Однажды в Лопушках
Шрифт:
— Добрый вечер… точнее ночь.
Инге случалось иметь дело… да с кем только не случалось ей иметь дела, особенно когда отец решил, что вполне способен обойтись и без услуг специальных агентств. Инга же есть.
Не зря её учили.
Вот пусть и занимается домом. Приемами. И прочей чисто бабской хренью. Она занялась. И, наверное, действительно научилась многому, если теперь не отступила, не отшатнулась.
Женщина пугала.
Она была бледной, но не прозрачной, как призрак, скорее уж это была стеклянная бледность замерзающей воды.
Точно из водяного народа. Узкое лицо с резкими
— Инга, — сказала Инга, прижав обе руки к груди. И поклонилась. — Чем я могу помочь.
— Помоги, — шепнула женщина.
Глаза её тоже казались черными. И наверняка происходившее нельзя было назвать нормальным, но…
— Чем?
— Привязали, — женщина, кажется, тоже успокоилась. — Поймали, привязали… заставили… я домой хочу!
И она заплакала. Крупные слезы катились из глаз, падали на землю, а следом тихо падали высокие стебли кукурузы.
— Тише, — сказала Инга, прижав палец к губам. — Просто скажите, что сделать. Позвонить кому-то?
…кому?
…министерство по делам малых народов? Милицию? Прокуратуру? Особый отдел? И… и что она скажет? Что стоит посеред поля с водяницей.
Та покачала головой и слезы смахнула, а потом подняла руку и поманила Ингу за собой. Вот точно идти будет неразумно, но… Инга пошла.
Босые ноги проваливались в ледяную воду.
Этак она заболеет. А ей нельзя, она…
…посреди поля медленно пробивалось озеро. Оно было пока небольшим, метра три в поперечнике. Но черная вода его медленно наползала, отвоевывая пространство у кукурузы. Стоило воде коснуться стеблей, и те падали, скрываясь в черной глади.
— Там, — указала водяница на озеро. — Камень. Привязали. Забрать надо.
— И-извините, но… понимаете, я плавать не умею. Совершенно.
Нырять в озеро Инге не хотелось. И плавать она действительно не умела.
Водяница несмело улыбнулась и сказала:
— Я сама. Ты… домой увези, хорошо?
— Домой — это куда?
— Найди Берендея. Отдай…
— Где найти?
Все-таки инструкции были на диво расплывчатыми.
— В Лопушках, — все-таки сочла нужным уточнить водяница. — Не бойся. Он грозный, но хороший. Передай, что мне жаль. Я и вправду надеялась, будто у нас получится.
— Передам.
Инга протянула руку и коснулась ледяных пальцев. Надо же… настоящие. Чуть влажные. И она красивая, водяница. Куда красивей самой Инги. Только эта красота не вызывает ни ревности, ни зависти.
Только сожаление.
Раз и она несчастлива, то… то радоваться надо, что любовь обошла Ингу стороной. Да как-то не выходит. Почему-то. Неразумно это… и все из-за беременности. У беременных часто эмоции прыгают.
Водяница же нахмурилась.
Шагнула к Инге.
И… и вспомнились истории об утопленниках, которые и плавать умели, и тонуть не собирались. И о водяном народе, что договор вроде бы и чтит, как и уголовный кодекс, да только поди-ка докажи, что случаются нарушения.
— Не бойся, — рука, вдруг разом потеплевшая, легла на живот Инги. И водяница, прислушавшись, улыбнулась легко-легко, радостно даже. А потом наклонилась и дунула. Показалось, что всю-то Ингу
насквозь стужей пронзило, а после та сменилась южным ветром, что стужу отогнал и согрел.— Подарок. Ей. Береги.
Стало быть, и вправду девочка… жаль. Девочкам жить сложно, но… если с бабушкой и в доме том, который пахнет свежею смолой, а еще там солнце заглядывает по утрам. Если… вдали от мужчин с их глупыми войнами да не менее глупыми претензиями.
— Сберегу, — пообещала Инга. — Но камень твой? Как мне его добыть?
Водяница кивнула.
Отступила.
И исчезла, рассыпавшись сонмом водяных искр.
Правда, удивиться Инга не успела. Вода в черном озерце забурлила, закипела, поднялась темным столбом. Он, широкий у основания, вытягивался иглой, выше и выше, будто вода желала добраться до самых небес. А потом вдруг передумала и вернулась к земле, вновь обернувшись зеркальной гладью рукотворного озерца. На берегу вновь показалась водяница, правда, на сей раз она была вовсе прозрачной.
И хрупкой.
И…
— Помоги, — шевельнулись губы, а в сложенных лодочкой ладонях блеснул камень. Темно-синий, гладкий и… сапфир?
Или просто кажется? Наверняка, кажется. Темный крупный, то ли сердце, то ли оплавленный кусок стекла.
Он упал в руки Инги.
И опалил холодом. Правда там, внутри, на заключенную в камне силу, отозвалась другая. И тошнота прошла, и… и появилось желание оставить камень себе.
Водяница же отступила.
Шаг.
И еще.
И… и она спряталась в воде. Просто… сроднилась с нею. И стало пусто. Тихо. Только треклятая кукуруза шелестит на ветру.
— Эй, — окликнула Инга. — А мне бы назад как-нибудь вернуться…
Тишина.
Только сила бьется в камне, а он… надо спрятать. Но куда? Инга сунула в карман жакета, прижав для верности ладонью.
Как ни странно, к машине она вышла, хотя могла бы поклясться, что дороги совершенно не помнит. А вот поди ж ты…
У машины же нервно приплясывал Белов.
— Где ты ходишь? — он сорвался на визг, и Инга поморщилась, подумав, что не следовало вовсе вовлекать его в серьезные дела. Слишком уж нервный.
Взвинченный.
И понять бы, в чем дело, явно не в этой недоаварии.
— Да… вот… понадобилось, — сказала Инга, играя в смущение.
— Я тут полчаса стою.
— Заблудилась немного… прости, пожалуйста, — прикасаться к Белову не хотелось совершенно. И Инга вздохнула, накрыла ладонью живот. — Иногда… бывает. Крутит так. И еще изжога. Представляешь? С самого утра. Есть не могу, тошнит сразу…
…вот чего мужчины напрочь не выносят, так это рассказов о женской немощности. И Белов не исключение. Правда, смягчился.
— Садись за руль, попробую вытащить. И все-таки зря ты… хотя, может, и к лучшему. Олежку, кажись, на пожаре то ли придавило, то ли угорел. Я так и не понял, в чем проблема. Но лежит пластом. Самое время, если что… но меня к нему не пустили. А вот ты…
Глаза Белова блеснули предвкушением. И по спине побежал холодок. Показалось вдруг, что она, Инга, ошиблась, неправильно оценила этого вот человека.
Глава 40 О том, что прошлое порой совсем уж отпускать не желает