт. И да, я точно помню, что он находится в этом ящике стола, который я отбросила в тот день к другой стене, но здесь его нет. Неужели, отчим забрал?

Не показываю растерянность, просто сев на край кровати. Не собираюсь переодеваться, и не уверена, что смогу уснуть здесь, но болезнь играет свою роль — меня клонит в сон, который наверняка будет неприятным и тревожным. Иначе быть не может.

Ложусь на кровать, поворачиваясь на бок, лицом к парню, который достал телефон, пытаясь занять себя чем-то. Ему придется спать на кресле. Как-то не продумала этот момент, хотя моя голова сейчас не способна вообще думать. Смотрю на Дилана, хмуря брови, ведь чувствую, как в животе вновь дала о себе знать тянущая боль. Сгибаю ноги в коленях, положив руки на подушку, и тихо спрашиваю:

— Эй, а где сейчас Дженни? — хочется хорошенько треснуть самой себе за такие вопросы, но пускай это сделает О’Брайен. Правда тот совершенно спокойно смотрит на меня, опустив руку, в которой сжимает телефон, а пальцами другой трет подбородок, хмуря темные брови:

— Не думаю, что это твое дело, — хрипит, кивнув головой.
– Спи, — встает с кресла, и я обеспокоено приподнимаюсь на локти, наблюдая за ним с тревогой в глазах, что вызвало со стороны парня ухмылку:

— Спокойно, я свет погасить хочу, — хлопает по выключателю — и вся комната канет в темноту, до мурашек знакомую мне. Не ложусь, с напряжением ожидая возвращения О’Брайена на кресло, и только после этого опускаюсь обратно, не пытаясь натянуть на себя скомканное в ногах одеяло.

Мне жарко, душно.

Горло горит, как и всё тело. Смахиваю со лба пот, не сдержав сухой кашель.

Знаю, что меня ждет.

Отчим вернется. Он может быть нетрезв, тогда не станет церемониться.

Хмурюсь, приоткрыв сухие губы, ведь осознаю, что Дилану тоже может перепасть. Я совершенно не думала о нем, только о себе, о своей безопасности.

Но никто не может мне её гарантировать.

Ведь у комнаты есть ключ. Но он только у отчима.

***

Час, два, а может и все три сидит, бесцельно роясь в телефоне. Лишь бы занять себя, неважно чем. Дилан знал, что не сможет спать в чужом доме, но оправдывал свое согласие тем, что просто хочет хорошенько поесть и принять теплый душ. Тело затекло, так что приходится всё время менять положение, чтобы не ощущать дискомфорт. Но с каждой минутой тяжелее. Парень выдыхает, закинув голову. Смотрит в темный потолок, глаза уже привыкли к ночному мраку.

О’Брайен прислушивался. Он ощущал себя не в своей тарелке в этом доме. Его сводит с ума непонятное напряжение, каждый шорох и шум вынуждает прекратить дышать до тех пор, как парень не уверит себя, что ему показалось. Ему не нравится это место.

Но ещё Дилан слушал её.

Слушал, как тяжело дышит Эви, иногда прерываясь на сухой кашель, который, наверняка, рвет её глотку, принося боль. Девушка не ворочается, лежит, словно замерев, изредка вовсе прекращая дышать, чем вынуждает О’Брайена взглянуть на неё. Парень чешет макушку, хмуро наблюдая за Эви, которая еле ерзает на кровати, явно с трудом глотая комнатный воздух. Дилан поднимается с кресла, осторожно, тихо, пытаясь смотреть под ноги, чтобы не создавать лишнего шума. Останавливается в шаге от кровати девушки, медленно наклонившись, вытягивая руку, пальцы которой неясно, отчего трясутся.

– Я в порядке, — её хриплый голос беспокоит, но девушка всё равно улыбается, позволив встревоженному брату потрогать её лоб.

Касается кончиками пальцев мокрого, горячего лба Эви, которая поморщилась, но не разжала веки. Дрожит, еле заметно. Дилан проглатывает скопившуюся во рту воду, выпрямляется и подносит ладонь ко рту, кусая кожу костяшек. Оглядывается, бросает взгляд в сторону двери, решая не лезть со своей помощью и вернуться в кресло, вот только Эви вновь начинает кашлять, странным образом побуждая парня к действию. Что он может? Ничего. Он — не чертова мамочка, которая знает, как правильно заботится о других, но, кажется, лучше принести влажное полотенце, чтобы хоть немного «ослабить» жар. На этом помощь парня ограничится.

Избавляется от скованности, направляясь к двери, которая, как назло, скрипит при попытке открыть её. Оглядывается, убеждаясь в том, что Эви не проснулась, после чего протискивается в коридор, оставив небольшую щелку. Не включает свет, полагая, что лучше не тратить электроэнергию в чужом доме. Ладонью скользит по стене, наконец, нащупав поверхность деревянной двери. Касается холодной ручки, так же осторожно открывая, и заходя внутрь. Темно. Холодно. Он понятия не имеет, как всё устроено в ванной комнате, поэтому делает шаги, пальцами одной руки изучая расположение вещей. Что ж, раковину обнаружил сразу, ударившись об неё бедром, бортик ванной, на стене рядом обычно располагаются трубы, по которым течет горячая вода. Стиральная машина, точнее, О’Брайен предполагает, что это она. Вот и сложенные полотенца. Дилан берет одно, вернувшись к раковине, и касается пальцами ручки крана, желая повернуть её, но замирает. Внезапно.