Одна беременность на двоих

— В общем, через пару месяцев после этого разговора она умерла от рака груди. Ты не смотри так на меня. Я ж ничего не знаю об этом, может эти проволоки и ни при чём, но всё же я с тех пор не ношу ничего с поддержкой. И вот не просто же так во время беременности и кормления нельзя носить такие, значит всё же железы пережимают. Ты, конечно, лучше меня всё про рак знаешь, но всё же… Выкини все свои бюстгальтеры, ладно? И ещё, запишись к моему врачу, хорошо?

Я кивнула, но не потому, что собиралась исполнить её просьбу, а оттого, что глаза начало пощипывать от одной мысли про рак и маму. Я тут же уткнулась в журнал, словно могла прочесть хоть одну расплывшуюся строчку. Только бы не всхлипнуть, только бы не разреветься. Да что же такое, нервы обнажены, словно оголённые провода, от одного прикосновения к которым я вздрагивала каждой клеточкой тела.

— Догадайся, — вдруг сказала Аманда, — отчего пожар был? Администрация повесила объявление, что нельзя сушить на электрокаминах белье.

— У нас нет камина, — буркнула я чужим голосом, стараясь не выдать дрожь.

Не знаю, насколько хорошо это у меня вышло, но стакан звякнул о керамическую столешницу, и я поняла, что Аманда направилась к дивану. Я тут же принялась судорожно фокусировать зрение на буквах и прочла отчего-то вслух:

— Как правильно выбрать врача для ребёнка. Аманда, а ты уже выбрала?

Мой вопрос прозвучал одновременно со скрипом дивана. Я была уверена, что тот не скрипел, но что за шум египетских цимбал был тогда сейчас в моей голове? Тело сжалось и закостенело, когда я почувствовала на своей голой шее руки Аманды.

— Холодные? — спросила она, отдёрнув руки, когда я содрогнулась всем телом.

Я машинально замотала головой, не в силах разлепить губ, которые вдруг слиплись, будто их промазали горячим клеем. Я услышала, как она трёт ладони одну о другую, чтобы согреть, а потом к тому звуку добавился хлопок от выдавливаемого крема, и тут же я вновь вздрогнула от холодного освежающего прикосновения, ударившего в ноздри непонятным, но знакомым ароматом.

— Прости, это мой крем от растяжек с маслом кокоса. Он жирный, хороший, а ты расслабься.

Расслабься! Я сжалась так, что влезла бы в кофту на размер меньше нынешнего. Аманда забралась на диван с ногами. Боковым зрением я видела её коленки, словно она могла сейчас сесть в позу лотоса. Я непроизвольно застонала, и движения пальцев Аманды стали мягче.

— Ты — комок нервов! У тебя не шея, а железный ошейник! Тебе тут целая шоколадная фабрика не поможет!

Подушечки её пальцев врезались мне в кожу, и я судорожно держала на груди полотенце, в которое всё ещё была завёрнута, гадая, что стекает сейчас по груди — вода с волос или же капельки пота. Не только шея согрелась, но и всё тело, словно меня запихнули в сауну.

— Так что там с педиатрами? Я так и не выбрала.

Как я могла ответить на этот вопрос, если не ушла дальше названия? Я быстро перевела взгляд на яркий прямоугольник, где были напечатаны мнения читателей, и выдала:

— Важно, чтобы офис был большой, и если твой врач отсутствует, другой мог принять больного ребёнка. Должна быть круглосуточная связь с медсестрой. Должны совпадать взгляды с врачом на прививки и использование антибиотиков. Аманда, — вдруг остановилась я, — а какие у тебя взгляды на…

Я замолчала, и мы обе молчали, как мне показалось, слишком долго, а потом Аманда спросила каким-то не своим низким голосом:

— Ты о чём?

Я поняла, что пальцы её уже не двигаются, но рук с моих плеч она не убрала.

— На прививки, — сказала я тихо.

— Я о них ничего не знаю. У меня даже списка врачей нет. На следующей неделе спрошу Кена. Тебе легче?

— Да, — отозвалась я, съезжая с дивана на пол, чтобы унять бешено стучащее не только в груди, но уже и в висках сердце.

Тишина в комнате стала звенящей, словно я попала в хрустальный дворец, по которому гулял северный ветер. Шея пылала, будто её продолжали касаться руки Аманды, а мокрое полотенце сковывало льдом живот. Но сил подняться с ковра не было, как и мыслей, чтобы словами забить перезвон в ушах, поэтому я принялась нудным голосом зачитывать статью. Предложение за предложением, уверенная, что Аманда меня не слушает. Она действительно молчала, а я боялась прервать чтение и повернуть в её сторону голову, а когда сделала это, поняла, что та давно спит — в одежде, поверх скомканного покрывала.

Я обрадовалась, что утром в спешке мы не успели убрать диван — иначе мне пришлось бы спать на полу. Я заставила себя разогнуться. Во рту было до жути противно от шоколада. Горло саднило от чтения. Я скинула полотенце, повесила его на спинку кресла и принялась рыться в шкафу в поисках пижамы, но в итоге только уронила на пол целую стопку футболок и натянула одну из них. На кухне остался стоять недопитый стакан Аманды. Я, не раздумывая и секунды, пригубила из него холодной, словно из родника, живительной воды со странно-обалденным вкусом и запахом. Мне потребовалась чуть ли не минута, чтобы понять, что стакан пахнет кремом, которым пользуется Аманда. Ещё до поездки в Неваду она стала жаловаться, что у неё ужасно сохнет кожа на руках. Я взглянула на свои пальцы — те тоже были не в лучшем виде. Правда, я уже привыкла к лёгкому покраснению, которое преследовало меня с конца осени до весны. Идти в ванную, чтобы взять свой специальный крем для рук, не хотелось, поэтому я просто вздохнула и, обогнув барную стойку, вернулась к дивану, на котором отыскала себе место, чтобы свернуться калачиком и уснуть. Всё-таки кислородом мы сегодня явно передышали.

На следующее утро мы отправились к моему отцу, рассчитывая задержаться в Салинасе на пару дней и вернуться на Новый Год в Сан-Франциско. Поехать-то поехали, только вместо плюшек с корицей я вдыхала противный запах приёмной дерматолога, который согласился принять меня и страховку отца в предновогоднюю неделю, когда все, даже врачи, отправились путешествовать. А вот нам в этом году хороших каникул уже не светило, и всё из-за моей несусветной глупости, из-за которой теперь всё тело покраснело и чесалось так, что хотелось содрать с себя всю кожу и прополоскать её в каком-нибудь анти-чесоточном зелье.

Я заметила неладное ещё в машине. Кожа между пальцев и выше к запястью сильно покраснела, и я начала ощущать лёгкий зуд, не похожий на обычное раздражение. На всякий случай я заглянула в вырез, но кожа над груди оставалась чистой, а вот на локтевых сгибах появилось покраснение.

— Что там у тебя? — повернулась в мою сторону Аманда.

Я промолчала, продолжая сцепленными руками тереть перепонки между пальцами.

— Шоколада переела?

Я снова промолчала, но едва заметно кивнула, обрадовавшись такому простому объяснению. Да, у меня никогда не было аллергии на шоколад, но я никогда и не ела его в таких количествах. Я начала искать в интернете информацию и накопала всяких ужасов о том, что лицо может распухнуть настолько, что даже перестанешь видеть. От таких знаний зуд только усилился, и я начала проклинать свои обстриженные ногти, которые были не в состоянии оставить на моей покрасневшей коже даже лёгкие белые бороздки.

— Совсем плохо? — продолжала допытываться Аманда. — Давай проверим, есть ли у нас гидрокортизон в аптечке.

Она сошла с трассы на следующем выезде и остановила машину подле кофейни. Я не жалела крема, но облегчение хватило ровно настолько, сколько времени потребовалось Аманде, чтобы купить напиток без кофеина. Я пыталась отвлечься на взбитые сливки, но это давалось с трудом, а с папой я еле сумела поздороваться, так как пришлось бежать в туалет из-за невыносимого жжения в причинном месте. Мне было достаточно снять трусы, чтобы перестать винить во всех несчастьях шоколад. Ох уж это проклятье тихоокеанского побережья! Ох уж этот ядовитый дуб! Я стала судорожно рыться в ящике с лекарствами, но крема среди них не находила.