Одиссея жупана Влада

Триумфальное шествие неторопливо двигалось через весь город к императорскому дворцу, где передние колонны уже выстраивались полукругом на главной городской площади. В центре ее на огромном украшенном и драпированном помосте, в обрамлении военных знамен и значков на троне восседал сам император Григорий, уже в диадеме и ингисниях. По обеим сторонам от него стояли нобилисса Валерия и славянский полководец. Несколько ниже императора восседал на епископском троне карфагенский пастырь Киприан, в окружении церковного клира. Здесь же находились высшие офицеры и сановники. Сам же император благосклонно взирал, как к подножью его трона схоларии бросали вражеские знамена. Затем подвели и несколько богато одетых пленников из числа уцелевших командиров арабского войска. Дюжие императорские кандидаты заставили их сначала встать на колени, а затем и вовсе припасть к земле. Григорий, поднявшись с трона, надменно оглядев поверженных арабов, наступил одному из них на голову, с силой вдавливая ее в горячий от солнца песок. В тот же миг заполненная до отказа площадь взрывается очередной сокрушительной овацией.

Над Карфагеном уже спустилась ночь, но город не спал – по всему городу уже шли праздничные гуляния, объявленные императором в честь победы над арабами. Воины, получившие щедрое вознаграждение от кесаря, вовсю разбрасывались золотом в столичных кабаках, тогда как городская чернь упивалась устроенными на улицах грандиозными гуляниями, закаченными по всем улицам города. Даже нищие остались довольны щедрой раздачей бесплатной еды и одежды при столичных церквях.

Пировали и во дворце – на праздничный пир собралось огромное множество приглашенных знатных гостей со всех концов владений «Августа Запада» и земель его вассалов и союзников. Всех гостей, пировавших в богато украшенных залах, развлекали многочисленные музыканты, поэты, шуты, мимы и фокусники, специально приглашенные дрессировщики зверей, известные борцы и кулачные бойцы.

Сам же император, выслушав несколько велеречивых тостов, с сожалением покинул застолье, сославшись на необходимость беседы с владыкой Киприаном. Дождавшись епископа, он закрыл за собой дверь и, налив из кувшина с вином два полновесных кубка, подтолкнул его Киприану. Сам же император, не дожидаясь, пока епископ Карфагенеский хотя бы пригубит, жадно осушил свой кубок.

– Этот язычник поставил передо мной непростую задачу, - покачал головой император, - все слышали, как я обещал руку своей дочери, тому, кто принесет мне голову вражеского полководца – не исключая и тех, кто воевал на стороне арабов. Мог ли я подумать, что такое и вправду случится – и что не один, а сразу два вражеских командира лишит жизни кто-то вроде этого Влада?

– Вам бы не хотелось выполнять обещанное? – осторожно спросил Киприан. Григорий невесело усмехнулся.

– Навряд ли во всей Африке найдется много людей, которым бы пришлось это по душе. Множество юношей из самых знатных семейств, отважно сражавшиеся под Суфетуллой, сейчас чувствуют себя оскорбленными – и их отцы в Сенате тоже. Как и царьки мавров – Аксель Цецилий уже сейчас только что не сжигает глазами славянина.

– Не время Карфагену ссориться сейчас с архонтом Альтавы, - покачал головой Киприан.

– Да, но и им не время ссориться с нами, - пожал плечами Григорий, - иначе арабы сожрут нас всех. И именно поэтому нам не следует отталкивать этих наемников – наше войско понесло большие потери и у нас теперь каждый воин на счету.

– А на меньшее Влад не согласится, - кивнул Киприан, - я знаю его давно.

– Ты говорил, что был у него в плену, - заметил Григорий.

– Позже я встречал его еще раз, под Фессалоникой, - заметил Киприан, - во многом благодаря ему славяне взяли тот город. Со мной, впрочем, он всегда обращался хорошо, хотя и не скажу, чтобы он испытывал большое почтение к моему сану.

– Молод, честолюбив, неглуп, - загибал пальцы Григорий,- и, похоже, умелый вояка. Он знатного рода?

– Не уверен, что их верхушку можно называть знатью, - покривил губы епископ, - но род его не простой. По меркам язычников, разумеется.

– Еще и это, - Григорий поморщился как от зубной боли, - моя дочь не может выйти замуж за язычника – надеюсь, хоть это он понимает?

– Я ведь говорил уже, что он неглуп, - усмехнулся Киприан, - думаю, его можно будет уговорить пойти на эту жертву.

– Что же, - Григорий вздохнул, - мало что я бы сделал с меньшим неудовольствием, но все же я дал слово. Если он согласиться принять крещение, - император снова поморщился, - мне придется дать согласие на этот брак. Потом, когда арабская опасность минует, я, возможно, придумаю что-то еще.

Киприан понимающе кивнул в ответ.

– А что же нобилисса Валерия, - помолчав, спросил он, - как она относится к этому браку?

Григорий криво усмехнулся.

– Ее матерью была дочь архонта Авреса, - сказал он, - и у Валерии – сердце воительницы, как и у многих женщин берберов. Во всем моем войске мало кто сможет обогнать ее на коне, ну, а флиссой и луком она владеет как настоящая амазонка. И норов у нее под стать умениям – если, что втемяшится ей в голову, то это уже не выбить. Она знает о моем обещании – и она как кошка влюблена в этого самого Владислава.

Еще двое уединились сегодня в одном из дворцовых покоев – но, в отличие от патрикия и епископа, они не тратили времени на разговоры. Комнату оглашали женские стоны, пока на устланном шелками ложе сплетались в любовных объятьях жупанич Владислав и нобилисса Валерия. Длинные сильные ноги обвили талию славянина, пока он терзал девичье лоно клинком из плоти. Горячая южная кровь делала свое дело: Валерия оказалась столь же неистовой на ложе, что и в сражениях, одинаково жадной до крови и любовных ласк. Вскоре она уже скакала верхом на бедрах славянина, разбросав по плечам длинные волосы и крича на всю комнату от избытка страсти. Когда Валерия, тяжело дыша и всхлипывая от переполнявших ее чувств, наконец, рухнула обессиленная рядом с Владом, тот, вспомнив об искусных рабынях Египта, мягко, но настойчиво направил лежащую у него на животе голову чуть ниже. Валерия на удивление быстро поняла, что от нее хотят – видимо знала о подобных утехах хотя бы понаслышке. Девичьи губы сомкнулись вокруг обмякшей плоти, а в следующий момент нобилисса заглотила ее до самых ядер. Вскоре уд Влада уже был готов к новым подвигам во славу Яра-Ярилы и Валерия, стоя на четвереньках, заходилась в крике, пока неутомимый славянин, держа ее за волосы, с удвоенной мощью входил в женское лоно.

Уже позже, когда молодые люди окончательно пресытились друг другом, Валерия прильнула к Владу, пока жупанич лениво гладил мягкую как шелк кожу.

– Значит, я у тебя не первый, - усмехнулся он.

– Но уж точно самый лучший, - пылко ответила Валерия, - у вас все мужчины такие?

– Я лучший и среди своих, - самодовольно произнес Влад, - но да, Яр не обделил мой народ своей силой. Еще до рассвета, пока мои ребята будут гулять здесь, многие женщины Карфагена убедятся в том, что я говорю правду.

– Если твои воины хотя бы вполовину похожи на тебя, - улыбнулась Валерия, - это пойдет местным только на пользу. Со времен вандалов здешний народ не обновлял свою кровь.

– Вряд ли это обновление придется по вкусу мужчинам Карфагена, - усмехнулся Влад, - также как и то, что мы занялись этим еще до свадьбы.

– Никто не посмеет сказать дочери императора, что она не была невинной на супружеском ложе, - Валерия лукаво улыбнулась, - так что впереди у нас еще первая брачная ночь.

– Тогда мне стоит поберечь силы, - сказал Влад, - если, не дожидаясь свадьбы, будем проводить время так сейчас, боюсь, на брачную ночь меня уже не хватит.

– Не верю, что такое возможно, - рука Валерии скользнула вниз, на миг стиснув упругий ствол, - точнее, я уже знаю, что это не так.

– Мне нравится, что ты так веришь в своего мужа, - рассмеялся Влад, поднимаясь с ложа, - и все же, боюсь, на сегодня нам придется прерваться. Мои люди сильно расстроятся, если их воевода так и не появится сегодня на праздничной пирушке.