Однажды в Лопушках

– Так… может… – Иннокентий Константинович поглядел на меня. – Проводите?

– Извините, не могу. Мне на работу надо.

– А где вы работаете?

Я указала на усадьбу.

– Экспедиция здесь.

– Экспедиция? – на лице Иннокентия Константиновича появилось премрачное выражение. – Историки?

– Маги. Аномалию изучать будут. Энергетическую.

– Здесь? – он ткнул пальцем в луг.

– Там, – я опять указала на усадьбу.

– А… если там… тогда ладно… а до деревни как выйти? Или, может… вы все-таки проводите? Я заплачу!

Не то чтобы мне стало жаль этого человека, но через луг я его перевела.

– Вон там, – в тумане на краю поля прятались крыши. – Идите прямо, не собьетесь.

– Спасибо, – Иннокентий Константинович напялил панаму. А когда отошел, то проворчал: – Что за глухомань…

Вот ведь странные люди.

Глухомань как есть. Обыкновенная. Лопушковская. И вообще, не нравится наша, собственную заводи.

– Марусь, – Васятка подобрался со спины и дернул меня за руку. – Он плохой, Марусь.

– Да уж поняла.

Хорошего человека лес не заплутает.

– Не… – Васятка дернул тощим плечом. – Он… очень плохой. Надо мамке сказать. Я… побегу?

Я нахмурилась.

Вот почему-то опять Игорька припомнила.

– Предупредим, – сказала я и взяла Васятку за руку. – Вечером… а пока давай, помогай.

Он вздохнул, но спорить не решился. И это само по себе насторожило.

Глава 14 Где речь идет о сложных родственных взаимоотношениях

Родственники – не аппендицит, просто так не отрежешь.

Из интервью одного очень заслуженного хирурга о его достижениях и роли в оных семьи

Беломир Бестужев выбрался из автобуса и с наслаждением вдохнул раскаленный воздух вокзала. Пахло бензином, сигаретами и горячим асфальтом. Еще людьми, которых оказалось неожиданно много.

– Поберегись! – прокричал хлипкий с виду дедуля и дернул ручку огромной тележки, на которой высилась гора из коробок.

Беломир успел отступить, но налетел на толстую даму в цветастом сарафане. Та явно собиралась сказать что-то нелестное, но Беломир поспешно поклонился и сказал:

– Прошу прощения… однако не будете ли вы столь любезны подсказать человеку в здешних местах новому, где я могу купить билет до Лопушков?

Три подбородка дамы качнулись.

А красное, несмотря на толстый слой пудры, лицо стало еще краснее. Взгляд её скользнул по Беломиру, отмечая, пусть мятую, но чистую одежду его, равно как общую приличность облика.

– Там, – она махнула рукой. – К кассам не ходите, все одно автобус ушел, а вот если дальше отойдете, то можно кого из местных поймать. Парамон!

Голос дамы зазвенел в ушах, и Беломиру подумалось, что ехать вот так, общественным транспортом, было не самой лучшей идеей.

Вообще понять бы, как она в голову пришла.

– Парамон! – возопела дама с новой силой. – Ходь сюда…

Искомый Парамон вынырнул из толпы и оказался мальчишкою лет девяти с виду.

– Иди, помоги господину, – велела дама и в плечо ткнула, для подкрепления слов.

– Сам не справится? – мальчишка нахмурился.

– Не справится. Найди Ивашку, он аккурат быть должен. Пущай подкинет. А вы к кому, собственно, приехали?

И в голосе прорезались ноты нервические, словно дама только сейчас спохватилась, что знать Беломира не знает, и вообще подозрителен он в своем мятом льняном костюме до крайности.

– К племяннику, – Беломир ответил широкой улыбкой, которая обычно людей успокаивала, но дама нахмурилась еще больше. – Там усадьба рядом. И экспедиция научная. Он и руководит.

В глазах Парамона вспыхнул жадный интерес.

А вот новая знакомая губы поджала.

– Лезут, куда не просют… экспедиция… один вред от этих экспедициев! Так и передайте.

– Несомненно.

– Проклятая усадьба, нечего там…

Она отвернулась, а Парамон дернул за рукав указавши куда-то в толпу.

– Вона, Ивашка!

И рукой замахал отчаянно. А Беломир подумал, что он определенно сошел с ума, если… вот что мешало взять машину? Пара часов за рулем, и он бы оказался в этих самых Лопушках… а он…

Ивашка оказался рыжим донельзя суетливым мужичком, который возил из Лопушков то ли травы, то ли грибы, то ли еще что-то столь же важное. В машине его пахло дешевым ароматизатором, вчерашним перегаром и ядреным самогоном.

– А я так и сказал, что не будет с того толку… – говорил Ивашка тоже много, практически без умолку, притом имел дурную привычку жестикулировать, напрочь забывая про руль. – Вот оно-то можно, конечно, упрямиться, да все одно выселят всех…

– Кого? – уточнил Беломир, поняв, что окончательно утратил нить беседы.

– Всех! – воскликнул Ивашка и на сиденье подскочил. – Вот как в Калинковичах выселили, так и у нас… в Молчуны тоже пришли. Но тех Молчунов – пара домишек только. Может, пять. Или там десять, не больше. И то половина бесхозными стоят. Вот и велели не упрямиться…

Кажется, в округе происходило что-то если вовсе не незаконное, то близкое к таковому.

Интересно.

И вправду интересно. Беломир осознал это четко и ясно, и удивился. Ему-то казалось, что всякий интерес к этой жизни он давно уж утратил.

– А у деда Бестухова коз вырезали, и куры опять же… пришли с ветеринарки, сказали, мол, всех курей под нож надобно. Кто ж прятать станет, тому штрафу. Была еще корова, у Ветлицкой, которая не та Ветлицкая, что под Путришками, а…

– И что с коровой?

– Сдохла! Сказали, бешеная, а она не бешеная. И молоко давала. Я сколько раз возил на рынок… Ветлицкую… и вот сдохла. Корова, – на всякий случай уточнил Ивашка. – Ну а бабка-то за неё держалась, а как не стало, то документы и того… черканула. Скоренько отселили. Теперь вот за нас взялися…