Однажды в Лопушках

А это нехорошо.

Очень нехорошо.

У него вон невеста имеется, и… и я прекрасно понимаю, что, сколь бы я ни обижалась на Верещагину, но она права. Я — Маруся из деревни Лопушки, и место мое в этой вот деревне.

А он уедет.

И забудет.

Даже если не сразу, то все одно забудет. Так на что рассчитывать? На краткий роман, после которого останется тоска и обида? Нет уж… но почему-то не хватает сил просто забрать руку.

Вот и сидим, что два дурака.

— Так вот, я… все равно не сумею с ним сладить. Да и если вдруг случится беда? Как быть?

— Поразительное благоразумие, — сказал Беломир, но отчего-то без усмешки.

— Надеюсь, компенсацию положат достойную? — это уже некромант решил проявить заботу, а я вот просто сижу и молчу, что воды в рот набравши.

— Достойную, достойную… корона умеет быть благодарной, но кровь все одно отправим по моим каналам. Проверим тихо, не привлекая внимания.

Он вытащил откуда-то плоскую жестяную коробку, расписанную розами. Розы, правда, несколько подвытерлись, да и коробка смялась с одной стороны, но внутри обнаружилась вторая, из тончайшего синеватого стекла.

— Прошу. Печать активна, — Беломир повернул коробку крышкой, а я кивнула.

Активна.

Стало быть, содержимое бокса будет стерильным, и… и все равно страшно! С детства ненавидела эту вот сдачу анализов. Желание убрать руку было почти непреодолимым, но некромант перехватил меня за запястье и сказал:

— Больно не будет.

Ага, как же… будто я не знаю. В поликлинике вон тоже всегда тетка-лаборант врала, что больно не будет, а потом тыкала в палец со всей силы. И болело!

— Мы можем подъехать в лабораторию, — кажется, что-то такое отразилось на моем лице, если некромант пошел на попятную.

— Не можем, — а вот его родственник был настроен решительно. — Чем меньше людей знают, тем оно… безопаснее.

— Для кого? — уточнила я.

Нет, сдача крови, конечно, не самое приятное занятие, но чтобы об опасности говорить… или я чего-то про анализы не знаю?

— Для дела. И для вас… все-таки, пока не определим, к какому вы роду принадлежите…

Тончайшая игла коснулась пальца, и я ощутила холод. Такой вот пронизывающий холод. На пальце вспухла алая капля, которую Бестужев ловко подхватил тонкой пробиркой.

— И из вены тоже надо будет, — сказал он, вновь блеснув белоснежными зубами. Издевается, что ли?

— Зачем?

— Мало ли… это так, на первичные маркеры, но не всегда получается.

Моя кровь шла по пластиковому тоннелю, а я смотрела, совершенно завороженная этим процессом. Холод отступил, но боли тоже не было. Запоздало вспомнилось, что я ведьма, а стало быть, должна легко управляться с такой мелочью, как ранка. Крохотная ранка. А я …

— А вот более серьезные исследования потребуют и большего запаса крови. Хорошей крови, — Беломир заглянул в глаза. — Ты ведь не откажешься, девочка?

И с каких пор мы на «ты» перешли?

— Не откажусь, — да и можно подумать, у меня выбор есть.

— Вот и славно, — он прижал к пальцу кусок ватки, пропитанный травами. — Посиди. И не бойся, я, может, и не доктор, но анализы взять сумею.

Почему-то это заверение ничуть не успокоило.

Но я сидела, глядя, как собранную кровь отправляют в стазис, а из коробочки появляется тонкая нить жгута и новая пробирка, закрытого типа.

— Руку сама выбирай, — сказал Бестужев. А я почему-то посмотрела на некроманта, будто он мог подсказать мне, какую руку надо протянуть.

— Я здесь, — Николаев пересел. — Давай левую, если вдруг…

И показалось, что голос его дрогнул. Переживает? С чего бы это?

— Кстати, можем потом провести эксперимент, — Бестужев перехватил мне руку жгутом. И я привычно согнула её, заработала кулаком, выдавливая вены к коже.

— Что-то мне это уже не нравится, — проворчал некромант, обняв меня. И… и как на это реагировать? Возмутиться? Или сделать вид, будто так и надо?

Возмущаться глупо, а вид…

— Не волнуйся, мы тихонечко…

Кому это было сказано, осталось непонятным, но игла осторожно вошла под кожу и… и больно не было. Совсем.

— В поле много чего делать приходилось, так что… курсы медицинские я закончил. И корочки, между прочим, имеются, — Бестужев поднял палец.

А я, глядя, как пробирка заполняется темной густой кровью, зачем-то сказала:

— Мою маму убили.

И слова эти тихие заставили Бестужева застыть, а рука некроманта, которую он и не подумал убирать, ощутимо напряглась.

Я же посмотрела на них и продолжила:

— А если… если это связано?

Теперь от улыбки Бестужева я откровенно вздрогнула. Он же велел:

— Рассказывай.

Я и рассказала.

В этот раз для сна я выбрала старое место. Честно говоря, хотелось не столько спать, сколько укрыться ото всех и подумать.

Хорошенько подумать.

Заросли малины самое подходящее для того место. Благо, Бестужев решил не медлить и отвезти куда-то там мою кровь, которой набрал целых три пробирки. Он бы и больше взял, да некромант воспротивился. Мол, головокружение со мной случится или еще какая напасть.

Он мне и палатку свою предложил, чтобы отдохнуть.

Я отказалась.

Не настолько близко мы знакомы, чтобы я в его палатке спала. То ли дело, малинник. Малинник, можно сказать, нейтральная территория. Главное, если одной.

Некромант нахмурился, но возражать не стал. И настаивать. И вообще кивнул, мол, взрослая я уже, сама разберусь, где мне отдыхать и выпитую иродами кровушку восстанавливать. А вот Бестужев напоследок конфетку сунул.

Карамельку «Барбарис».

Сказал еще этак, доверительно:

— Племянник у меня вроде славный, да только дуб дубом иногда. На от, после кровопускания всегда сладкого хочется.

А я подумала, что в размышлениях карамелька лишнею точно не будет. И признаться, люблю «Барбариски». Вот и забралась, и к превеликому удивлению своему обнаружила, что свято место пустым не осталось. Появились откуда-то и покрывало, и плед, и даже подушка.

Кто это такой заботливый?

Плед я понюхала, впервые, верно, пожалев, что не оборотень, ибо кроме запаха лежалых вещей ничего-то не разобрала. Ну и ладно, всяко удобнее так, чем на голой земле.