Огненный рубин апостола Петра
Шрифт:
– Лучше уж с тобой, чем с теми козлами! – проговорила Лиза и даже соорудила на лице что-то вроде улыбки.
– Вот это правильный подход! – обрадовался Доцент. – Я всегда предпочитал добровольно…
– Ты вообще довольно симпатичный, – продолжала Лиза, – только вот какая же добровольность, если я связана?
– Э, нет! – Бомж хитро усмехнулся. – Думаешь меня перехитрить? Я видел, как ты дерешься! Стоит мне тебя развязать, и ты тут же удерешь! Нет, мадам, добровольно – это я ценю, но развязывать вас не собираюсь!
– Ну, сам посуди, как же мы будем это делать? Мне даже ноги не раздвинуть!
Лиза
– А давай вот как сделаем. Ты мне только ноги развяжи, а руки оставь связанными. Что я тебе со связанными руками могу сделать?
Доцент задумался.
Лиза призывно улыбнулась и облизала губы:
– Ну, миленький, давай скорее! Я сама уже хочу!
Бомж отбросил сомнения, вытащил из кармана своего жуткого одеяния складной нож и одним движением перерезал веревку, связывавшую щиколотки Лизы.
В тот же миг Лиза вскочила, ударила его левой ногой в живот, а когда он согнулся от боли, хватая ртом воздух, добавила правой в челюсть.
Доцент беззвучно упал на землю и потерял сознание.
Лиза наклонилась, перекинула связанные руки вперед, едва не вывернув их из суставов, подняла брошенный бомжом нож и через секунду полностью освободилась от веревок.
Пнув напоследок бомжа, так что хрустнула его многострадальная челюсть, она зашагала по тропинке, по которой недавно ушли его приятели.
Правда, они унесли ее куртку, а в одной футболке в осеннем лесу холодновато, но пока что ее согревал адреналин.
Только пройдя по тропе около километра, Лиза сообразила, что вместе с курткой она лишилась всех своих вещей.
Банковские карточки – бог с ними, они все равно заблокированы, но вот ключ из сейфа Агнии Иволгиной тоже пропал, так что теперь ей нечего предъявить Елене Юрьевне…
Коля Бормотуха и Копыто подошли к автозаправке на шоссе.
Перед входом в стеклянный павильончик их охватила робость: Шура, здоровенная тетка средних лет, которая торговала всякими товарами не первой необходимости в этом павильоне, а заодно приторговывала самогоном собственного приготовления, отличалась крутым и очень переменчивым нравом.
Если попасть к ней в неудачный момент, можно об этом здорово пожалеть.
Правда, Коля Бормотуха считал, что знает верную примету Шуриного настроения: если она одета в необъятную вязаную кофту небесно-голубого цвета, значит, настроение у нее хорошее, и с Шурой запросто можно договориться. Если же на ней столь же необъятная розовая кофта – значит, лучше к ней и не подходить. Обругает последними словами, но это еще полбеды, может и чем-нибудь тяжелым запустить.
Вот и сейчас Коля первым заглянул в павильон и опасливо выглянул из-за стойки с печеньем.
– Зеленая! – прошептал он прятавшемуся позади Копыту.
– А это как же понимать?
– Ну, зеленая – она как бы больше на голубую смахивает… – неуверенно предположил Коля.
– Ну, значит, пошли!
Приятели смело вошли в павильон и направились к его хозяйке.
– Это еще что такое? – процедила та, разглядывая их, как двух тараканов, оказавшихся в супе.
– Здравствуй, Александра Васильевна! – робко пролепетал Бормотуха. – Мы тут тебе кое-какой товар принесли…
– Что?! –
вызверилась на них Шура. – Какой еще товар? Я вам сколько раз говорила, чтобы ваших немытых харь и близко у заправки не было! У меня приличные люди покупки делают, а тут вы со своими бациллами ошиваетесь! Да я вас щас шваброй вымету и в канализацию спущу! Вам там самое место!– Александра Васильевна, ну как же так… – заныл Бормотуха. – Вы же нас сколько лет знаете… мы же никогда ничего не позволяли… мы только хотели вам кое-какой товар предложить и купить вашего замечательного самогона…
– Чего?! – взревела Шура, косясь на полуоткрытую дверь подсобки. – Какой еще самогон? Вы что, совсем сбрендили? А ну, пошли прочь, и чтобы я вас не видела!
С этими словами она схватила швабру наперевес и с грозным видом вышла из-за кассы.
Бомжи вылетели из павильона, испуганно оглядываясь.
– Выходит, зеленая – она вроде розовой… – сделал Бормотуха запоздалый вывод.
– Вроде-то вроде, – уныло проговорил Копыто, разглядывая Лизину куртку, – а только что же нам теперь делать? Где нам денег на выпивку раздобыть? А выпить хочется, организм требует!
Тут около них притормозила битая, видавшая виды машина – «Жигули» четвертой модели. Из машины выглянул потертый типчик в приплюснутой кепке и с интересом проговорил:
– Эй, заразные, что продаете?
– Да вот куртка, – оживился Копыто, – высший класс, импортная вещь! Вон, на ней что-то не по-нашему написано. Можно сказать, почти ни разу не надеванная. Дочке вот купил, да ей размер не подошел.
– Ты про дочку можешь не заливать, мне не интересно, – оборвал его водитель «Жигулей», – ты мне куртку покажи.
Копыто сунул ему в руки куртку. Водитель помял ее, поморщился и спросил:
– Сколько хочешь?
– Три тыщи! – ответил Копыто, тут же испугавшись собственного размаха.
– Чего? – Водитель засмеялся. – За такую дрянь – и три тысячи? Ты долго думал? Пятьсот рублей ей красная цена!
– Это ты, дядя, загнул! – вмешался в разговор Бормотуха. – За пятьсот сейчас тебе никто и не чихнет! Хочешь вещь купить – плати. Три не три тыщи, а меньше чем за две мы ее не уступим.
– Ну, не уступите – и хрен с вами! – Водитель надвинул кепку на глаза и сделал вид, что собирается уезжать.
– Стой, автолюбитель! – всполошился Бормотуха, чувствуя, что шансы на самогон уходят у него из-под носа. – Стой, не спеши! Так и быть, за полторы отдадим! Бери, пока мы не передумали!
Покупатель искоса взглянул на бомжа, затем на куртку. На лице его были явственно видны душевные муки.
– Бери! – повторил Бормотуха. – Дешевле нигде не возьмешь! Мы бы и сами не продали, да вот ему срочно лекарство нужно, у него это… сердце больное.
– Знаю я ваше лекарство… – отмахнулся водитель.
– Бери! – не отставал Бормотуха. – Бери, а то Шуре отдадим…
– Шура вас бортанула, я же видел! – ухмыльнулся покупатель. – Если бы Шура у вас взяла, вы бы мне шиш предложили! Ладно, так и быть, возьму за тысячу, исключительно по своей доброте. Черт с вами…
– Полторы… – заныл Бормотуха, но тут же заметил, что покупатель собрался уезжать, и протянул ему куртку. – Ладно, будь по-твоему, давай тысячу! Так и быть, пей нашу кровь!