Огонь его ладоней

Позже я узнала, что в локальное пространство Нивикии зашел для ремонта и оказания помощи раненым патрульный крейсер “Звезда Оталоры”. Тут до буферной зоны с Врамеулом всего ничего, пара десятков парсек, а с врамельвами у Федерации общий уровень злобности стремится к критическому. Полноценной войны пока нет, и, может быть, и не будет, в ближайшее время — так уж наверняка, а вот всяческие инциденты, они случаются…

— Какие мальчики! — Таська пихнула меня локтем. — Цепляй!

— Иди ты, — огрызнулась я.

Таська немного подпила в том баре, а я не стала, и теперь расплачивалась за это. Когда вас двое и одному из вас пьяно, весело и хорошо, и этот кто-то не ты, то ничего хорошего, как правило, не выходит.

— Чего иди? — обиделась Кудрявцева. — Чего сразу — иди? Эля, ты за-ну-да! К тебе сами вон… бегут… а ты — иди… Мальчики! — она помахала военным и послала им воздушный поцелуй: — Приветики!

Кажется, она набралась серьезнее, чем я думала. Вот же зараза!

— Кудрявцева, — зашипела я, крепко беря подругу под локоть, — не позорься! Пошли отсюда!

— Не хочу! — уперлась она. — Не пойду!

— Пойдешь, еще как пойдешь! — я была сильнее и выше подруги, чем бессовестно воспользовалась.

Потащила за собой, не слушая больше ничего. Слава богу, она не вопила и не брыкалась, просто шипела оскорбления, проезжаясь по моему белому пальто и монастырским привычкам. Ничего, проспится и забудет. Мне вот как забыть?

Насколько я успела рассмотреть знаки различия на военной форме, эти ребята были с Альфа-Геспина. Спецназ, элита армии. А по расе — пирокинетики со Старой Терры. Я там выросла, насмотрелась на таких. Серьезные люди. Таська же перед ними цирк устроила. Культуролог, мать ее. Ладно, гентбарцев не знает, но уж людей-то — позор.

И я ей это обязательно припомню. По-дружески. Когда проспится.

До начала регистрации на рейс к большой пересадочной оставалось три часа. Я посидела немного у Таськиной тушки, смотрящей очередной счастливый сон, думая, что и мне неплохо бы поспать. Но сон не шел, работа — просмотр сканов с раскопа, сортировка их и описание, — тоже не спорилась. И я пошла в обзорную галерею, благо она от нашего гостевого блока была недалеко.

Космос, ночная сторона планеты… Даже не верится, что именно там, на темной поверхности, я прожила целых четыре года. Что там — города, живые и мертвые, наши и нивикийские. Космос, звезды — всегда впечатляют. Можно смотреть на них, как на текучую воду, бесконечно.

Немногие любители космических панорам неспешно бродили вдоль прозрачного окна. Вокруг них вился скользкий тип, гентбарец невнятного гендера, всего и видать, что точно не крылатый и, пожалуй, не носвири, у носвири руки характерной длины, ни с кем другим не спутаешь. Ясное дело, товарищ предлагал залетным транзитникам настоящие нивикийские артефакты… собственного производства.

С подделками, надо признать, мы изрядно мучились. Уж больно высокого качества они пошли. Если на теневой рынок можно было наплевать, купил какой-нибудь дуралей себе в коллекцию новодел по цене подлинника, значит, так ему и надо, не будет другой раз ушами хлопать, то участившиеся наглые попытки завизировать такое у нас, с официальным подтверждением, лично меня здорово бесили. Тратишь свое время на экспертизу, смотришь, вникаешь, иной раз даже начинаешь думать, что вот оно, открытие века, а там… Тьфу!

Губернатор как-то попытался надавить на профессора Сатува. Чтобы тот, так сказать, пошел навстречу уважаемым личностям. Не всем, некоторым. На кого ему укажут. В обмен на улучшение собственного благосостояния или, скажем, дополнительное финансирование научных изысканий… Милейший профессор рассердился так, что наорал на вышестоящего, презрев все гендерные и сословные различия. Я при этом историческом разговоре не присутствовала, мне передали. Очень трудно было себе представить и очень жаль, что пропустила. В пересказе ведь совсем не то, чем когда своими глазами и ушами…

Самое интересное, что губернатор наш боль души профессора понял, осознал и больше с подобными предложениями не подходил. Я потом немного дергалась, все ждала, что придут и ко мне с тем же самым. Не пришли. Разумеется, я бы тоже послала за горизонт событий, но… Я — интраверт и не люблю общаться с посторонними. Особенно когда посторонние наделены харизмой и властью.

Я решила немного последить за черным торговцем. Дела у него вроде как шли успешно. Вот растекся перед военным, одним из тех пяти, кого мы с Таськой встретили. Мимолетный укол стыда за Таськин позор. Мужик нас, наверное, запомнил, у этих друзей память натренирована запоминать даже длинные унылые таблицы. Интересный типаж, необычный для пирокинетика. Те светловолосые и светлоглазые, а этот смуглый. Волосы кудрявые, черные, аккуратная бородка… Спецназу бороды не положены, но этот тип, судя по знакам различия на форме — капитан, ему можно…

Нивикийский каллиграфический шрифт — очень красивый, сам по себе произведение искусства. Нивикийцы любили вывести какой-нибудь афоризм или цитату на дощечках или вышить на ткани или мозаикой выложить, вставить в рамочку и повесить на стену, поголовное увлечение. Но, как я уже говорила, одно дело, когда смешную, сердитую или глупую фразу нарисовали тысячи лет назад и совсем другое, когда вот такой рукопоп, как этот ушлый гентбарец, на тридэпринтере с опцией искусственного старения. Причем рукопоп, вообще не соображающий, что именно он пишет на своих поделках.

Я подошла поближе, с интересом вслушиваясь, как негодяй расписывает достоинства своего, так сказать, овеянного благородной пылью веков товара. Я-то видела, что там вместо связной фразы белиберда полная. Буквы просто состыковали друг с другом, не понимая ни смысла, ни подлинной красоты.

Но когда торговец выдал, что на его поделки существует сертификат, а на том сертификате подпись самой Элины Разиной, доктора археологических наук с известным решительно всей Галактике именем… Я осатанела!

— Простите, что вмешиваюсь, — скалясь, сказала я. — Но вы сказали — Элина Разина?

Гентбарец не уловил выражение моего лица и потому попался. Они вообще человеческие эмоции не очень хорошо считывают, особенно одиночки низших гендеров. Этого я так и не распознала толком: вроде чабис, но для чабис слишком тощий и недокормленный. А впрочем, кто его знает, в какой помойке он рос и что перед последним метаморфозом жрал.

Мне предъявили сертификат. Действительно, с подписью. Моей. На эсперанто. Вот только чуть-чуть не довели последнюю завитушку, я обычно пишу не так.

— Ах, ты подонок, — задумчиво сказала я на чинтсахе-матерном. — Ах, ты, сволота такая, твою маму… и папу… и всю родню твою в свежий потрох! Да Элина Разина никогда такую хрень не завизирует, чтобы ты знал! Ты бы хоть у «Komuna lingvo» перевод спрашивал прежде, чем галиматью этакую печатать и за подлинный артефакт выдавать!

Ругаться с гентбарцами надо на их собственном языке, во-первых, до них так быстрее дойдет, во-вторых, не придется обеднять языковые конструкции. Когда у твоей расы изначально двенадцать гендеров, матерные возможности не поддаются измерению.