Одинокий путник

– Поэтому Невзор сказал, что ты стоишь над народами?

– Да. Мои предки семьсот лет живут вместе со словенами, мы давно верим в одних и тех же богов, но, как видишь, он все равно считает меня чужим, – с горечью ответил колдун, – а я не чужой, я просто... Я не вижу разницы между словенами и карелами, между карелами и варягами, между карелами и татарами, тевтонцами... Тут Невзор прав.

История любви матери колдуна так тронула сердце Лешека, что он сочинил о ней одну из лучших своих песен.

* * *

Лешек добрался до Лусского торга на рассвете и повернул к постоялому двору, где когда-то они останавливались вместе с колдуном по дороге к Невзору. Это было единственное знакомое ему место, и, по-хорошему, стоило сначала осмотреться, но он только окинул взглядом село и, не увидев на дороге черных клобуков, ускорил бег коня. Ветер стих, небо прояснилось, день обещал быть морозным.

У коновязи стояло много лошадей, и Лешек поначалу испугался – не монахи ли посетили постоялый двор, но, судя по седельным сумкам, этих людей он никогда раньше не видел. Лешек с трудом слез на землю, привязал коня с самого края, и, снова осмотревшись, осторожно приоткрыл дверь.

Нет, это были не монахи – за большим столом расселись хорошо одетые воины, с аккуратно постриженными бородами, в сапогах и с собольими шапками, разбросанными по столу. Лица их оставались мрачными и серыми, каждый сидел, уткнувшись в свою тарелку, и по столовой разносился только глухой стук ложек, поэтому на скрип двери оглянулись все разом. Лешек смешался и хотел захлопнуть дверь, но, подумав, перешагнул через порог. Если Дамиан договорился с людьми князя, он не успеет уйти, а, напротив, бегством только возбудит подозрения. А так... Может, его и не узнают?

Хозяин, стоящий у печки, силился рассмотреть, кто его новый посетитель, и для этого ему пришлось выйти на середину столовой. Тусклый свет узких слюдяных окон не разгонял полумрака, и хозяин взял со стола свечу, подошел к замершему на пороге Лешеку и поднес ее к его лицу.

Это был тот самый человек, который пять лет назад принимал их с колдуном на ночлег, только стал он еще более грузным, а мешки под глазами совсем обвисли и потемнели. Он сощурился, поднял свечку повыше, и вдруг лицо его осветилось радостным удивлением, глаза сверкнули и он широко улыбнулся:

– Поющий ангел? – робко спросил он, – ты ли это?

Лешек кивнул. Он не ожидал, что хозяин узнает его после стольких лет, и на него сразу нахлынули воспоминания – о поездке к Невзору, о колдуне, о том, как внуки хозяина, разинув рты, слушали его пение...

– Мои внуки до сих пор помнят твои песни... – сказал хозяин, и в его глазах блеснули слезы, – проходи, садись.

– У меня нет денег, – выговорил Лешек, проглатывая ком в горле.

– Какие деньги! Что ты говоришь! Разве что... Если ты сможешь спеть...

Лешек улыбнулся растрогано:

– Конечно. Только... я очень замерз и устал.

Воины с любопытством смотрели на эту встречу, мрачность сменилась заинтересованностью – не иначе, Дамиан договорился с ними.

– А это не тот, кого мы ждем? – спросил старший, сидящий во главе стола.

– Что ты! – всплеснул руками хозяин, – это не вор, это поющий ангел! Вы увидите! Подождите немного, ему надо согреться и поесть, и вы увидите!

Воины переглянулись и кивнули друг другу – знакомый хозяина, да еще и поющий ангел явно был не тем, кто им нужен.

Хозяин усадил Лешека спиной к печке, и принес горячей жирной каши. От тепла немного успокоилась ломота от ушибов, зато загорелись рваные раны от укусов собак – хорошо, что в полумраке никто не разглядел его окровавленных коленей и рук. После сытной еды сразу потянуло в сон, и Лешек с трудом поднимал отяжелевшие веки – конечно, если бы он уснул, ничего страшного не произошло бы, но он обещал хозяину спеть и не хотел его разочаровывать. Он отдал пустую тарелку хозяину, и внимательно оглядел воинов, сидящих за столом с кружками горячего меда. Интересно, какие песни им можно петь? Лешек впервые задумался над таким вопросом. Монахам он просто не пел ничего, простым людям в деревнях на севере он мог спеть любую песню, а на юге? Там, где народ ходит в церкви и носит кресты? Можно ли им петь о любви, о свободе, о предрассветной мгле на полях или зимней дороге между двух заснеженных берегов?

Перед ним сидели воины, и Лешек, в конце концов, остановился на песне о том, как князь Олег победил Царьград – когда-то его поразила книга об этом. Впрочем, тут же в голову пришли и другие песни о воинских победах: о битве на Чудском озере, о героической крепости Козельска, и Евпраксии, которая предпочла смерть плену.

Он пел, и видел, как загораются их глаза, как руки тянуться к поясам, нащупывая рукояти мечей, как распрямляются спины – что ж, значит, он угадал, и когда сочинял эти песни, и когда выбрал их теперь. Хозяин снова успел собрать своих внуков, только вместо маленьких детишек на Лешека смотрели взрослые парни и девушки.

Его просили петь еще и еще, и, когда героическая тема себя исчерпала, Лешек запел о любви, а потом и вовсе перестал выбирать песни и не задумывался о том, ходят эти люди в церковь и носят ли они кресты. Низкое солнце висело на юге, а он все пел – ему так давно не доводилось петь в полный голос, и чувствовать, что ему внемлют, и ловить волнение слушателей, впитывать его в себя и возвращать им сторицей обратно, чтобы снова ловить, и снова возвращать...

Дверь распахнулась широко и уверенно, вокруг нее закружился морозный пар, и солнечный свет ударил Лешеку в лицо, освещая его с головы до ног. Он пел последние слова песни о Купальской ночи, о том, как на рассвете радужно «играет» солнце, и открывшаяся дверь стала достойным ее завершением. Лешек прикрылся от света ладонью, чтобы рассмотреть вошедших: на пороге замерли от удивления двое монахов, в одном из которых он без труда узнал брата Авду.

Песня, хоть и смолкла, все еще держала его парящим над землей, и зрители тоже восхищенно молчали, и даже не оглянулись на вошедших монахов. Брат Авда посторонился – лицо его оставалось равнодушным – и указал толпящимся сзади него дружникам на Лешека:

– Взять его.

Монахи не слышали песни, поэтому не замедлили исполнить приказ, и по одному, нагибаясь, пошли внутрь, как вдруг воины князя медленно, с достоинством поднялись с мест и преградили им дорогу. Лешек шагнул назад, к стене, растерявшись, и хозяин, взяв его за руку, притянул к себе, в угол, словно защищая.

Брат Авда, заметив задержку, шагнул в избу сам, захлопнул дверь и подслеповато осмотрелся – после яркого зимнего дня полумрак казался непроглядным.

– В чем дело, Путята? Или князь не сказал тебе, кого мы ловим? – Авда прищурился и откинул голову назад, сверху вниз глядя на старшего из воинов, вышедшего вперед.

– Сказал. Он сказал, что ловить надо злодея и вора, но я покуда не видел здесь воров и злодеев, – Путята презрительно усмехнулся.

– Разве ты не знаешь, во что он был одет? Тебе не сообщили его приметы?