Огненный меч Империи

— Боюсь, что так. Как ни крути, а в этих боях исход неизвестен. Звёзды упорно молчат.

Пётр Алексеевич прикусил губу, не хватало ещё вылаяться при Якове.

— И что задумал цесаревич, тоже неясно?

— Нечем мне Вас сегодня радовать, Ваше Сиятельство. Вижу, что всё сожрёт пламя, а как трактовать это — ума не приложу. Ясно только, что помешать пламени не получится.

Ничего путного Пётр Алексеевич не выяснил, вопросов стало только больше. О каком таком пламени толковал Яков? Неужто Москву пожар ждал? Так то не беда, колдуны вмиг с ним справятся. Скорее всего, астролог что-то другое подразумевал под огнём. Знать бы ещё, что именно.

— А что мои сыновья? — справившись с раздражением, поинтересовался князь. — Всё так же? Ничего не поменялось?

Прежде чем ответить, Яков призадумался, ещё раз перепроверяя расчёты.

— Что там? Не тяните!

— Даже не знаю, как и сказать Ваше Сиятельство… — На лице астролога появилась некоторая растерянность.

— Говорите, как есть!

— Вы меня о сыновьях спрашиваете… А я вижу только одного сына. Нет у Вас второго, Ваша Сиятельство.

Такого ответа князь точно не ожидал. Родион, как и всегда в это время, сейчас тренировался, а значит, речь шла о Михаиле.

— То есть, он умер?

Яков не спешил, взвешивая свои слова в уме:

— Не могу утверждать… — протянул он. — Смерть бы я рассчитал. А тут его попросту нет, совсем нет. Как если бы никогда и не существовал.

— А Родион? Станет ли он великим колдуном, как Вы раньше говорили? Вы говорили, что один из моих сыновей станет великим!

Прикрыв глаза, Яков покачал головой:

— Это не тот сын, Ваше Сиятельство, Вы не на того поставили.

Глава 26

В ту ночь Михаил никак не мог уснуть. Он крутился, вставал, снова ложился, но треклятый, спасительный сон никак не шёл. Наверняка Полина могла бы чем-нибудь помочь, но Михаил не хотел никого беспокоить. Хватит уже того, что Арсений переживал, даже настоял на том, чтобы отправиться вслед за хозяином в Воробьёвский дворец, а не вернуться с госпожой Зайцевой в её доходный дом. И Полина со всеми своими зельями тоже, разумеется, находилась там.

Пасмурный день так и не разрешился дождём, и тёмные облака, пусть и немного посветлели, но по-прежнему застилали собой небеса, загораживая свет звёзд и луны. Михаил, отчаявшись уснуть, поднялся и зажёг свечу, стоявшую около его кровати. Не задумываясь, дотронулся пальцем до фитиля, и тот мгновенно вспыхнул. Отныне Михаил и огонь были неразделимы. Однако сам огненный колдун уже не был уверен, что так уж этому рад.

Какой из него князь? Зачем цесаревич даровал ему титул? Князь Морозов? Выскочка из ниоткуда? Самозванец он и есть — прав был Пётр Алексеевич! У Михаила мелькнула шальная мысль: а может, плюнуть на всё и сбежать? Найти себе где-нибудь маленький, никому не нужный охотничий домик, да там и засесть? Жить спокойной жизнью, и чтобы ни какой магии. Простая жизнь простого человека…

Михаил мотнул головой — нет уж, он не мог так поступить, уж лучше смерть, чем снова выставить себя жалким слабаком. Но разве он как раз слабаком себя и не выставил, когда не стал сдерживаться в бою с Родином? Ведь знал же, чем всё закончится, а всё равно не уступил. Но больше всего его душу разрывало то, что он понимал, что дело не только в том, что Родя просил его не жалеть. Он хотел, он жаждал, чтобы отец увидел, каким он стал, и осознал, что был неправ. А в итоге Михаил добился лишь того, что один из немногих родных ему людей лежал при смерти в московском доме князя Вяземского.

Оставалось только надеяться, что Александр Иванович сумеет как-то вызволить Родиона из отцовского плена. Возможно, сам Родя не желал бы никуда уходить, но Михаил не мог допустить, чтобы он всё так же доводил себя до крайности только для того, чтобы Пётр Алексеевич и его не считал слабаком. В конце концов, он приходился ему младшим братом, а значит, и ответственность лежала на Михаиле. Что бы там ни считали другие.

До Михаила дошла весть, что Ольги Васильевны не стало. Вяземские, те, кто раньше и знаться с ним не хотели, после показательных боёв и после того, как его объявили князем Морозовым, обступили его, чтобы лично поздравить и напомнить, что уж они-то всегда думали, что он далеко пойдёт, хоть никак и не выражали свою веру в него. От кого-то из них Михаил и узнал, что княгиня, сызмальства относившаяся к нему по-доброму, тихо-мирно умерла у себя в постели во сне. Так имел ли Михаил право оставить Родиона в Большом доме? В логове Зверя? Ни за что! Он сделает всё, чтобы поставить брата на ноги и уберечь от отца!

А пока следовало как-то заставить себя уснуть. Но как? Как, если ум не желал успокаиваться, показывая картинки из совсем недавнего, короткого, но настолько яркого прошлого? Подготовка, бои, лежащий на земле Родион, титул, праздничный ужин в честь победителя, на котором, подавали слишком крепкий кофе. За что Михаил был благодарен цесаревичу, так это за то, что он не стал зазывать родовитых колдунов, а велел накрыть небольшой стол в своей гостиной, и там совершенно по-семейному собрались сам Александр, царевна Елизавета, Михаил, Ирина Григорьевна и Феофан Ильич. Михаил был бы счастлив, если бы и Арсений с Полиной к ним присоединились, но понимал, что такое невозможно. К тому же ведунья и так с большим трудом общалась с мужчинами, а если одним из оказался бы сам будущий государь, страшно было представить, что стало бы с бедной девушкой.

Если бы не тяжёлые мысли, Михаил наверняка насладился бы превосходным ужином. Но именно из-за них не чувствовался вкус, а разговоры не клеились. Видя это, Ирина Григорьевна болтала больше обычного, чтобы перетянуть внимание на себя. После ужина Михаил удалился к себе под предлогом того, что ужасно устал. Так оно и было, однако сон к нему упрямо не шёл.

Смирившись с тем, что уснуть, похоже, так и не получится, Михаил оделся, погасил свечу и выскользнул из отведённой ему спальни. В коридорах было темно, но за эти месяцы он хорошо изучил расположение всех комнат и залов и мог идти если не с закрытыми глазами, то уж точно наощупь. Он вполне мог бы создать небольшой огненный шар, но не хотел привлекать к себе внимание. К тому же ему было совсем недалеко.

Гостиная императрицы Софьи стала для него тем местом, где он чувствовал себя наиболее спокойно, будто здесь сохранилась её материнская ласка. Что он здесь собирался делать, Михаил и сам не знал. В полной темноте, лишь изредка нарушаемой луной, стыдливо выглядывавшей из-за плотных облаков, он сел на диванчик и откинулся на его спинку. Глаза, привыкшие к темноте, бродили по нехитрому убранству. Михаила ещё в первый месяц поразила любовь цесаревича к простоте, её он явно унаследовал от матери.

И вдруг дверь тихонько отворилась.

— Так и знал, что найду тебя здесь, — усмехнулся цесаревич и закрыл за собой.

— Ваше Императорское Высочество! — подскочил Михаил.

— Тише ты, — поморщился он и подошёл к нему. — И не называй меня так сейчас, пожалуйста. Ты же заметил, что я вслух говорю тебе «ты».

Михаил покачал головой. Он так часто слышал «ты» от цесаревича в мыслях, что куда больше удивился тому, что тот появился посреди ночи в гостиной, нежели тому, как он к нему обращался.