Однажды в Лопушках

— А целитель?

Этот, который уже совсем и не Калины — куда, к слову, она запропастилась-то? — держал Ксюху и напряженно вглядывался в лицо её.

— Не знаю, но… что-то с родниками, — Игорек отряхнулся. — Надо к старому руслу идти.

— Так иди! — рявкнул мужчина. И тише добавил. — Один только не лезь…

Игорек хмыкнул.

Отступил.

И исчез.

А я сказала:

— Идем…

…ей не домой надо, надо к реке. Да побыстрее. Или… если колодец? В колодцах-то воды подземные идут, есть шанс, что Ксюха очнется.

Или…

…Васятка тетку отыщет.

Женщина на руках Олега казалась неживой. И от этого сердце в груди обрывалось. Раньше он понять не мог, как оно так, чтобы сердце обрывалось. Теперь вот понял.

Сполна.

И внутри, в груди холодело от мысли, что эта вот женщина возьмет и умрет. Хотелось орать. Требовать. Или вертолет вызвать, чтоб в Москву доставили. А там клиника. Врачи. Целители.

Только вместо этого он идет за босой девчонкой в драных джинсах.

Идти получилось недалеко, аккурат до двора тетки Ирины, что ждала у калитки. И увидев Олега, точнее ту, что лежала на руках её, тетка охнула, всплеснула руками и велела:

— Скорей давай… нет, не сюда, туда неси. И воду тяни!

Воду?

Скрипела натянутая струною цепь, дрожало ведро, и Олег только и думал, что, если оно сорвется, придется искать новое. Время тратить. И… не сорвалось. Ледяная вода плеснула на руки, а тонкая ручка впилась в разодранные ладони.

…дурак.

Целитель нужен, а не вода…

…только целитель не успеет, даже на вертолете.

Женщина, которая самим миром предназначалась ему, Олегу, вдруг вытянулась, захрипела, рот раззявив. И тетка Ирина спешно ткнула локтем в бок:

— Лей!

А та, другая, девчонка, что села у ног Ксении, посмотрела на Олега, шепнув:

— Лей.

Он и вылил.

Одно ведро.

Другое.

Третье.

Олег сбился со счета, но тянул и лил, и тянул снова. Ведро летело в колодец, громыхая, а он потом тянул, боясь лишь, что воды в колодце окажется недостаточно, что возьмет она и закончится. Или…

…а во дворе становилось людно.

— Что случилось? — этот голос существовал где-то вовне, ибо сейчас мир Олега сузился. В нем, в этом мире, только и осталось, что колодец.

Ведро.

И женщина, чьи волосы серебрились, словно из лунного света сотканные. Она больше не хрипела, не стонала, но лежала тихо и только грудь её, облепленная мокрой тканью, вздымалась.

— Видать, родники попортили… — это уже тетка Ирина. — Ироды… страху на них нет.

— Будет, — третий голос, жесткий и ледяной.

— Свят куда-то исчез, — пожаловался третий. — Не могу дозвониться. Игорек говорит, что никто-то не вернулся из группы. А давно пора.

— Плохо.

— Плохо, — согласились с теткой все.

— А…

— Отольет, видишь, уже не только водою лечит… не мешайте, девоньки. Тут, глядишь, и без вас сложится…

Сложится.

— …идите-ка лучше, побеседуйте с этими… строителями. Это ж надо-то до чего наглые! Совсем страх потеряли.

— Побеседуем, — ответил тот же ледяной голос. А второй добавил.

— Только уходить как-то… неспокойно мне.

— Справимся. Как-нибудь.

Руки рассадило до крови, и кровь эта мешалась с водой, сплеталась, и теперь Олег видел эту самую воду совсем иной. В ведре тонули звезды.

И кровь.

Крови не хватало, а вот звезд было с избытком. И тяжеленные, зар-р-разы! Но он подхватывал ведро онемевшими пальцами, переворачивал, и вода медленно лилась на бледный лик. И кровь несла.

Его.

Ему не жаль. Пусть хоть всю заберет, что кровь, что силу… дед говорил, будто и Олега боги одарили, подождать лишь надобно. И чтобы потом, как деда не станет, Олег на могилку его наведался, принял силу. А он не приехал. Тетка не пустила.

А потом, когда уже мог сам, без тетки, то и…

Забыл?

Решил, что не важно?

Идиот… сейчас бы пригодилась та, ведьмаковская сила. Её отдать можно было бы, воде. С кровью вместе. А без силы крови одной мало. И…

…и снова звенит цепь, раскручивается. С гулким громким звуком падает ведро, как только не разбивается о здешнюю воду. И Олег налегает на ручку, давит, толкает. Мышцы гудят, что та цепь… а он полагал, будто в форме.

Точно идиот.

Там, в спортзале, другое. А тут жизнь надо… отдать? Он никогда-то не готов был отдать жизнь. Может, просто было не за кого.

А теперь?

Теперь, выходит… и ведь отдал бы. Если бы точно знал, что поможет. Только не знает. И целителям не позвонил. Пашке тоже… Пашка странный стал.

Когда?

Почему-то вся жизнь вдруг показалась пустой, будто… будто не было её. Коли Олег цел останется, что вряд ли, надо будет могилку дедову отыскать. Заглянуть. Просто… на жизнь пожаловаться и на собственную дурь. И покаяться, что ошибся дед.

Не вышло из Олега ведьмака. Впрочем, человека тоже, а это хуже… если сдохнет, то… больничку точно не построят. И этих уродов, которые дом спалили, не прижмут.

И…

Вода лилась. Густая. Черная. На воду-то не похожая, скорее уж нефть или деготь, или еще какая пакость, но лилась. Так медленно.

И губы его, Олега, женщины раскрылись, сделали глоток. Еще один и…

…а была бы сила, с силой бы…

Он стоял, глядя в темные её глаза. И пытаясь удержаться на грани. И почти получилось, когда вдруг повело, а земля скользнула из-под ног, норовя сбросить. Он хотел устоять.

Всегда ведь получалось.

Он крепкий.

А тут…

— Тише, бестолковый, — теплые пальцы тетки Ирины впились в руки. — Лежи… ишь ты… Василина, глянь, никак ведьмачок?

Его уложили на мокрую землю.

— И ты лежи, ишь, неугомонная, помирать вздумала. Батьку на кого бросила? Вот то-то…

— Я… что случилось, Ирина Владимировна?

— Это я у тебя спросить хотела, что с тобой случилось.

— Не знаю, — от звука этого голоса губы Олега сами собой в улыбке растянулись. И стало быть, не зря. И руки, и сила… и если помрет, то тоже не зря.

Может, ему за это и не дадут Алмазную звезду, так она на хрен Олегу сдалась. Главное… главное, что Ксения жить будет.