Огонь и сталь

— Чего? — парень удивленно заморгал, отставил кубок. Мед стекал по его подбородку, и Соратник торопливо вытер рот рукавом. — Ты что это мелешь, Вилкас? Как это не говорить? Да пол Вайтрана видели, как этот гонец к нам подбегал, еще и орал на весь город. Хватит дурить, отдай письмо, уж она-то разберется, что с ним делать.

— Фаркас, ты меня слышал? — в груди оборотня клокотало едва сдерживаемое рычание. — Тинтур ничего об этой бумажке знать не должна.

Взгляды юношей скрестились будто мечи. Фаркас тяжело поднялся на ноги, упираясь крепко сжатыми кулаками в столешницу, Вилкас стоял близ очага, и отблески пламени, извивающегося в своем диком жарком танце, делали его нахмуренное чело еще мрачнее. Уж близнец должен был его понять! Будь воин поумнее, он бы еще там, у ворот, бросил бы письмо в канал. Послание погибло бы в водах, и все, что Черное Братство хотело сказать Тинтур, растворилось бы вместе с чернилами и пергаментом. Убийцы не дерзнули бы сунуться в Вайтран, не в Йоррваскр, из палат Исграмора никто из них не выйдет. И, если нужно, Вилкас будет связывать эльфийку. Что угодно, лишь бы она снова не запятнала свои руки чужой кровью.

— Тинтур ничего не узнает. По крайней мере, от меня точно, — пробубнил, наконец, Соратник, отводя взгляд. Его брат облегченно вздохнул, морщины на его лбу разгладились. — А кто будет много болтать, тот получит в рыло!

— Спасибо, брат, — воин положил руку на плечо угрюмого Фаркаса. Тот криво ухмыльнулся, глядя на родича исподлобья. Он в ответ положил ладонь на предплечье близнеца, но взгляд его темных глаз был встревоженным и печальным. Слова, невысказанные, повисли в воздухе меж ними, и Вилкас чувствовал, что брат отгородился от него стеной недоверия. Юноша раздраженно фыркнул. Вот уж дудки! Он отходчив, назавтра уже забудет о ссоре.

Только вечером воин вспомнил о злополучном послании, до сих пор покоящемся в кармане. Тинтур была еще в главном зале вместе с Ньядой и Рией. Босмерка в последнии дни была очень счастлива, звуки ее смеха, чуть сдержанного, с бархатистой хрипотцой, пробегали по спине Вилкаса вереницей колючих мурашек, губы невольно раздвигались в улыбке. Глядя, как сестры по оружию, обмениваясь хитрыми взглядами, усиленно подливают вино в чашу Белого Крыла. И что эти бесовки пытаются у нее выведать? Соратник за вечер даже и слова эльфке не сказал, все ему чудился огонек подозрения в янтарных раскосых глазах, а пергамент письма жег кожу через одежду. И как он мог о нем позабыть?! Вытащив скомканный лист бумаги, Соратник несколько раз подбросил его на ладони. Подумать только, всего два словечка — и столько проблем.

— Ты рано ушел с ужина, — произнесла Тинтур, затворяя дверь. Вилкас вздрогнул и поспешно бросил пергамент под кровать, круто обернувшись на пятках. — Ты вообще сегодня сам не свой. Что-то случилось?

— Н-нет, что ты! — юноша улыбнулся, притягивая босмерку к себе и ногой запинывая пергамент подальше под кровать. Еле успел… эльфийка улыбнулась и аккуратно высвободилась из его объятий, принялась снимать бандану, скрывающую ее изуродованные уши. Серебристо–белая тонкая косичка легла ей на плечо. Дождавшись, когда она расчешет волосы, Вилкас без лишних слов притянул Тинтур к себе, жадно вдыхая окружающие ее острый травяной аромат.

***

Ей снилась родина. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь кружево густой листвы, густой земляной аромат леса и небо ярко–синее, так не похожее на холодную лазурь небосвода Скайрима. Вот Тирон играет с отцовским луком, а Квэнья гоняется за бабочками. Мать, невысокая, смуглая, тонкая и гибкая как ивовая веточка, нянчает младшего сына, всего пяти месяцев от роду… веки темно–золотистых глаз дрогнули и медленно поднялись, одинокая слеза скатилась по щеке Тинтур. Сейчас Айниллу почти три года, а старшей сестры он не видел и вряд ли когда-нибудь увидит. Вилкас тяжело вздохнул во сне, что-то сбивчиво пробормотал и повернулся на бок. На его спине от плеча к лопатке шел бугристый белый шрам. Босмерка провела по нему кончиками пальцев и вдруг отдернула руку будто обжегшись. Она поклялась самой себе никогда больше не доверять нордам, а что же в итоге? Делит ложе с северянином по доброй воле… устало проведя ладонью по волосам, Белое Крыло спустила ноги на пол. Медвежья шкуса, устилающая пол, щекотала голые ступни. Девушка подошла к стоящему в углы комнаты столику, налила себе воды из кувшина. Сегодня за ужином Рия упорно пыталась напоить ее, чтобы выведать все подробности отношений эльфки с Вилкасом, но в итоге захмелела сама. Тинтур задумчиво глотнула из чаши. Ласки воина, его объятия и поцелуи приносили ей наслаждение, рядом с ним ей чувствовалось спокойно, иногда девушке казалось, что она с удовольствием бы вышла за него замуж, но эльфийка тут же отбрасывала эту мысль. Не сможет она вечно жить в городе, воспитывая детей и дожидаясь мужа. Белому Крылу нужна охота, запах жертвы и привкус страха жертвы на языке, рвущееся из груди сердце и кровь, кипящая от предвкушения и близости опасности. Вилкас вообще собирается от волчьего дара избавиться, его гнетет, мучает зов луны, а Тинтур разбрасываться этим не может. Босмерка умерла глупым лесным эльфом и вновь родилась зверем, когда Скьор смочил ее посиневшие от мороза губы своей кровью. Такое не забыть и не отбросить.

Девушка зябко поежилась и тряхнула волосами. Луна на убыль пошла, значит, времени у нее до следующего полнолуния. Как снова запоют в лесах волки, так босмерка отправится в леса. Сейчас у нее есть куда и к кому возвращаться. Поставив чашу на столик, эльфийка шагнула к кровати, как вдруг заметила небольшой светлый комочек, прячущийся под скинутым на пол покрывалом. Белое Крыло, неслышно ступая, аккуратно подняла смятый листок пергамента, пахнущий чернилами… и Вилкасом. Тинтур покосилась на спящего юношу и осторожно развернула бумагу, тихо шуршащую под ее пальцами. Отпечаток ладони зиял зловещей чернотой, короткая фраза, размытая темнотой, рассыпалась на буквы, которые расползались в сторону как грязекрабы. В горле эльфки резко пересохло, перед глазами предстало бледное лицо Изольды, искаженное злобой и яростью, которые сменились болью, мучительным недоверием, когда кровь хлынула из перегрызенного горла. Босмерка присела на край кровати, продолжая сжимать пергамент в похолодевших руках. Это послание ей, послание убийц убийце. И Вилкас прочитал его, попытался скрыть от нее письмо, которое может стоить ему жизни. Внезапно гнев вспыхнул в ее сердце. Соратник не сказал ей о послании! Решил умолчать. Тинтур медленно повернулась к спящему юноше. Она должна злиться на него, но вместо этого гневается только на себя. И задыхается от боли.

***

Задумчиво глядя на ярко горящую свечу, Мерцер водил кончика пера по губам. Огонек отражался в его глазах цвета стали, цвета грозового неба, невольно напоминал ему о жене. И о дочери, спящей сейчас со своим мужем в соседней комнате. Маг брезгливо поморщился. Кем окружила себя Деметра? Фермер, мнящий себя достойным владеть магией, дитя–аргонианин! Это у нее от матери, определенно, Елентия тоже любит чудить. Бретон мечтательно прикрыл глаза, мыслями уносясь в Сиродил, в их уютный особняк на окраине Анвила. Вайтран — истинно северный город. Если в Солитьюде еще заметен отпечаток Империи в архитектуре, то Фолкрит и столица вайтранского владения наполнены нордским духом. В искусной резьбе, украшающей дома, в лицах горожан Мерцер явственно видел Север. В Скайриме ему нравилось, у этого холодного края было свое суровое очарование, отражающееся в заснеженных верхушках гор, еловых лесах, рыжих степях и северном дыхании. И сейчас две луны заглядывали в окно в комнате мага, купол неба усыпали звезды незнакомых созвездий. Елентии бы здесь понравилось. В юности она обожала скромный анвильский двор. Дочь барона были рады видеть на любом приеме, в том числе и во дворце графини Миллоны. У изящной невысокой девушки с копной темно–рыжих вьющихся волос и глазами цвета темного нефрита поклонников было множество. Сыночки дворян и купцов караулили ее у дверей храма, распевали серенады, засыпали цветами и любовными письмами, но это лишь разбаловало надменную красавицу. Мерцер, влюбленный в нее еще с детства, старался даже не смотреть в ее сторону. Холодность юного мага сначала смешила девушку, потом раздражала, и, наконец, Елентия сама пожелала внимания подмастерья придворного колдуна. Бретон улыбнулся и обмакнул перо в чернильницу.

… Должен сообщить тебе, любовь моя, что наша дочь вышла замуж. За юношу, типичного северянина, но с ним она, кажется, счастлива. Я думаю, что стоит оставить надежду увидеть Деметру замужем за графом Келрилсом. Видеть дочь женой правителя города, конечно, честь, но в первую очередь мы должны думать о ее счастье…

Мерцер отложил перо, сцепив пальцы в замок под подбородком. Жена расстроится, ведь она уже нафантазировала себе, что ее внуки будут править Анвилом, но дочь — Довакин — это милость богов. Мага беспокоило совершено другое. Бледная кожа, болезненно реагирующая на солнечный свет, ярко мерцающие глаза… если с зятем мужчина был готов примириться, то никак не с проклятием даэдра, нависшим над белокурой головой его девочки.

… Скайрим — удивительная провинция. Если бы не гражданская война, я бы обязательно задержался здесь подольше, побыл бы рядом с Деметрой. Тебе бы здесь понравилось, рассветы просто восхитительные, а северное сияние — это нечто невероятное…

За свою карьеру маг не раз сталкивался с нежитью и дремора, страх перед ними притупился, но не пропал окончательно. Только дурак не будет страшиться того, что существовало задолго до сотворения мира и переживет еще его потомков. Вампиризм дает некоторые преимущества, но… Мерцер хотел внуков! Внуков, которых можно баловать, учить магии и хвастаться их успехами перед соседями. И, глядя как дочь играет с ящеркой… тихие шаги под дверью вырвали бретона из пучины размышлений, холодок чужого присутствия ознобом прокатился по телу мага. Короткий щелчок пальцами, слетевшее с губ заклинание, и лишь тепло спящего Онмунда вспыхнуло мягким золотистым пламенем. Мерцер рывком поднялся на ноги, подошел к двери, распахивая ее, и оказался лицом к лицу с призраком. Слабо мерцающая фигура мужчины в капюшоне стояла прямо перед магом. Отвесив остолбеневшему бретону короткий поклон, фантом направился вниз по лестнице. Блондин не мигая смотрел ему вслед. Черты призрачного лица показались ему знакомым. Он уже видел этого человека. Давным-давно, только раз, но запомнил его на всю оставшуюся жизнь.

***

— А ну стой, хулиганье! — старый Илдред в одном башмаке с трудом доковылял до калитки, грозя удирающим со всех ног соседским мальчишкам кулаком. — Я вам покажу, как яблоки у меня воровать! Только суньтесь еще раз, всех в злокрысов превращу!

Мерцер, заливаясь счастливым смехом, бежал по улице, прижимая к груди к груди драгоценные плоды. У старого боевого мага самые вкусные яблоки, а этот скряга даже на ярмарку с ними не ходит. Созреют — и давай сбивать их заклинаниями. Отец не раз уже порол Мерцера за то, что сын лазает в сад Илдреда, грозился отдать отпрыска даэдра, ведь не иначе как мальчишка их семя, на что паренек гордо вскидывал подбородок и заявлял, что когда вырастет, соберет целую армию дремора и, став во главе ее, отправится просить руки Елентии. За такие слова Сидрик награждал отпрыска новой порцией тумаков.

Мальчик юркнул в темный переулок, раздраженно откидывая с лица светлые волосы. Он опасливо выглянул из-за угла. Кутберт и Леофрик бежали в сторону Гильдии магов, Замира попалась своей матери, и торговка Иллка упоенно таскала дочь за куцую русую косу под одобрительное кудахтанье Илдреда. Мерцер ехидно захихикал, вгрызаясь в румяное яблоко. Сок брызнул ему на подбородок, и он нетерпеливо вытер рот рукавом, не переставая жевать. Вкусно, поистине слаще илдредовых яблок нет ничего! Но кусок застрял у мальчика в горле, когда он увидел отца, спешащего через улицу к красному от ярости соседу. Полы его мантии едва поспевали за магом, серые глаза метали гневные молнии. Мерцер сглотнул, мгновенно спелое яблоко потеряло весь свой вкус. Шмыгнув носом, мальчик попятился в спасительный мрак переулка.