Огненный дождь

Когда человек, считающий себя культурным, утверждает, будто не чувствует очарования стихов, он обнаруживает относительное бескультурье, ничем, собственно говоря, не вредя стихам. Гомер ^{47} , Данте, Гюго ^{48} всегда будут более великими людьми, чем он, единственно потому, что писали стихи; и наш человек, разумеется, охотно оказался бы на их месте.

Презирать поэзию — все равно что презирать живопись или музыку. Феномен, характерный для низкой культуры.

Ошибочно также полагать, будто поэзия имеет мало практического значения.

Наоборот — она имеет столько же практического значения, что и любой предмет роскоши; тот, кто выбрасывает деньги на отделку изящного зала, или на абонемент в оперу, или на великолепную гробницу, или на красивый дом, платит такую же дань изящным искусствам, как если бы он купил книгу хороших стихов. Если ты купил произведение изящных искусств и владеешь им, это называется роскошь.

Разница только в том, что книга дешевле салона или ложи в театре; но практическим людям уже доподлинно известно, что стоять за ценой, когда речь идет об изящных искусствах, — неприлично и грубо, и они поклоняются искусствам, не жалея денег на архитектуру, живопись, скульптуру и музыку.

И почему бы Поэзии не быть Золушкой среди них, если ей как раз и достался хрустальный башмачок?..

Должен также предупредить, что себя я тоже отношу к практическим людям. Мне тридцать четыре года… я знаю жизнь.

Следует сказать несколько слов о свободном стихе ^{49} , которым я здесь обильно пользуюсь.

Свободный стих, как о том гласит его наименование, есть нечто простое и великое: завоевание свободы.

Стих, который мы называем свободным, а не белым,или нерифмованным, как его величают испанские риторы, стремится прежде всего к гармонии в пределах строфы, ей подчиняя ритмический рисунок каждой строки, отчего и строфы становятся более разнообразными.

Это способствует и большему богатству рифмы, основного элемента в современном стихе, заменяющего собой строгую ритмику старинного стиха…

Путем такого же приспособления, какое превратило мелопею ^{50} хоров трагедии в наше оперное хоровое пение, ибо продвижение мелодии к гармонии характеризует развитие всей западной музыки (а стих — тоже музыка), классическая строфа превращается в строфу современную, с неравными строками, которые сочетаются между собой по воле поэта и подчиняются высшей инстанции вкуса, как все в изящных искусствах.

Классические комбинации весьма почтенны, они представляют собой организмы, победившие в избирательном процессе; но они не могут претендовать на исключительность, не вступая в противоречие с той самой эволюцией, которая их породила.

Поэтому любое обращение к свободному стиху может быть оправдано мастерским владением прекрасным классическим стихом: только это дает нам право на нововведения. Тут в силу вступает элементарная честность.

Наряду с их исконными достоинствами, классические формы не поддаются упрощению. И все-таки слух, привыкший к ним, требует их безраздельного владычества. А этот феномен, если его довести до крайности, выльется в триумф общего места, то есть в опошление языка.

Значит, следует еще раз подчеркнуть достоинства свободного стиха, предоставить ему, между всеми прочими, права гражданства; и ничто не послужит более этой цели, чем разнообразная, красивая рифма.

Теперь несколько соображений личного характера.

Три года назад я писал о замысле этой книги: «Целая книга, посвященная луне. Что-то вроде мести, о которой мечтаю практически с детских лет, каждый раз, как жизнь загоняет меня в угол».

Мог бы я сделать это лучше, если бы исторг из себя темную силу борьбы, вывел ее вовне, развернул в прекрасных творениях, — ведь и мрачная, благородная скорбь исходит из глаз, просветляясь в прозрачных слезах?

Была ли где-нибудь в мире более чистая и тяжкая работа, чем воспевать луну в отмщение жизни?

Так пусть она будет достойна моего учителя Дон Кихота, который числил сие светило между своих трофеев, ибо победил в честном поединке Рыцаря Белой Луны ^{51} …

Перевод Анастасии Миролюбовой

Стихи

КАРНАВАЛЬНЫЙ ПСАЛОМ О Луна! Как sportswoman, над нами «форд» умело ведешь среди звезд. Аравийское небо ночами над тобой расстилает свой холст. Ты сияешь в ночи наготою. Что тебе дорогие шелка?! И невестой под легкой фатою нам являешься издалека. О Луна! В моих снах не случайно ты плывешь над простором морским и пытаешься вечности тайну птичьим клювом нащупать своим. Лик твой — это лицо Арлекина. Омывает Марию твой свет. Ты бледна, словно рейнские вина. Мать любви, преступлений и бед. Я — певец твой. И пусть не заметишь ты меня со своей высоты, ты от века ночами нам светишь. Маска солнца — Луна — это ты. Перевод Виктора Андреева НОКТЮРН В полных покоя водах лагуны блещет свет лунный вешней порою. Тихо, прохладно, полночь лучиста. Золотом чистым — лунные пятна. Вдруг потемнело. Туча сокрыла ночи светило, в траур одела. Лунного лика взор затуманен. Серый свет странен, смазаны блики. Как привиденья, то возникают, то исчезают смутные тени. И, поднимая морды, собаки в стынущем мраке хрипнут от лая. Перевод Виктора Андреева ЛУНА-ОБМАНЩИЦА Луна золотая блестит в небесах, в кошачьих глазах коварно мерцая. Поэты, не зная, что путь ваш — впотьмах, бредете, в стихах луну воспевая. О, как же был прав Шекспир, написав (и не поленитесь прочесть те, кто юн): «Swear not by the moon…» ^{52} — «Луной не клянитесь…» Перевод Виктора Андреева СЕЛЬСКАЯ ЛУНА (Фрагмент) Лазурь, густея в сумерках, уже сулит покой деревне натрудившейся, усталой. Промчался одинокий всадник запоздалый… Девицы утомились болтовней… Луна восходит на вечерний небосклон и навевает сон, быть может, и печальный, но отрадный, и разливается по-над селеньем он рекою неоглядной. Сон в темноте ночной — он смог бы сравниться с чернотой созревшей смоквы. Сон под луной — притихло, наслаждаясь отдыхом, село, так птица спит, клюв спрятав под крыло. Когда мы спим в ночь полнолунья на спине, то в бездну мы низвергнуты во сне, не защищенные и малым отзвуком земным. А на поверхности сияющего диска луны увидеть можно близко в Египет уходящее Святое Семейство ^{53} ; вот они все трое: с Младенцем на руках Мадонна, рядом с ней Иосиф с посохом, старик согбенный. И светло-серый ослик неизменный бежит по лунным пажитям смешной трусцой своей ^{54} . И нежится под синим покрывалом небосклона душа селенья — аргентинского исконно. Перевод Виктора Андреева

Два великих лунатика, или Полное несходство взглядов {55}

Г. (неизвестный; говорит с сильным скандинавским акцентом).

К. (неизвестный; по выговору — испанец).

 Пустынный перрон железнодорожной станции. Одиннадцать вечера. Полнолуние. Ни звука. Вдали — красный огонь семафора. По краям платформы в беспорядке разбросан багаж.