Одиночный полёт

– Штурман, как курс?
– спрашивает Добруш.

– Курс хорош, командир.

– Стрелок, у вас все в порядке?

– Все в порядке, командир.

– Не забывайте о кислороде. Какое у вас давление? На высоте восьми тысяч метров, где атмосферное давление составляет меньше половины нормального, пилоту нужно постоянно следить за самочувствием своего экипажа. Малейшая неполадка с подачей кислорода - и наступает обморок, а через несколько минут смерть, Человек даже почувствовать ничего не успеет,

– Сто двадцать, командир.

– Как? Вы успели съесть тридцать атмосфер?! Стрелок, вы что - костры им разжигаете?

Надо же! Кислород им особенно потребуется на обратном пути, потому что возвращаться предстоит на восьми с половиной - девяти тысячах метров. Им нужно экономить горючее, а именно на этих высотах у них будет сильный попутный ветер. Но если кислорода на обратный путь не хватит...

– Нет, командир, я им дышу, - с обидой возражает стрелок.

– Так дышите поэкономнее! Немедленно уменьшите расход кислорода!

В наушниках слышится сопение стрелка и потом его голос:

– Уменьшил, командир.

– Ладно. Штурман, у вас какое давление в баллоне?

– Сто двадцать пять.

– Ладно.

Хоть один умный человек нашелся. Добруш понимает, что несправедлив. Расход кислорода у стрелка нормальный. Но это уже сказывается Кенигсберг. Города не видно, но пилот всем своим телом чувствует его приближение, чувствует затаившуюся в ном опасность. И он нервничает.

– Эй, стрелок!..

– Я слушаю, командир,

– Не злитесь.

– Не буду, командир.
– Стрелок веселеет.
– Долго нам еще? Я совсем окоченел...

– Штурман, как цель?

– Девять минут тридцать секунд.

– Стрелок, вы слышали? До Кенигсберга - девять минут тридцать секунд.

– Понял, командир. И они смолкают.

10

...Добрушу необходимо было поговорить со штурманом Назаровым.

В землянке, служившей одновременно и клубом, и столовой, и библиотекой, было почти пусто. За столиком у окна двое летчиков играли в шахматы. Трос других, среди которых находился и майор Козлов, перекидывались в карты.

Назаров сидел на табуретке у стеллажа и читал книгу. На нем были безукоризненно выглаженные брюки, ослепительно сверкающие ботинки и новенькая кожаная куртка. Выбритое до синевы лицо его казалось аскетически сухим и строгим.

– Мне надо поговорить с вами, штурман, - сказал Добруш, подойдя. Назаров поднял голову и взглянул на него.

– К вашим услугам.

– Но, пожалуй, не здесь, - сказал Добрую, оглянувшись.

Штурман положил книгу на полку и поднялся. За столиком, где сидел майор Козлов, установилась тишина. Летчики с любопытством поглядывали на Добруша с Назаровым.

Добруш уже было прошел мимо и взялся за ручку двери, как вдруг сзади услышал шепот:

– Да какой из него летчик! Карьерист и бабник, недаром из истребителей выгнали...

Добруш опустил руку и повернулся. Шепот оборвался. Шрам на лице капитана начал медленно чернеть. Он шагнул к столу.

– Вы хотели мне что-то сказать, Козлов?
– спросил он майора... Тот приподнял брови с деланным удивлением.

– Я? Ну что ты, дорогуша, здесь о тебе...

– Встать, - тихо сказал капитан. Козлов уставился на него с изумлением.

– Что-о?! Да как ты смеешь так разговаривать со стар... Капитан положил руку на кобуру пистолета. Майор осекся.

– Встать!
– повторил Добруш. Не спуская глаз с руки капитана, майор начал медленно подниматься.

– Имей в виду, - проговорил он, бледнея, - это тебе...

– Смир-рна! Козлов вздрогнул.

– А теперь повторите вслух то, что вы шептали. Я предпочитаю, чтобы такие слова мне говорили в лицо, а не в спину.

– Я ничего не... Капитан ждал, глядя на него в упор тяжелым взглядом,

За соседним столиком перестали играть в шахматы.

Лейтенант, сидевший рядом с майором, заинтересовался картами, которые держал в руках. Второй летчик откинулся на спинку стула и с любопытством поглядывал то на капитана, то на майора.

– ... не говорил, - выдавил майор. Добруш презрительно скривил губы.

– Оказывается, вы не только мерзавец, Козлов. Вы еще и трус. Майор судорожно дернулся.

– Садитесь!

Добруш резко повернулся и пошел к двери. Штурман, со скучающим видом разглядывавший в продолжение этого разговора спичечную коробку, шагнул за ним.

– Не стоило вам связываться, - заметил ой, когда они вышли.

– Так уж получилось, - хмуро сказал капитан.

– Просто он боится, что вас назначат командиром третьей эскадрильи вместо него.

– Теперь он побежит жаловаться к полковнику, к... Ну, да ничего. Я ведь видел, что вы всего лишь поправляли кобуру.

– Спасибо.

Когда они спустились в землянку пилота и штурман устроился у стола, Добруш подвинул к нему планшет.

– Как вам нравится эта линия?
– спросил он. Назаров посмотрел на карту.

– Кенигсберг? Добруш кивнул.

– Когда?

– Сегодня. Ночью. Штурман почесал пальцем подбородок,

– Кто у вас сейчас штурман?

– Коблов.

– С Кобловым лететь нельзя.

Добруш сунул в зубы трубку и затянулся дымом. Назаров задумчиво посмотрел на карту.

– Он не может ориентироваться, - сказал он.
– Но суть не в этом. До Кенигсберга вы его довезете, но ведь он висит над целью не меньше пяти минут. Я видел его в деле. Он подумал.

– Если бы с вами полетел я, мы вернулись бы.

Добруш кивнул.

– Я знаю, что вы хороший штурман. Назаров поднялся,

– Я готов.

11

– Командир, прошли Мемельскую косу, - говорит штурман.
– Разворот влево. Курс девяносто три.

– Понял. Девяносто три.

Машина круто кренится. Впереди показываются редкие огоньки. Пилот выравнивает машину.

– Взял девяносто три.

Он склоняет голову и смотрит вниз. Потом снова выпрямляется и застывает. Внизу - серая пелена.

– Командир, до Цели - пять минут.