Однажды в Лопушках

— Никто-то из женщин нашей семьи счастлив в браке не был… да и вовсе в браке, сколь помню, не был.

Я раскрыла рот.

И закрыла.

Вместо этого вытащила серьги. Те же алые камни, вставленные в полукружья из алмазов.

— Ты поэтому дядьку Свята не подпускаешь?

— Не только. Но то тебя не касается, — строго сказала тетушка. — Что до прочего, то… со мною, видишь, приключилось то же, что с Аленушкой.

— А она… она и вправду умерла?

Нет, надо же уточнить на всякий случай, а то ведь с этими родовыми тайнами всякое случится может.

— И вправду, — тетушка отвернулась, скрывая слезы. А я сделала вид, будто бы не вижу их. — Я была рядом. Я…

— Что случилось?

— Толком не знаю, — призналась она. — Она позвонила мне, умоляя приехать. Поторапливала. Я и приехала, бросила все, примчалась, да… опоздала. В квартире Аленушки не было.

Она замолчала ненадолго.

— Там царил полнейший беспорядок. И пусть моя сестра не отличалась хозяйственностью, однако подобного она не допустила бы. Складывалось ощущение, что квартиру обыскивали и весьма тщательно. После выяснилось, что пропали некоторые вещи, в том числе документы. И следователь, который занялся этим делом, решил, что Аленушка сама сбежала. Ведь вещи-то исчезли личные.

Ожерелье походило на змею. Тонкое, в палец толщиной, оно было сделано как-то так хитро, что ни звенья, ни крепления между ними видны не были, и казалось, будто бы эта вот змея переливается, переползает с пальца на палец.

Только камни пылают ярко.

— Её и искать-то не хотели. И не стали бы, но… друг помог.

— Нашли?

— В больнице. Неизвестная. Поступила с травмой головы. Вероятно, стала жертвой ограбления. Она пробыла несколько дней в коме. Её пытались спасти. И врачи были хорошими, но… отек мозга, необратимые повреждения.

Слушать об этом было тяжело. Нет, я знала, что мать моя умерла, но вот знание это было абстрактным. А теперь вот конкретизировалось, выходит.

— Их искали? Тех, кто ограбил?

— Искали. И даже кого-то нашли, правда, тот человек до суда не дожил. Наркоман. И по показаниям его, он просто искал деньги на новую дозу. Аленушка же сопротивляться вздумала, вот он её и…

— Ты не веришь, — сказала я тихо.

— Нет.

— Почему?

Ожерелье переливалось. Лед и пламя. Несочетаемые стихии, как нам говорили, а тут вот они дополняли друг друга.

— Маруся, твоя мать была магом. И магом полной силы. Второй уровень. Как думаешь, если бы она и вправду решила сопротивляться, что бы случилось?

Я кивнула, прикусив губу.

Нет, случается всякое, но человека, отмеченного богами, убить не так-то и просто. Тем более наркоману и…

— Если бы её ударили сзади, можно было бы как-то объяснить внезапностью нападения или еще чем-то, но били спереди. Сперва в лицо. И сильно. У неё были сломаны нос и скуловая кость. Потом второй удар — выбиты зубы. И уже затем, когда она упала, череп проломили.

В какой-то момент ожерелье показалось мне отвратительным, будто… будто и вправду змея. Яркая. Сияющая. Опасная.

— Она сопротивлялась. На руках есть характерные повреждения. Но почему она тогда не использовала дар? Почему не поставила щит?

— Почему? — повторила я эхом.

— Вероятно, потому что не могла, — тетушка произнесла это тихо. — Там, в больнице, пока её нашли… больница заштатная, и целителей там нет, точнее имелся один, но слабый и вечно занятой. Её нашли в неблагополучном районе, в виде… весьма специфическом, потому-то и решили, что она одна из тех, кто тоже зависим. И лечить лечили, но… не особо, скажем так, усердно. А когда мы её отыскали, было поздно что-то искать по крови.

— Её… опоили?

— Или накачали. Есть разные способы лишить мага силы. Но косвенным подтверждением тому — крайне слабая регенерация. Маги куда более живучи, чем обыкновенные люди. И сила в какой-то мере защищает нас. А потому и травмы для нас не так опасны. История знает случаи, когда маги приращивали себе руки и ноги. Или восстанавливались после сильнейших ран. В тех же катастрофах, если обратиться к статистике, одаренные выживают в девяти из десяти случаев. Она вполне могла бы восстановиться…

…если бы кто-то не заблокировал её силу.

Нам об этом рассказывали. Вскользь, ибо очень неудобная тема. И о блокирующих браслетах, и о зельях, вызывающих расстройство концентрации внимания, и о многих иных.

— Ты…

— Я была в положении, деточка. И я хотела бы найти… пыталась что-то, но… ни подруги её, ни на работе, а служила она в частной компании, никто-то ничего не знал. Напротив, все в один голос утверждали, что Аленушка была спокойна и вполне себе довольна жизнью. Что ничего-то у неё не происходило. И главное, я могла повторить каждое слово. Мы ведь общались. Разговаривали каждый день. Обсуждали, почитай, все… и она ни словом не обмолвилась, что что-то происходит. До сих пор, бывает, вспоминаю, перебираю каждый наш разговор, и встречи, довольно редкие, но так ведь у каждой своя жизнь. И ничего…

Я положила ожерелье рядом с браслетом, чтобы вновь заглянуть в шкатулку. Там обнаружился еще перстень с крупным красным камнем.

И тонкая цепочка.

Медальон.

Портрет весьма красивой женщины, которая смотрела строго, будто наперед подозревая за мной недостойные мысли. Или не мысли? Главное, что под взглядом её мне было неуютно.

И кто это?

Моя… прабабка? Я пыталась понять, имеется ли сходство, но потом отказалась от мысли: женщина была одета по моде прошлых лет, а потому волосы её поднимались белесою горой, лицо было напудрено, а румянец — неестественен.

— А я… я ведь… я ведь большая уже была, так?

— Так, — согласилась тетушка.

— Но я не помню!

— Не помнишь.

— Почему?

— Когда… ты родилась, то матушка твоя была еще студенткой. И учебу хотела продолжить. А потому привезла тебя сюда.

Тетушка явно чувствовала себя виноватой, хотя её-то какая вина?

— Тебе здесь было хорошо, с бабушкой… и потом уже Аленушка решила не забирать. В конце концов, там что? У неё работа, на которой она сутками пропадала порой, а тебя куда?

Я кивнула, чувствуя, как подкатывает к горлу ком из слез.

— Она приезжала сюда. Часто. Так часто, как могла. И деньги отправляла… правда… — тетушка запнулась и нахмурилась. — Через меня. Странно. Она могла бы и сама, но всякий раз приезжала ко мне и деньги оставляла. Мы никогда-то и не просили, чай, не голодаем. Но… она привозила и просила отвезти.

— И ты…

— Отвозила. Я ездила чаще. Мне это было нужно. Помнишь, я про корни говорила? Я уже начала кое-что понимать, а потому наведывалась при каждом удобном случае. Так вот, ты же жила с моей матушкой и выглядела вполне счастливой. А потом… она умерла. И Аленушка тоже.