Одинокие души

были на работе. Помню эти бешеные эмоции: этот страх за неё, за её самочувствие, за её

безопасность. Голова всегда шла кругом, и эти ощущения настолько въелись мне под кожу, что я не могу от них избавиться, и по сей день. Дикое переживание, безумная тяга, волнение, страх: я засыпаю и просыпаюсь с этими чувствами. Считаю себя обязанной

охранять её, защищать. Считаю себя её опорой, противоядием, водой в засуху. Я та, кто

должен быть у сестры постоянно, регулярно, беспрекословно. Я та, кто ей нужен!

Почему она этого не понимает? Почему отталкивает меня?

Я отдала ей часть своего сердца, часть своей жизни. И мне больно от той мысли, что она

больше во мне не нуждается.

Я грустно выдыхаю, проваливаюсь в размышления, а когда выплываю из них,

обнаруживаю стрелку часов далеко за пределами семи.

– Черт, - подрываюсь, бегу в ванну. Она закрыта. Бью по двери кулаком. – Эй, я

опаздываю! Пожалуйста, впусти меня.

– Не мое дело, - отрезает сестра, и я раздраженно выдыхаю. Ну, почему, порой, от

безмерной любви хочется свернуть ей шею?

– Карина!

– Отвали, - пропевает она, на что мне приходится никак не среагировать: драка утром – не

самое хорошее начало дня.

Иду в комнату, надеваю мятый свитер и джинсы. В портфель забрасываю то, что лежит на

столе: надеюсь, мне повезло, и это именно те учебники, которые нужны. Затем нервно

несусь на кухню. Рассыпаю сначала заварку, потом сахар, ударяюсь коленкой о ножку

стола и рычу, словно дикая, от злости.

– Потише, - усмехается мама, и я раздраженно встречаю её на пороге. – Ты так соседей

спугнешь.

– День не очень.

– Нужно было ставить будильник.

– Он не сработал, - лгу и язвительно усмехаюсь: на самом деле я даже забыла о том, что

такая функция существует в моем телефоне. Как-то мысли о стае совершенно вытеснили

мысли о жизни. – Почему Карина так долго в ванной? Ей что не надо в школу?

– У неё первая физкультура. – Мама достает себе чашку и ставит её на стол.

– И что?

– Вчера ей было нехорошо. Так что наворачивать круги по залу для неё сейчас не лучшая

идея.

– О, ну да. Это ведь Карина: её ветром снесет, снегом заметет, дождем намочит…

– Перестань, - мама усмехается. – Хватит язвить. Лучше давайте сегодня устроим

девичник. Папа возвращается послезавтра из Москвы.

– И ты хочешь отметить последние дни без него?

– Я хочу просто посмотреть фильм со своими детьми, это смертельно? – она заливает

кипяток себе в чашку и облокачивается спиной о холодильник. – Купим мороженое и

включим «Сумерки».

– Оу, мама. Какие «Сумерки»? – я недовольно закатываю глаза. – Ты что сегодня дома?

– Да. У меня выходной, и я не собираюсь провести его в одиночестве. Если не хочешь

смотреть этот фильм, найди другой. Мне все равно. Главное, просто побыть вместе.

– Не думаю, что Карина обрадуется такому предложению.

– Заодно и помиритесь, - улыбается мама. – Нельзя вечно воевать друг с другом.

– Не мне надо об этом говорить, - допиваю чай и выдыхаю. – Ладно. Приду после занятий

по русскому языку, и посмотрим что-нибудь.

– Вот и договорились. – Целую маму в лоб, и иду к выходу. – У тебя есть деньги на

автобус?

– Да.

– Позвони, когда доедешь.

Киваю, хотя прекрасно осознаю, что не стану перезванивать. Мама тоже это понимает, но

никак не может отучить себя от привычки видеть во мне семилетнего ребенка.

Естественно, в школу я опаздываю.

Учительница по литературе не хочет впускать меня в кабинет. Отчитывает, поучает, в

общем, расслабляется и получает удовольствие. Я стаю и терпеливо выслушиваю все её

причитания, хотя в мыслях представляю, как подхожу и грубо ударяю её головой о стол. О, прекрасные мысли.

После этого урока, в кабинет приходит мой классный руководитель. Она худая. Уставшая

от жизни женщина. Я вижу насколько надоело ей преподавать, вижу, как плохо и тяжело у

неё на душе. Она прекратила радоваться очередному утру в тот самый момент, когда стала

учительницей. Бедная женщина. Мне всегда было жаль тех людей, которым приходилось

делать то, что забирает любовь к жизни.

Вспоминается старая поговорка: он умер или стал учителем.

Смешно.

Скрипя зубами, классный руководитель напоминает о том, что через месяц начнутся

репетиции к выпускному. Вероника Петровна так же говорит о деньгах, которые должны

сдать родители, о сценарии к последнему звонку, и о вальсе. Девочки сразу же начинают

мысленно кричать от восторга, парни одновременно вжимаются в стулья, и я одна не

понимаю, почему люди вообще реагируют на сказанные слова. Кому какое дело до

выпускного? Неужели меня должен волновать треклятый вальс, в то время как какая-то

банда подростков желает моей смерти? Не смешите. Плевать на праздник, плевать на

шарики и платья. Я хочу жить. Большего мне не надо.

На перемене иду в столовую и встречаю Астахова. Он грустный и уставший. Меня

начинает волновать состояние друга: слишком уж часто на нем нет лица.

– Как дела? – осторожно интересуется Леша, и мы садимся за наш столик около окна.

– Никак, - отпиваю сок, по вкусу напоминающий испорченное яблоко, и корчусь. – А у

тебя?

– Так же. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке после вчерашнего.

– Все в порядке не может быть. Я узнала много интересных вещей, и теперь не думаю, что

смогу вновь посмотреть на себя в зеркало хотя бы без капли ненависти и гнетущего

разочарования. – Выдыхаю. – Забыла спросить: куда ты вчера пропал?

– О чем ты? – Астахов есть картошку и хмурится. – Куда пропал?

– Ты должен был приехать на машине, помнишь?

– А. Ну так я и приехал, но вас уже не было. Позвонил: ты не взяла трубку, видимо, была