Огненный меч Империи

После завтрака Михаил оправился к Ирине Григорьевне, чтобы узнать, поедет ли она во дворец с ним сегодня.

— Спит ещё, — не поднимая глаз пробормотала Полина, — три часа как улеглась только.

— Понятно… — протянул Михаил. — Значит, один поеду.

Он собрался уже было уходить, но ведунья его остановила.

— Михаил Арсеньевич! Вы б поговорили с ней! Совсем меня не слушает! Здоровье своё гробит!

— Думаешь, меня послушает? — хмыкнул он. — Ладно, не бойся, поговорю, когда вернусь.

Полина, так и не взглянув на его, кивнула и юркнула за дверь хозяйской спальни. Михаил же, постояв с полминутки, как если бы чего-то ждал, покачал головой и ушёл. И только когда его шаги стихли, Полина осмелилась выглянуть и посмотреть ему вслед. Дух его по-прежнему ощущался, и ведунья одними губами произнесла заговор на защиту. Крошечные огонёчки, невидимые посторонним, мгновенно вспыхнули и понеслись вслед Михаилу. Полина проделывала такое каждый день — какая-никакая, а помощь.

Михаил же, покинув доходный дом, никуда не спеша зашагал по московским улочкам, наслаждаясь по-летнему тёплым утром. Осень уже витала в воздухе, но ярче напоминала о себе ближе к вечеру. Народ вокруг суетился, у каждого находились дела, и только Михаил совсем не торопился. По дороге он купил свежий, ещё не остывший до конца калач и потихоньку откусывал по кусочку — пирожные в кофейне, куда он направлялся, ему осточертели. Настолько, что он совсем перестал их заказывать и давился исключительно кофе — так и не смог привыкнуть к его вкусу.

— Доброе утро, Михаил Арсеньевич! — радушно встретил его сам хозяин кофейни.

— Доброе утро, Степан Петрович! — приветствовал он его в ответ.

— Вам как обычно?

— Будьте так любезны.

Столик прямо около чёрного входа всегда свободным дожидался своего особого гостя. Получив привычную чашку кофе, Михаил сделал несколько глотков и, убедившись, что на него никто не смотрит, вышел на задний двор, где на своём обычном месте стояла неприметная карета — в жизни не догадаешься, что она принадлежит императорской семье.

— Доброго утречка, Михаил Арсеньевич! — возница широко ему улыбнулся и поклонился.

— Доброго, Егор, доброго. Как твоя спина?

— Совсем не болит, Михаил Арсеньевич! Помогла Ваша мазюка!

— Я рад.

На прошлой неделе, когда Егор вот точно так же приезжал за ним, Михаил заметил, что он не в духе и то и дело морщится. На следующий день всё повторилось. Как оказалось, Егор спину сорвал, когда зятю дом строить помогал. Михаил на завтра принёс вознице бутылёк из тёмного стекла, в который Полина налила какую-то пахучую, что аж в носу свербело, жидкость.

— Молиться за Вас буду, Михаил Арсеньевич!

— За меня не надо, Егор, — улыбнулся он. — Ты лучше про Полину вспомни, это она лекарство сделала.

Приученный не задавать лишних вопросов, Егор кивнул:

— И за Вас молиться буду, и за Полину Вашу!

Возница сперва открыл дверь для Михаила, а затем резво вскочил на козлы, радуясь тому, что спина совсем не болит, и, петляя по улицам, как и каждое утро, повёз своего благодетеля в Воробьёвский дворец. Как и всегда, Михаил не приближался к окнам, но при этом нашёл удобное положение, чтобы любоваться видом из них. Карета всякий раз везла его другой дорогой, и Михаил успел изучить Москву вдоль и поперёк. Когда Ирина Григорьевна ездила с ним, развлекала его тем, что рассказывала о разных зданиях и о забавных случаях, свидетельницей которых стала сама, а о некоторых ей ещё покойный муж поведал. Молчала она только тогда, когда они проезжали Хитровку. Это место по-прежнему вызывало боль в груди Михаила. Но в то же время оно будто придавало ему сил — напоминало о том, как Пётр Алексеевич отрёкся от него на глазах у всей Москвы, у трёх княжеских родов, на глазах у цесаревича.

Когда карета выехала из города и направилась к Воробьёво, Михаил пересел ближе к окну и без опасений выглянул, чтобы насладиться прекрасным и немного печальным видом увядающего лета. Вспомнился охотничий домик на краю леса, маленький, но милый сердцу, всё-таки там прошли не самые плохие годы жизни Михаила. Если не считать того, что каждый его день был подобен предыдущему и ни к чему не вёл. Хоть и сейчас его дни походили друг на друга как близнецы, но разница была очевидна: у него была цель, и он к ней не просто шёл, он к ней нёсся быстрее, чем дикий конь, убегающий от тех, кто хочет его пленить.

— Феофан Ильич! — выйдя из кареты, Михаил пересёкся с правой рукой цесаревича, тот сам собирался куда-то уезжать. — Доброе утро!

— Доброе утро, Михаил Арсеньевич, — коротко кивнул он. — Я по делам ненадолго, а Вы пока тут сами. Если что, знаете…

— Не беспокойтесь, Феофан Ильич! Я со всем справлюсь! — с улыбкой заверил он его Михаил. — Обещаю, дворец не сожгу! В смысле, постараюсь.

— Ну и шуточки у Вас, Михаил Арсеньевич, — покачал головой старик, и даже его кустистые брови будто ещё больше распушились, зато в глазах появилась смешинка. Каким бы суровым он ни старался выглядеть, а Михаил сумел разглядеть в нём весельчака, пусть и глубоко запрятанного. — Но если что…

— Езжайте, дорогой Феофан Ильич! — Михаил легонько похлопал его по плечу. Любой другой бы уже руки лишился за подобную дерзость, но огненному колдуну в Воробьёвском дворце сходило и не такое. Каким-то образом он сумел подобрать ключик к сердцам его обитателей. — Я за всем пригляжу!

— Вы лучше за собой приглядите!

Михаил дождался, когда Феофан Ильич заберётся в карету, помахал ему и только тогда пошёл к крыльцу, где слуга открыл для него дверь. В провожатых огненный колдун не нуждался, он настолько привык к окружавшей его роскоши, что давно перестал глазеть по сторонам с открытым ртом. Зато всегда замечал людей, вот и сейчас поинтересовался у горничной, протиравшей пыль на золочёных рамах картин:

— Мила, как мама? Поправляется?

— Вашими молитвами, Михаил Арсеньевич! — улыбнулась она щербатым ртом.

Ирина Григорьевна как-то обмолвилась о том, что император помешался на внешней красоте и украшал не только свои дворцы, но и требовал, чтобы все слуги были как на подбор красавцы удалые, а служанками брал только самых прехорошеньких. Цесаревич же никогда не смотрел на внешность, его интересовали только личные качества, ему было всё равно, как выглядит человек, если он честный, работящий и неглупый. И главное, преданный ему, Александру Ивановичу, будущему императору.

— Вот и хорошо, — ответил ей на улыбку Михаил. — Мила, а принеси мне чайку с баранками, а?

— Будет сделано, Михаил Арсеньевич! — закивала она и понимающе с ним переглянулась. Во дворце никто не мог понять тяги цесаревича и Феофана Ильича к кофе. Вот чай да с вареньицем малиновым — совсем другое дело!

Михаилу полюбилась небольшая гостиная, где, как ему рассказал кто-то из слуг-старожилов, когда-то частенько сидела за книгой императрица-покойница. В гостиной будто до сих пор сохранилось её тепло, и Михаил чувствовал себя там как дома. Как если бы его и правда здесь всегда ждали. Выпив чаю вприкуску с баранками, Михаил потянулся и с довольной улыбкой отправился совершенствовать свои огненные навыки. Пока в одиночестве, но ведь должен же цесаревич когда-то вернуться.

Тренировочный зал Его Императорского Высочества располагался на первом этаже западного крыла, выдавали его крошечные окна. Большие, на полстены в подобных местах никогда не ставили, иначе можно было бы разориться на стёклах, ведь бились они довольно часто. На стенах висели мишени разных размеров, а за некоторыми неприметными дверями прятались чучела, на которых было удобно отрабатывать удары. И главное, не жалко.

Перед тренировкой Михаил всегда переодевался в одежду попроще и поудобнее. Жалование он уже своё получал, но тратить его направо и налево не стал, да и не сумел. Внезапно обнаружил у себя черту, о которой даже не подозревал: не мог позволить себе пускать на ветер деньги, хоть и сам их заработал. К тому же он очень хотел вернуть Роде долг, но пока не знал, когда с ним увидится.