Огненный дождь

КОННЫЕ ПОВСТАНЦЫ В нетерпенье, восторге мчится скакун счастливый, над лесом железных копий ветер войны ревет, но, могучий, не может он сладить с конскою гривой; сверкающей саблей разрублен надвое небосвод. Над горою скалистой, где гордый кондор гнездится, улыбкой заря засияла, будит несметную рать нашей Родины славной, румянит суровые лица; строй смельчаков-повстанцев ничто не в силах разъять. Всю землю заполонили каски, ружья, знамена, в стране бескрайних просторов ныне один властелин, и воля трубы военной властно и непреклонно звучит нескончаемым гимном — гимном Южных равнин ^{75} . Запах конского пота; запах крови и славы! Армия пьет победу, словно бутыль вина; и смерть на полях сражений печатает шаг величавый, и морем небесного света затоплена вся страна. Перевод Виктора Андреева

Из сборника «Книга веры» {76}

ГРУСТНАЯ ПЕСНЯ Ночь любви в печали отдана молчанью, под Господней дланью души трепетали. Одинок любой грезящий о счастье. Дремлет сад — во власти тишины ночной. Кажется, что он — темный, в зябкой дрожи — в нашу горечь тоже грустно погружен. Синь небес вуалью черною затмилась, будто породнилась с нашею печалью. Песнь грустней все боле, словно бы она оградить должна нас от лишней боли. А твоя рука в кисее воздушной с кротостью послушной вздрогнула слегка. Я и сам не знаю, почему, как прежде, в призрачной надежде я ее ласкаю. Но во мраке томном знаем мы вдвоем: жизнь моя — в твоем грустном взоре темном. И свои мечтанья ты уже готова перекрасить снова в черный цвет страданья. Скорбь твоих очей с болью непритворной говорит бесспорно о любви твоей. В поцелуе нежном, скрыть страданье силясь, горе притаилось плачем безутешным. Ты нежна со мною, ибо поняла: от любого зла я тебя укрою. Под льняной рубашкой грудь твоя круглится, пусть же мне простится, что вздыхаю тяжко. Признаюсь: порой снятся твои ласки, как в арабской сказке ^{77} , в темноте ночной. Ты еще юна, но в твоей печали, временной едва ли, скорбь судьбы видна. В каждый миг я знаю: чем ты мне родней, тем, увы, скорей я тебя теряю. Долог сон мечтаний, радости кратки. Будущей тоски не прожить заране. Страшно мне, что ты с грустью неземною мне махнешь рукою с горней высоты. Больно видеть мне, но я вижу ясно: до чего несчастна ты в спокойном сне! Как в тиши ночей ты любима мною, — днем надежно скрою я в душе своей. В дымке заоконной звездный небосвод, как корабль, плывет над садовой кроной. Заслонил звезду сад густой листвою, — так бы нам с тобою спрятаться в саду. Если б хоть отчасти вешними ночами плакало звезд а ми небо нашей страсти! Будем безусловно узнавать все чаще: грусть томленья слаще радости любовной. Перевод Виктора Андреева БЕЛОЕ ОДИНОЧЕСТВО В безмятежном покое сна, в белом сиянии лунных шелков ночь, красавица нежная, воплощенная тишина, опускается на безбрежный небесный свод и расплетает косы, волшебные кроны лесов. Только бессонное око циферблата на темной башне тщетно сверлит бесконечность, роет ямку в песке; циферблаты раскатывают бесконечность, грохочут колеса, а повозка всегда вдалеке. Луна швырнула нам под ноги белую бездну упокоения, и в ее глубине умерли вещи, живы тени-идеи. Ужас, как близко смерть подступает в такой белизне. Ужас, как мир прекрасен, одержимый, издревле подвластный белой луне. И сердце трепещет болезненно, боязливо от грустной жажды любви. Город в небе высоко, город, почти незримый, парит, и смутные очертанья насквозь просвечивает ясная ночь: многоугольный кристалл, бумажный кораблик на дне ручья, — город, такой далекий, такой абсурдно реальный, что и глядеть невмочь. Город парит, или судно отчалило, и мы на нем, в стороне от земной суеты, счастливые, в молчании, такой исполнены чистоты, будто одни только наши души в белизне полнолуния живы… Словно шальной сквозняк огоньком свечи, овладевает дрожь безмятежным светом: растворяются линии, гаснут звуки; миг — и безбрежный свод стал белоснежным склепом, и одно остается в тягостной этой ночи: непреложность разлуки. Перевод Анастасии Миролюбовой АДАЖИО ^{78} Обводит уголь тягостной печали глаза густою траурной каймой, и клавиши под чуткою рукой, как крылья мотылька, затрепетали. Сухие губы наконец узнали вкус лепестков, осыпанных росой, и путь для встречи с Вечною Женой затерянные тропы указали. Страшись любви, когда она бесстрастно себя являет миру громогласно; пусть лучше моя флейта не звучит, пусть вечером неспешная пирога скользит неслышно водною дорогой и сердце песню нежную таит. Перевод Виктора Андреева РОНДО ^{79} Старинный сад. Тропинка под листвою, где я тебя поцеловал; а тут — прекрасный сад глядит в зеркальный пруд, мы пленены двойною красотою. Страна любви, где мы навек с тобою, где нет разлук, где только счастья ждут. Философ-ослик прячется в закут; жизнь для него — кремнистою тропою. А мы благословенны небесами, дорога наша устлана шелками; прильнула жадно ты к губам моим. Смерть от любви — чудеснейшая плата; пусть нам привидится в огне заката: в безмолвии к звезде своей летим. Перевод Виктора Андреева ИСТОРИЯ МОЕЙ СМЕРТИ Смерть явилась во сне, это было очень просто: шелковый кокон вокруг меня сплетался и с каждым твоим поцелуем на один оборот истончался. И каждый твой поцелуй дню равнялся; а время между двух поцелуев — ночь. Смерть — это очень просто. Мало-помалу распутывался кокон моей судьбы. Я еще держался за кончик нитки, скользящий между пальцев… Когда ты внезапно застыла, и клубок размотался, и кончились поцелуи, — я выпустил нитку, и жизнь ушла. Перевод Анастасии Миролюбовой

Из сборника «Книга пейзажей» {80}

ОСЕННЯЯ ОТРАДА Над золотистой долиной бледный закат умирает. Шорох листвы тополиной наши шаги повторяет. Точкой — далекая птица… И от цветов на поляне вдруг голова закружится, словно бы в юности ранней. Звездным огнем заблистало небо — от края до края. В чаше фонтана устало плещет вода, засыпая. Перевод Виктора Андреева ОДИНОКАЯ ФИАЛКА Я, уставший, прилег на опушке лесной и увидел цветок над пожухлой травой. Тявкнул пес… И опять мир объят тишиной. Смог ли я осознать ^{81} , что в росинке цветка отраженным сиять будет небо века?! Перевод Виктора Михайлова СЕРЫЕ ВОЛНЫ ^{82} Падает дождь шелестящей холодною тенью. Ветер над морем стенает с надрывной тоскою. День нескончаем, печален. И спит сновиденье на берегу, над унылой равниной морскою. Падает дождь… И уже он всю землю наполнил запахом мокрых цветов и сопревшего сена. День нескончаем, печален. Внезапно я понял: смерть такова… такова наша жизнь несомненно. Дождь все не тихнет. И день нескончаем, печален. И человек, словно призрак, исчез без следа в серой завесе дождя, что закрыла все дали. Дождь все идет… И пускай не кончается он никогда. Перевод Виктора Андреева ОЧАРОВАНИЕ ^{83} Морской воды лазурная свобода! Вечерних сумерек сапфирный свет! Окрашены в единый синий цвет морская глубь и купол небосвода. Какой покой в лазоревом просторе! Песчаный берег — в дымке голубой. А белый парус над тугой волной — как лунный серп, сверкающий над морем. Ты — счастлив. Видишь словно бы впервые и синь воды, и синий небосвод. И кажется, что море слезы льет — счастливые, соленые, морские. Перевод Виктора Андреева ЗВЕЗДОЧКА Над лодкой, что п о морю мчалась, взрезая спокойные воды, предвестницей дня и восхода на мачте звезда колыхалась. И море, в свои покрывала укрытое дремой по плечи, последней звезде навстречу соленые брови вздымало. В ответ на призыв великана (любить так умеешь и ты) слетает звезда с высоты и спит на груди у титана. Перевод Кирилла Корконосенко ГНЕЗДО Колючка, конский волос, нить, клочок овечьей шерсти, прутик тополиный и пух на самом дне. Наступит срок — птенцам он станет славною периной. И вечером, в весенней тишине, в предчувствии отраднейшей услады, когда полнеба в золотом огне, выводит птица нежные рулады. Перевод Виктора Андреева