Одинокие души

– А ты моя правая рука, - Шрам слабо сжимает ладонь брата и горько улыбается. – Не

подведи.

Неожиданно в палату заходит медсестра. Она оглядывает нас недовольными, узкими

глазами и выдыхает:

– Время посещений закончилось. Попрошу всех на выход.

– Но он только что пришел в себя, - протягивает Кира. – Дайте нам ещё хотя бы пятнадцать

минут.

– Это не мои правила.

– Пожалуйста.

– На выход! – писклявым голосом злится женщина, на что блондинка едва сдерживается. Я

вижу, как подруга сжимает руку в кулак, но качаю головой. Никаких драк в больнице.

Никаких побитых медсестер.

Раздраженно закатив глаза, Кира выдыхает.

– Я не подведу тебя, - серьёзно отрезает Макс, встает с кровати и решительно

выпрямляется. – Я найду предателя, обещаю.

– Я в этом уверен.

Когда мы почти выходим, я слышу свое имя. Оборачиваюсь и незаметно приближаюсь к

Шраму. Тот вновь выдавливает улыбку и шепчет:

– Макс в гневе очень похож на тебя. Любит рубить сгоряча, так что присмотри за ним, хорошо?

– Конечно, - я киваю и робко поджимаю губы.

– И ещё, ворон на запястье у предводителя – не зацикливайтесь на этом, ведь от тату

можно избавиться. Смотрите глубже. В центр проблемы. Здесь загвоздка не в желании

отомстить, здесь загвоздка в желании занять уже нагретое место. Я чувствую, когда нам

хотят навредить на поводу у обиды. Здесь другое. Нас просто-напросто хотят заменить.

– Хорошо. Я учту твои слова. – Решительно киваю. – Выздоравливай. Ты нам нужен.

– Как только, так сразу.

– Девушка, - протягивает медсестра. – Вы меня не услышали?

– Всё, все. Я уже ухожу.

Машу Шраму на прощание и присоединяюсь в коридоре к Максу и Кире.

– Он что-то сказал тебе? – с едва заметной завистью, интересуется блондинка.

– Да, он попросил не зацикливались на татуировке ворона.

– Но ведь это явное указание на предателя.

– Не знаю, - пожимаю плечами. – Так сказал Стас, и я не думаю, что у нас есть повод не

доверять ему.

Проходит четыре дня с тех пор, как мы навещали Шрама. Я беспрерывно размышляю над

его словами, всю думаю, кого же он имел в виду, говоря о замене, но сталкиваюсь с

непробиваемой стеной. У меня нет ответов, у Стаса почему-то есть зацепки. Я собиралась

съездить к нему позавчера, но не успела. Репетиции вальса, подготовка к выпускному, тесты и мамины наставления заняли все время. Пришлось передвинуть встречу на

сегодня. Но и тут находится ложка дегтя.

Очередная репетиция вальса.

О ней мне сообщил Леша, пару часов назад. Я думала, что опоздаю, но неожиданно папа

вызвался подвезти меня.

И вот мы сидим в машине. Молчим. Энтузиазм вначале и замкнутость сейчас пугают

меня. Приходится делать вид, будто я не замечаю, как он напряжен, и как дрожат мои

руки.

– Я знаю о том, что Карина украла деньги, - внезапно признается папа, и я растеряно

вскидываю брови. – Мама рассказала.

– Да? – качаю головой. – Мне казалось, мы закрыли эту тему.

– Её нельзя закрыть, ведь такой поступок не назовешь хорошим.

– Поверь мне, Карина не хотела этого. Её вынудили обстоятельства.

– Хотелось бы узнать какие. – Он сворачивает вправо и тяжело выдыхает. Повисает

тишина, но затем он прерывает её очередным вопросом. – Это как-то связано с тем, что

Станислав Древаль находится в больнице?

– Конкретно с этим – нет, - я мну перед собой руки и молюсь поскорей попасть в школу.

Удивительное чувство. Никогда не думала, что попрошу об этом высшие силы. – Это

связано с шантажом. Ей поставили условие: или она приносит деньги, или навредят её

семье.

– В таком случае, мы должны обратиться в полицию.

– Нет смысла.

– Как это нет?

– Личность человека, шантажировавшего её, неизвестна. – Я выдыхаю и серьёзно смотрю

на папу. – Поверь, если бы я только знала, кто заставил Карину пойти на такое. Я бы не

сидела на месте.

– Ох, Лия. Такое чувство, что я попал в прошлое.

Слова вырываются из его рта нечаянно, спонтанно. Я удивленно вскидываю брови,

пытаюсь осознать их суть, когда папа рассекречено выдыхает.

– Ты потеряла память, и мы с мамой решили отгородить тебя от того, что причинило тебе

такой вред. – В его голосе метал, хотя я даже не думала спорить. – Твои поздние приходы, проблемы с учебой, синяки, протесты – всё это закончилось в тот же день, когда ты

очнулась после травмы. Ты изменилась, стала лучше, и мы не захотели мешать тебе

начинать новую жизнь.

– Как видишь, старая часть биографии не собирается меня отпускать.

– Попытки оставить тебя дома, наказать, пресечь споры, - продолжает он. – Все это

оборачивалось против нас. Я однажды запер тебя, а ты спустилась из окна по канату, который тебе благополучно скинул какой-то дружок с крыши. Это просто смешно, когда

родители теряют контроль над ребенком, особенно над девушкой. Я понятия не имел, что

упустил. Как позволил тебе стать такой, - он покачивает головой и выдыхает. – И я так

обрадовался, когда ты изменилась. Лия, ты потеряла память, чуть не умерла, а я

обрадовался, что жизнь приняла такой исход.

– Видимо, я доставляла вам много проблем, причиняла боль, - виновато протягиваю. – Не

думала, что я способна на такое. Хотя сейчас уже сомневаюсь.

– В любом случае, что было, то было. Главное, что теперь ты изменилась. Я вижу, как

поменялось твое мировоззрение, однако, боюсь, вновь потерять тебя. Или, например, потерять Карину. С тобой всё начиналось примерно таким же образом. Сначала мелкие

ссоры, а потом – бац, и все. Мои слова перестали для тебя что-либо значить.