Одни сутки из жизни обыкновенной попаданки или Мечты сбываются

– Она не знает кто я такой и на что способен, - мрачно говорит Хейл, когда ветеринар возвращается с животным, завёрнутым в одеяло.

– Она знает о тебе больше, чем ты сам, - возражает Дитон, и кладёт беременную самку лабрадора на стол. Щенки у собаки должны были появиться неделю назад.

Хейл чувствует, что животное испытывает боль. И кладёт широкую ладонь на раздувшийся живот. По венам оборотня ползут вверх черные струйки. Животное смотрит на него с благодарностью, тяжело вздыхает, и умиротворённо кладёт голову на подстилку.

– Она не умеет останавливаться, - поджимая губы, выдвигает Хейл, убирая руку.

– Не умеет, - согласно кивает Алан.

– Я стану причиной ее смерти, - сокрушённо заключил оборотень.

– Ты стал причиной её жизни, - отчётливо произносит Дитон, подключая аппарат УЗИ.

– М-м-м?
– непонимающе мычит Хейл.

– Думаю, она попала сюда потому, что собиралась покончить с собой там, - поясняет Алан, озвучивая одну из своих гипотез, основывающихся на наблюдении за этой странной девчонкой. Он надеялся, что это прозвучит вдохновляюще, но реплика произвела обратный эффект.

– Я всем причиняю боль, - Хейл начинает злиться, по большей части на себя.
– Ответственность... Она не приходила в себя, мне пришлось вскрыть ей рану! Что если в следующий раз она не проснётся?

– Ты сделал это, чтобы привести в сознание, ты ей жизнь спасал, - устало объяснял Дитон, и придвинул к себе стол, прижимая сенсор к животу уже спящей собаки. Если он сейчас найдёт любое, малейшее отклонение, придётся делать срочную операцию, и о сне придётся забыть. Но патологий не наблюдается. Алан тяжело вздыхает, похоже, придётся лететь в Бейкон-Хиллс.
– Ладно. Я буду там утром.

Он отворачивается от Хейла, давая понять, что устал от бессмысленного разговора. И тот сгребает куртку со спинки стула.

– Вернёшься?
– вопрос друида застаёт оборотня у самой двери.

– Не думаю.

– Что ей сказать?

– Чтобы не искала, - отвечает Хейл и выходит.

2.3.

Первой мыслью тогда было: - И что теперь делать? Как жить?

Единственным смыслом этой ебучей жизни было то, что я ещё как-то могу ему помочь. Но не теперь, не тогда, когда он сам этого не хочет и не примет.

Найти его и попытаться всё объяснить? "Извини Дерек, я скрыла правду, и ещё я имею навязчивый психоз в отношении тебя, но ты не бойся, я всего лишь чудовище, которое предаёт тебя и преследует, чтобы снова сделать больно твоему сердцу!"

Несколько месяцев прошло, пора бы и привыкнуть к мысли, что больше его не увижу, и возвращаться в столицу, но нет... Я приклеилась к Бейкон-Хиллс, уже стала его неотъемлемой частью. Это мой гребучий бермудский треугольник , который не могу покинуть. А без Дерека здесь не думается и не живётся. Не дышится.

Я хочу всё забыть. Но зачем тогда сделала тату трискелиона на плече? Ошиваюсь в лесу ночами, в надежде, что какой-нибудь охотник ошибётся и пристрелит меня или сожрёт оголодавшая пума. Но зачем тогда оставляю "маячок" Алану, на всякий "пожарный"? Я просто трусиха, что не решается сделать последний шаг и прекратить этот кошмар. Барахтающаяся в закипающей воде лягушка.

С деньгами, я могла бы вообще не выходить из комнаты, полностью вернувшись к первоначальному состоянию. Но я ещё шевелюсь... Наверное, просто не хочу возвращаться к той прошлой жизни. Наверное, это лучше, чем сидеть на постели и гореть адовым пламенем вины, снова. Каждый вечер. Нескончаемый огонь моей личной преисподней.

Кстати, о пожарах: что это за невыносимая вонь? И мне даже не надо быть оборотнем, чтобы найти её источник. Вот он, на прогалине между деревьев. Опять торчки огонь разводили и не затушили, долбоёбы...

Я хочу наступить на дымящуюся кучу, чтобы затушить, но она внезапно дёрнулась, как фильме ужасов, заставив меня отскочить на полметра и выругаться. Куча издаёт слабые хрипы. Преодолевая Кинговский барьер, я подхожу и склоняюсь ближе.

Быть того не может... Совсем рехнулась со своими психозами. Как я могла забыть?!

– Питер? Ты?!..

Дикая охота началась, а я даже не заметила. Ну, и как меня назвать после этого?

Чёрная куча открывает красные щёлки, видит меня, и вроде как пытается открыть рот, но из обугленного провала лишь немного воздуха с сипом выходит.

– Господи, тебе же больно. Сейчас.

Бросаюсь на землю и хватаюсь за то, что предположительно должно быть его рукой. Он ещё дышит, а значит, я могу успеть. Уголь осыпается с кучи, придавая ей человеческую форму. А ладони мои начинает невыносимо жечь, будто я их на плиту положила. Не выдерживаю и отдёргиваю их, любуясь на покрывшуюся пузырями кожу. Ни разу не забирала ожоги.

– Какая встреча, - хрипит он, - я думал, меня ничто не удивит.

– Заткнись, - от души прошу я, и собравшись с духом, снова прикладываюсь к его руке.

Тело приобретает красноватый оттенок местами, но чернота ещё не спадает. Хейл делает глубокий вдох, и у меня создаётся впечатление, что он не мог дышать долгое время.

– Лучше? Ещё?
– спрашиваю я, игнорируя, как боль расползается по предплечьям.

Его рука дёргается и сжимается на моей. Жутковатое зрелище.

– Милая. Я весь твой, - хрипит он, скашивая глаза вниз, на наши сцепленные руки.

От него отваливается ещё пара чёрных кусков, затем его пальцы разжимаются и на этом дело останавливается. Я пытаюсь ещё несколько раз, почти не замечая боль. Но ничего не получается.

– Больше не могу, не получается. Почему?
– шепчу я.

– Хватит, - шепчет он, и я ошарашено пялюсь на него.
– Дальше я сам.

– Сомневаюсь, - фыркаю я, выщелкивая быстрый номер один в телефоне, извини, Алан, за испорченный вечер - и вздрагиваю, когда чёрная рука снова цепляется за меня. Твою ж!

– Уходи, - выдыхает, - они близко.

Кто, блять, они? Ах, чёрт, точно! Скотт и Малия. Я, сегодня, бью все свои рекорды тупости. Надо делать ноги. Срочно.

– Ну, тебе точно помогут, что бы они не говорили, только притворись умирающим, примерно, как сейчас, - виновато улыбаюсь я, и срываюсь с места, в последний раз встретившись с ним взглядом.

Теперь, на высоте десяти тысяч метров над землёй, эти воспоминания кажутся чем-то нереальным. Чем-то отходящим от действительности, будто долго спала, видела себя в лесу Бейкон-Хиллс, моего чистилища, видела Питера, Всадников, Дикую охоту, и наконец, проснулась от кошмара, сидя удобном пассажирском кресле первого класса. Только это тот случай, когда кошмар остаётся даже после пробуждения. Спина напоминает о происходящем новой порцией жжения. Ладони в перчатках под обезболивающем горят - вообще атас, где ж тут забудешь. И такая вселенская усталость, что даже матом ругаться не хочется... Лишь снова, как во сне зажмуриваюсь.