Однажды в Марчелике 4

— Но мы!.. — Шрю Мори хотел сказать, что они не умеют регулировать процесс самоуничтожения зондов, поскольку их сервисное обслуживание проводит лишь производитель. Однако поймал красноречивый взгляд Дениса и резко изменил тему: — Хорошо, капитан!

— Вот и отлично! Найдём «Арго», а потом найдём этого Данылу! — капитан Абди ненадолго замолчал, а затем с неожиданным интересом спросил помощника: — Дэныс? А вы там не видели волосатых слонов?

— Волосатых слонов?.. Мамонтов, что ли? — удивился первый помощник.

— Точно! Мамонтов! — обрадовался Хабибо.

— Нет, капитан! Ничего похожего на мамонтов на планете не обнаружено! — уверенно ответил первый помощник.

«Наверное, они ещё даже не появились… — подумал Хабибо. — Они же должны появиться вместе с кремниевым оружием. Нет аркебуз — поэтому и мамонтов нет! Бедолаги, как они там живут-то, эти люди?..».

Предгорья гор Дефромаг, Марчелика, 30 октября 1937 года М.Х.

Вдоль предгорий, со стороны центральных равнин, неспешно двигалась группа беженцев. Беженцев в этот год в Марчелике было много. Будто роллфельды, гонимые ветром, они снимались с насиженных мест и отправлялись в дальние странствия в поисках лучшей доли. Шли большими караванами, небольшими группами и семьями… Шли на свой страх и риск…

Те, кто мог хоть как-то защитить себя, ехали по бесконечным дорогам, натоптанным переселенцами даже там, где, казалось, и дороги-то быть не должно — потому что места слишком дикие. И не всегда вооружения и навыков у этих людей хватало, чтобы себя защитить. Нередко они становились жертвами бандитов, мародёров и даже потерявших страх и совесть наёмников-касадоров.

Ну а группы поменьше старались держаться в стороне от наезженных путей, порой выбирая самые необычные маршруты. Вот и эта группа беженцев, состоявшая из зажиточной семьи и пары слуг, решила экстренно перебраться подальше на север. Решив, что безопаснее будет пройти по безлюдным местам, глава семейства провёл караван через горы Дефромаг в сторону центральных равнин.

И чуть не погиб, когда на них напала стая местных хищников. Теперь глава семейства стонал от боли в единственной повозке, забинтованный с головы до ног, а все остальные устало шли рядом. Шли уже не первый день… И только плоские, изъязвлённые ветром горы давали надежду, что впереди окажется не бесконечная равнина, сплошь заполненная хаблами.

— Я устала! — капризно пожаловалась молоденькая девушка, ещё совсем недавно бывшая маленькой девочкой.

Впрочем, кроме того, она была младшей дочерью зажиточной семьи. И ещё совсем недавно все вокруг её баловали, как маленькую принцессу. И где теперь эта зажиточность? Где возможность баловать? Пришлось вчерашней девочке резко вырасти, ведь теперь и к ней относились, как ко взрослому человеку…

— Все устали, Анна, но никто не жалуется!.. — ответила мать после долгой минуты тишины.

Слова давались женщине с трудом. Пересохшие губы вообще отказывались шевелиться — не то что издавать звуки. А воды у них оставался последний бурдюк, который берегли как зеницу ока. Сколько самонадеянных путников умирали здесь от жажды? Сколько скелетов встретилось этим беженцам по пути?

Впрочем, иногда им встречались просто остовы фургонов. И даже скелетов рядом не было, отчего почему-то становилось вдвойне жутко…

— Но почему тогда мы не остановимся и не отдохнём? — недоумевала девушка, но ей никто больше не отвечал.

Сколько таких групп сгинуло на диких просторах континента? Скольких война сорвала и бросила выживать? Наверное, никто не мог бы точно ответить…

«Мы должны идти!» — каждое утро повторял старший сын семьи, заставляя всех встать и продолжить этот нелёгкий путь.

И семейство шло… Шло… Дни сливались в недели, а недели — в месяцы. Уже нельзя было даже точно вспомнить, сколько занял этот, казалось бы, бесконечный путь по предгорьям…

— Там пыль! — вдруг сказала Анна, указывая вперёд. — Много пыли!

Её мать остановилась и устало посмотрела на горизонт. Пыль ни о чём ей не говорила. Это была просто пыль. Здесь везде была лишь пыль да жаркое солнце. Здесь воды не было — вот это плохо. А пыль уже давно никого не удивляла…

Однако в этот раз пыль поднималась вверх сплошной стеной. Она буквально рвалась в небо мрачными клубами. И внутри этой пыли мелькали тёмные силуэты.

— Надо прятаться! — повернувшись к сыну, который управлял телегой, женщина испуганно вцепилась ему в руку.

— Надо идти! — привычно повторил тот.

— Питер, там в пыли кто-то есть! — женщина указала на тёмные силуэты.

И, присмотревшись повнимательнее, уставший парень вздрогнул…

Беженцы заметались между равниной и горами, пытаясь найти, где бы им спрятаться. Вот только если не умеешь искать укрытия на плоской, как стол, равнине — то быстро и не найдёшь. Это касадоры могут спрятаться так, что в паре шагов пройдёшь и не заметишь. А обычные беженцы-горожане могут только испуганно метаться…

Вот и эти бедолаги заметались, растрясая в повозке раненого главу семейства, отчего тот страшно стонал. А пыль была всё ближе и ближе. И теперь даже самые близорукие могли разглядеть силуэты внутри облака…

Пыль накрыла маленький караван не постепенно, а как-то разом. Накрыла густой тенью, грохотом копыт и громкими криками людей… Эта пыль будто отсекала от внешнего мира всё то, что было внутри. Но это, конечно, просто так казалось. А на самом деле с этой задачей успешно справлялась паника. И только когда пыль накрыла всю семью, паниковать стало поздно…

Беженцы застыли рядом с фургоном, с ужасом глядя на происходящее вокруг. А посмотреть было на что…

Их были тысячи. Многие тысячи тех, про кого на побережье ходят легенды. Тысячи тех, кто всю жизнь проводит на центральных равнинах. Тысячи настоящих касадоров!

Вот только почти нигде не было видно фургонов. И практически не было заметно женщин и детей. Всё то, что делает вадсомады и номады такими обманчиво мирными, куда-то подевалось.

Десятки, объединённые в сотни, и сотни, объединённые в тысячи… И даже тысячи, объединённые в огромные армии… Упрямые воллы, идущие вперёд и не обращающие внимание ни на жару, ни на пыль, ни на отсутствие воды и пищи. Суровые мужчины, вооружённые винтовками и револьверами.

Страшно было смотреть на бесстрастные лица этих мужчин. И страшно было видеть эту бесконечную колонну касадоров, идущих на войну. Ничто больше не скрывало от посторонних глаз того, что знает каждый, кто вырос в номаде или самфуне. Ничто больше не отвлекало от того, для чего, на самом деле, существуют эти номады и самфуны. Да и вадсомады, уж если честно, существуют для того же…

Десятки, сотни, тысячи и десятитысячные объединения касадоров. В каждом десятке вадсомада — свой командир. В каждой сотне номада — свой. Каждый самфун — маленькая армия. Касадоры всегда были армией. И лишь хозяйство, что обычно ехало с ними, ещё как-то могло обманывать окружающих.