Огненное погребение

– Блядь, я не помню. Горький, оказывается, говномут еще ко всему.

– А чего здесь он наговномутил? Рассказал, по – ржали.

– Хай над своими ржет, а над своими я сам по – смеюсь.

– Да ладно тебе, сильно ты серьезный последнее время.

– Слушай, ну его на хуй, меня обсуждать. Давай про жидов поговорим.

– Давай про жидов, я всегда на любые темы готов поддержать.

– Я тебе скажу – эти палестинцы те же самые жиды. Между собой не могут разрулить.

– Да ну на хуй, какие они жиды? Они арабы.

– Ты этого Ясира видел? В профиль? Губу эту висячую, нос?

– Видел. Я его с детства вижу по ящику, он мне уже как член семьи.

– Да, так вот, этот Ясир – самый настоящий жид.

– А ты что, жидов ненавидишь?

– Да при чем тут «ненавижу»? Нормально отношусь, особенно если лавэ заносят. У меня и друзья евреи есть. Жираф, например. Только если нам стрелки начинают забивать, то это уже не евреи, а жиды. И наебывать любят.

– Эти, вроде, не наебывают. Я в Чехии видел – дали пацану ростовскому под лопатку шилом – сразу крякнул.

– В натуре?

– В натуре. Они там начали чего-то с них получать, те на обмене стояли, договорились, типа, на завтра, он подошел за деньгами – тут ему и дали.

– Ты смотри, опасные пидоры. А вот скажи, почему они к нам прибежали? Там что, мало стран на этом злоебучем востоке?

– Хуй его знает, мне похуй. Слушай, ты «Криминальное чтиво» смотрел?

– Смотрел, кассету взял. Охуенный фильм, и музон охуенный.

– Ничего не напоминает? Как негр и Траволта на стрелу ехали?

– Не, а что?

– Они тоже про жратву и про народы базарили.

– Так ты кто будешь – негр или додик?

– Серый, ты что, ебанулся? Что значит додик, ты кому это говоришь?

– Не, ну раз похожи, там их двое было – один негр, а второй с патлами, невыебанный.

– Блядь, с тобой уже говорить нельзя, может, купить тебе «Сникерс», чтоб попустило?

– Я их не жру, зубов и так нет. А над тещей моей ржать можно?

– Так, Серый, смотри, приехали.

К кафе подъехала странная машина, я таких и не видел – с круглыми фарами, куцым кузовом, маленькая, из нее вылезли четверо: трое черных, один белый.

– Серый, это что, «Трабант»?

– Не, это «Порш», 911-й. Просто времен карибского кризиса. Ты вон того пидора здорового знаешь?

– Знаю.

– И я знаю. Это мусор из спецроты. Принимал меня когда-то.

– Его выгнали давно, год назад. Говорили, за зверство, на самом деле за бух. Он тыкался-тыкался, на базаре сторожем работал. Видно, прибился к зверям.

– Ага, блядина, подстелился под немытых. Он теперь не мусор, так?

– Не мусор.

– Можно и по тыкве прорезать, правильно?

– Серега, мы ж на котлеты собирались, к теще твоей. Щас теранем, да и поедем, на хуй он нужен?

– Да не нужен. Просто, как его еще выловить?

– А что, он тебя пиздил?

– Не, сказал там пару слов не в тему. Прикинь, говорит: «Ты, блядь, здоровый, давай поспаррингуем!» А у меня руки ремнем связаны, опухли, аж синие, и я лбом в стенку упираюсь, ноги на шпагат.

– Да, пидорыло. Он к Маргоше хотел в бригаду, так те его развели на вступительные – уплатил полштуки, они его на хуй послали.

– В натуре? – Серый посмеялся и завел машину. – Точно, на хуй он нужен. Ну хорошо, а где малые?

– В соседнем гадючнике сидят, как подъедем – повыскакивают.

– Ну, давай, поехали.

– Серый, не газуй со старта, нам все равно с этого магазина не обломится ни хуя.

– Да не кипешуй, все будет как надо.

Подъехав к стоящим возле кафе зверям, мы вылезли и встали возле машины. Из соседнего кафе начали выходить дети, у них были с собой палки от шведской стенки. Оглянувшись по сторонам, от группы маленьких, но гордых людей отделился самый маленький. Он был похож на Черномора из старого фильма про Руслана и Людмилу, только без бороды. Огромная голова, лысина, свисающий до нижней губы нос, кустистые брови.

– Добрий дэнь, пацани! С кэм тут можно гаварыть? Я Омар.

Ответом ему были полные голодной ненависти слова Серого:

– Какой, на хуй, Омар-кальмар, тут шо тебе, блядина, рыбный магазин?!

Наследство

Ехать было далеко, за шестьсот километров. Никакого заработка, ехали по общему делу, поманеврировать в этом убогом городишке.

Как военный флот, заходящий в чужие порты, показать флаг с мертвой головой.

Модные мобилки, «моторолы», носили специальные люди, в руках, как ядерные чемоданы. Телефоны попроще были намертво прикручены в машинах.

За городом они не работали, да и в городе брали не везде.

Чтобы не потеряться в дороге без связи, решили ехать караваном, а встретиться за КПП на рассвете.

Караваны в то время ходили часто, и мусора на КПП по ночам записывали номера машин. При мерно тогда же на КПП стали строить ДОТы.

Наш старший, Санек, мутный, шустренький дядя лет сорока, дал мне ключи от хаты. Он как раз начал богатеть и работал на износ, лез в каждую дырку, боялся ошибиться, над ним тоже был старший, а вокруг завистники.

– Вован, заночуете на хате, соберетесь с вечера, пусть водилы отсыпаются, а вы так перекантуйтесь, кроватей на всех не хватит. В шесть утра на трассе, первый мост за КПП. Сильно не бухайте и не тушите бычки об стол, а то попривыкали, на хуй.

– Это что, твоя хата? Чего ты колотишься? – Санек явно перерождался, вел себя не по понятиям, столы какие-то, думал о незначительной хуйне.

Впрочем, хуй его знает, может, он таким и был, я его плохо знал, он был новым старшим, предыдущий пропал без вести, а тот, что был еще раньше, получил восемь лет строгого.

– При чем здесь «колотишься»?! – зачастил Санек лагерной скороговорочкой. – Хата съемная, дорогая, я там и с телками зависаю, друзья приезжают, короче, ты понял, не хулиганьте, не ведите себя как всегда, пора культуры набираться, – и заржал, как конь, показывая, что это шутка, все путем, братва и все такое.

– Как скажешь, – я взял ключи, и мы поехали. Хата и в самом деле была дорогая – три комнаты, импортная мебель, посуда, круглая ванна с черным зеркалом на потолке, здоровый телевизор – я в такой хате был первый раз, понял, чего Санек колотился.