Одинокие души

лишь ужаснуться и попытаться не упустить ни секунды.

Я так и вижу перед глазами табло. На первом месте дни, которые тянутся безумно долго.

Затем часы, минуты, секунды. И лишь миллисекунды заставляют задуматься, показывая, как цифры в бешеном ритме сменяют друг друга.

Вот я лежу на кровати, смотрю на это табло, а время идет. Бежит. Несется. Никого не ждет.

Чего же тогда жду я?

Не знаю. Переворачиваюсь на бок, и закрываю глаза. Возможно, я жду, что решение само

собой свалится мне на голову. Что прощение снизойдет с небес, а вина таинственным

образом испариться.

Эти мечты лишь доказывают, насколько я неспособна сейчас справиться с

существующими проблемами. Я подросток. Ребенок. Я могу лишь жаловаться, сетовать и

пенять на судьбу. Что вы от меня хотите? Чего ждете?

Я совершила ошибку, натворила кучу глупостей, но ведь дети всегда ошибаются. Им

можно простить оплошности. Можно закрыть глаза на частые промахи. Можно!

Тогда почему внутри что-то рвется наружу? Почему так плохо?

Я сворачиваюсь в клубок, и беззащитно зажмуриваюсь.

Не считаю себя верующей, но мне кажется, что когда-нибудь я отвечу за свои ошибки. В

жизни на удивление часто действует правило «бумеранга». Если ты причинил кому-то зло, оно непременно к тебе вернется. Возможно, сейчас, возможно, чуть позже. Но рок никого

не обойдет стороной, так как равновесие и справедливость – есть гарантия нашей жизни.

Иначе, все бы мы уже давным-давно сошли с ума от бессмысленной свободы и

безнаказанности.

Кто знает, может, уже сейчас рок навис надо мной, и я расплачиваюсь за свои ошибки.

Я одна. Я одинока. Никого нет рядом, и никто мне не поможет. А даже тот, кто захочет – не

сможет этого сделать, так как мои ошибки непростительны. На них нет оправдания,

следовательно, нет и способа помочь.

Выходит, моя расплата заключается в одиночестве. Мне предстоит справиться со всем без

чьей-либо опоры, самостоятельно. И это самое сложное, так как чувствовать себя чужим и

ненужным очень больно для любого человека.

Даже для меня.

ГЛАВА 12. ФАЛЬШИВКА.

Я плачу. Я сильно плачу, трясусь, дрожу, не могу контролировать себя. Вытягиваю вперед

руки и крепко прижимаю к себе Лешу.

– Нет! – прошу я. – Пожалуйста, не надо!

– Рано или поздно это со всеми происходит.

– Но не с тобой.

– И со мной тоже.

– Но почему?

– Потому что пришло время, - Астахов поглаживает мою спину. – У нас есть ещё несколько

часов.

– Несколько часов? – ужасаюсь я. – И ты так спокойно об этом говоришь?

– А как я должен говорить?

Парень отстраняется, и серьёзно смотрит мне в глаза.

– Будь сильной, - приказывает он.

– Но я не могу.

– Ты должна.

– Леша, я…, - Астахов уходит. Внутри всё сжимается. – Нет, - шепчу. – Нет! Постой.

Подожди! – друг отдаляется от меня всё дальше. – Не покидай меня. Пожалуйста!

– Кобра, - я испуганно вздрагиваю и вижу перед собой маму. Она в черном костюме, бледная, и она только что назвала меня по прозвищу. – Пойдем со мной.

– Куда?

– Пойдем.

Мама тянет меня к каким-то длинным, бесконечным столам. Вокруг них скопились люди, в основном женщины. Они режут фрукты, овощи, колбасу. Раскладывают на тарелки

бутерброды, грибы и канапе.

– Помогай, - приказывает мама, уходит, и я сглатываю. Вытираю слезы, осматриваюсь.

Вдруг вижу вдалеке Киру. Бегу к ней.

– Эй, - я едва не врезаюсь в блондинку. Та пьет виски из чашки. Кажется, это мамин

любимый сервиз. – Мы должны что-то придумать!

– Ты чего такая нервная? – удивляется подруга. – Давай лучше выпей со мной, расслабься.

– Да, не собираюсь я расслабляться!

– Господи, Лия. Утихомирь пыл. Что никогда не была на похоронах?

– Очнись! – визжу я. – Это Лешины похороны! Леша скоро умрет!

– И что? Все умирают.

– Издеваешься?!

– Милая моя, - Кира отставляет чашку, кладет мне на плечи холодные руки. – Ты ничего не

сможешь сделать. Такова жизнь.

– Нет!

Я сбрасываю ладони подруги, бегу как можно дальше от неё. Натыкаюсь на маму, резко

поворачиваюсь к ней спиной и несусь в сторону актового зала. Тут тоже много людей. Мои

одноклассники сидят на предпоследнем ряду, Трубецкая машет рукой, подзывает меня к

себе. Я нехотя приближаюсь.

– Мне так жаль, - протягивает она, и жалостливо улыбается. – Астахов ведь был твоим

другом.

– Почему был?

– Как почему? Он ведь скоро умрет.

– Не правда, - я глубоко втягиваю воздух, и испуганно прикрываю глаза. – Нет, он не умрет.

Нет, нет.

– Ну чего ты сопротивляешься? – удивляется Марина. – Людям свойственно уходить.

– Замолчи.

– Законы природы не перепишешь.

– Замолчи.

– Такова его судьба.

– Замолчи!

Я зло размахиваюсь, хочу ударить Трубецкую по губам, но тут мою руку перехватывают.

Растеряно поворачиваю голову в сторону.

Макс.

– Ты чего? – недоуменно протягивает он, сжимая мою кисть. – Опять взялась за своё? Да?

Решила подраться?

– Нет, - оправдываюсь и горблюсь. – Нет, я не хотела.

– Хотела. Ты собиралась ударить её.

– Но она плохо говорит о Леше!

– И что теперь? Из-за этого она заслуживает того, что ты собиралась сделать?

– Максим, - беззащитно протягиваю я, и тянусь к парню. – Максим, что же мне делать?

– Не надо, - он отстраняется. – Не прикасайся ко мне.

– Что? – ошарашено замираю. – Почему? Ты больше не любишь меня?

– А разве когда-то меня любила ты?

– Конечно!

– Всему виной твоя память, - недовольно усмехается Макс. – Ты ведь забыла, да? Наши