Огненная кровь. Том 1
Шрифт:
Рита выпрямилась, повернулась к Альберту, глядя ему прямо в глаза, и, чуть вздёрнув подбородок, произнесла:
— Хорошо. Это не поэма, а просто зарисовка под названием «Тоска». Она не слишком хороша, но в ней точно нет ничего о моркови…
Пусть каплею росы,
Слезу смывает время,
Осколками лучей
И ватою грозы,
Когда уходишь ты,
Как кандалы, как бремя,
Останется
И длинные часы…
Вечерний запах роз
И диск луны усталой,
Что шёпотом лучей
Дорожки серебрит,
И время замерло,
И времени не стало,
По капле словно кровь,
Оно кровоточит.
Остатками надежд,
Я ночь кормлю тоскуя,
И в сердце пустота,
И только боль в груди,
Как будто не дышу,
Как будто не живу я,
Когда уходишь ты…
Когда уходишь ты…
Она смотрела ему прямо в глаза, произнося эти строки негромко и с чувством, и на какой-то краткий миг Альберту показалось, что они адресованы именно ему. Но, конечно, это только показалось.
Женщины никогда не посвящали ему стихов. Они любили его сонеты, но считали это обычным ритуалом ухаживания, как цветы или сладости, всякий раз складывая бумагу с излияниями его чувств в шкатулку с милыми безделушками где-нибудь между черепаховыми гребнями и баночкой румян.
И если бы хоть одна из этих женщина думала о нём вот так…
Острый укол ревности внезапно пронзил его сердце.
О ком она писала это? Кому она посвятила эту тоску? Неужели на свете есть человек, о котором вот так может тосковать эта прекрасная синеглазка?
И в этот момент ему почему-то отчаянно захотелось оказаться на его месте. Как будто его коснулось волшебное крыло чего-то прекрасного, и он тут же решил ухватить эту птицу за хвост.
— Почему вы на меня так смотрите? — в синих глазах отразилась растерянность. — Это было… настолько плохо?
— Плохо? — ответил он внезапно охрипшим голосом. — Да я бы согласился месяц грести на галерах, если бы вы посвятили это мне.
Молния вспорола небо, с сухим треском ударив куда-то чуть выше них в вершину скалы. Лошадь Риты взвилась на дыбы с диким ржанием и, едва не сбросив всадницу, рванула вперёд.
— Проклятье! — крикнул Альберт, и его слова потонули в оглушительном раскате грома.
Он, не задумываясь, стегнул коня и помчался следом.
На мгновенье наступила тишина, а затем с неба упали первые крупные капли. Сначала редкие, но вскоре дождь хлынул сплошной стеной.
Ветви хлестали Альберта по лицу и одежде, лошадь неслась, не разбирая дороги, того и гляди сорвётся в пропасть, но все, что видел перед собой князь — зелёную накидку всадницы впереди и её тёмные волосы, развевающиеся на ветру.
Холодный ветер гнал волны по озеру,
и косые струи дождя били в лицо, молнии одна за другой разрывали небо, и гремело так, будто все небесное войско Всевидящего собралось с литаврами.Дорога чуть расширилась и резко повернула вниз, Альберт пришпорил коня и почти догнал Риту. Но её лошадь, норовистая кобыла по кличке Мадж, промчалась мимо поворота, остановилась внезапно, сбросив всадницу через голову, взвилась на дыбы и бросилась вверх по склону куда-то между деревьями.
— Да чтоб тебя! — Альберт едва остановил коня на самом краю попасти.
Недавние дожди размыли берега ручья, и они обвалились, обнажив красную глину с торчащими корнями деревьев. На дне уже вовсю бушевал поток, видимо, в верховьях ливень начался гораздо раньше.
— Рита! — крикнул князь, спрыгивая с лошади и бросаясь к краю. — Проклятье! Держись! Не отпускай!
Он видел, как она скользит вниз по мокрой глине, вцепившись руками в корни можжевельника и безуспешно пытаясь нащупать ногами опору на зыбком склоне. Ещё немного, и она сорвётся, упадёт в воду, и её потащит этим мутным потоком прямо в озеро.
Упасть в озеро с высоты дважды за полдня! Эта женщина просто притягивает неприятности!
Он прыгнул следом, не особо задумываясь над тем, что сможет сделать, если они оба свалятся в ревущий водоворот.
Цинта спешился, увидев лошадь князя, бросился к обрыву и сразу почувствовал силу. Прозрачное горячее облако поднималось откуда-то со дна ручья. И ему показалось — даже падающие капли дождя, задрожав, остановились в воздухе. А затем полыхнуло ярко, неистово, мощно. Над ним что-то разорвалось со страшным грохотом, затрещало, и молния, каких Цинта не видел никогда в своей жизни, ударила в высокую сосну на краю обрыва с такой силой, что расщепила её пополам.
— Мирна-заступница! Всевидящий отец! — заорал Цинта, закрывая руками голову и падая ничком на землю.
Сила пронеслась над ним горячей волной, покатилась над обрывом по дороге, вверх по склону, и от мокрых листьев и мха даже пошёл пар. Сосна вздрогнула, замерла на мгновенье, как подрубленная, и тут же рухнула в пропасть, обдав Цинту комьями грязи от вывернутых корней.
И лошади едва не вырвали поводья, привязанные к берёзе, заржали и забились, но дерево их удержало.
— Ухт! Мирна-заступница! Да что же это такое творится! — как был на четвереньках, Цинта по-собачьи быстро дополз до края обрыва, бормоча скороговоркой. — Дважды в одно место не бьёт! Дважды в одно место не бьёт! Альберт! Альберт! Ты живой?
Половина сосны упала поперёк склона, упёрлась макушкой в противоположный берег, а сверху рухнула вторая половина, накрест, образовав над водой небольшой мост. И князь, соскользнув вниз, упёрся в него ногами.
— Рита! Отпускай! Я тебя поймаю! — крикнул он.
— Да быть этого не может! — воскликнул Цинта, судорожно вытирая с лица воду и размазывая ладонями грязь, пытаясь разглядеть то, что происходило внизу. — Владычица степей!
До этого момента все, что творил князь, было невинными шутками: зажигание свечей пальцами, летающие перья, светляки и пускание горлом огня. Все это ни шло ни в какое сравнение с тем, чтобы управлять молниями. А вот у него на глазах, а Цинта готов был поклясться в этом, князь только что притянул молнию и направил её в дерево. И как это он, Цинта, пропустил тот момент, и не заметил, что сила князя вдруг так выросла?