Огонь и сталь
Шрифт:
Серебристые глаза магессы блестели от непролитых слез, с губ сорвался горький всхлип, но магичка вдруг тихо рассмеялась. Звук ее ядовитого веселья протяжным эхом отозвался в голове северянина. Взгляд девушки, только что бывший таким ранящим, блеснул остро и хищно. Когда Онмунду было лет тринадцать, он увязался вместе со старшим братом на охоту. Волчица, попавшая в капкан, смотрела на него так же, как сейчас взирала на него жена. С затаенной ненавистью, злобой и болью.
— Что-то не так? — апатично осведомилась Деметра, склонив голову на бок. Длань, которую маг так презрительно отбросил, бретонка прижимала к груди, сжимая в кулаке бархат мантии. Золотистая цепочка амулета Мары обвила ее пальцы, края кулона впились в кожу ладони.
— Деметра… я больше не могу, — Онмунд хотел говорить твердо, но почему-то выл, стонал как побитый
— Нет, — одно слово, хлесткое и резкое, словно предательский удар в спину, словно стрела, пущенная из темноты, сдавило грудь стальными тисками, которые раскалялись, так медленно и неспешно, словно желая причинить ему как можно больше боли. Юноша прерывисто выдохнул сквозь зубы и повернулся к Мерцеру. Анвильский маг смотрел на него исподлобья и многозначительно кивнул в сторону выхода. Деметра же плавно поднялась на ноги. Не удостоив мужа даже взглядом, она направилась прочь, гордо держа голову и высокомерно улыбаясь глазеющим на нее жителям Айварстеда. Тинтур с Лис на руках поспешила вслед за ней. Только босмерка видела как за закрытой дверью комнаты Довакин и Слышащая Темного Братства упала на застеленное шкурами ложе, заливаясь слезами. Только Мерцер и полдюжины посетителей «Вайлмира» видели, как Онмунд неловко закинул суму на плечо и поникший, ссутулившийся побрел к выходу из таверны.
***
Ветер бил его по лицу, дергал за полы плаща и выл так отчаянно, что магу самому в пору было кричать. Сумасбродство уходить в ночь да еще в начинающуюся грозу. Небо иссиня-черное, висит практически над самой землей, даже лун не видно, лишь молнии вспарывают зловещую пелену облаков, освещая Рифт короткими рваными всполохами. Где-то совсем рядом ухал филин, черная тень промелькнула перед лицом Онмунда. Юноша резко остановился, вскинул руку с пылающим в ней заклинанием пламени. Гром зарычал гневно и раскатисто.
— Обливион подери эту погоду, — пробормотал колдун, нервно озираясь по сторонам. Помилуй Акатош, словно чернилами Скайрим поганые даэдра залили! Смеются, небось, сейчас, глядя, как человек напуган. Огоньки Айварстеда практически растворились в ночи, но он может еще успеть вернуться до того, как небо рухнет множеством холодных капель осеннего дождя на спящие горы. Огонь в ладони мага обратился крохотным светящимся шаром, который мягко взлетел в воздух, сиянием отпугивая ночной мрак. В таверну можно не идти, за пару септимов фермеры могут пустить путника на ночлег, а утром… утром уйти раньше, чем проснется Деметра. Северянин протяжно застонал, словно от боли. Он любит ее. Ее нельзя не любить. Но мириться больше не может. Если ей так нравится быть монстром, чудовищем, которым пугают детей — пусть. Но тогда Довакин придется выбрать — или ее проклятье, или ее муж. Онмунд невесело усмехнулся. Найдутся сотни желающих утешить Драконорожденную в ее печали, разделить одиночество… и ложе. Даже болезнь бретонки не станет помехой для некоторых. Ревность, едкая, разъедающая, тягучей волной нахлынула на колдуна, светящаяся сфера мигнула и погасла, осыпавшись вереницей искр под ноги юноше. Норд глухо чертыхнулся. Нужно успокоиться, магия — структура капризная, непредсказуемая. Новый осколок света выхватил из темноты хрупкую фигурку, закутанную в какой-то балахон. От неожиданности Онмунд шарахнулся в сторону, хватаясь за кинжал. Сквозь спутанные грязные волосы на мага испуганно смотрела пара впалых карих глаз. Зачарованный огонек отражался в них, заставляя призрачно мерцать. Первая холодная капля сорвалась с неба и, упав, медленно скатилась по щеке норда.
— Ты еще кто?! — грубо выпалил он, делая шаг вперед. Девушка испуганно взвизгнула, выставила руки перед собой, будто защищаясь. Юноша попытался улыбнуться, но руку от рукояти кинжала не отнял. — Не бойся, я тебя не обижу…
— Помогите, — голосок тонкий, почти детский, — прошу вас… моя семья гибнет… мы так слабы… скоро умрем, все умрем… — она шмыгнула носом, безвольно опустила руки. Плащ соскользнул с узеньких плеч, и маг увидел, что на ней практически ничего нет. Замызганное холщовое платье, разорванное на груди, едва прикрывает костлявые коленки. Онмунд метнулся к ней и уже почти поднял упавший плащ, как внезапно длинные тонкие руки обхватили его за шею с неожиданной силой. Лицо девушки, мертвенно-бледное, оказалось совсем рядом.
— Эй, постой, что ты?.. — резкая острая
боль вынудила его замолчать, что-то теплое заструилось по его шее и груди. Юноша, чувствуя, как подгибаются колени, попытался оттолкнуть вампиршу, но сила словно покидала его тело вместе с кровь, которую жадно урчащая нечисть слизывала с его кожи.— Ты мне сразу понравился, — жарко прошептала она, — нашего мага убили недавно. Поганые стражи Стендарра! — девушка оскалилась, и угасающим сознанием юноша успел заметить, как кожа на ее лице собирается складками, а в глазах вспыхивает безумный огонек. Когда ночь заплакала, Онмунд уже не чувствовал колких поцелуев ее слез. Все тело сковало таким холодом, что маг ощущал себя мертвым, пусть сердце его и продолжало биться.
***
— Он бросил меня! Бросил! — надрывные рыдания Деметры пугали Лис. Малютка не понимала, почему еще совсем недавно счастливая и всем довольная девушка вдруг так безутешно рыдает. Девочка заерзала на коленях Тинтур, пытаясь укрыться в ее объятиях, и ткнулась мордочкой в плечо эльфийки. Босмерка рассеянно погладила ее меж крошечных рожек.
— Он говорил, что… что любит меня! А сам… сам… — слов стало не разобрать из-за бесконечных всхлипов. Плач Довакин, наверное, слышен на всю таверну. Лис дрожала, всем тельцем прижимаясь к Белому Крылу. Слезами горю не помочь, но эльфка молчала. Пусть лучше сейчас выплачется, завтра уже будет легче.
За стенами «Вайлмира» шумела непогода. Слава Йаффрэ, если к утру гроза стихнет. Тинтур очень хотелось увидеть радугу. В Фалинести после дождя радуга яркая и висит совсем низко над деревом, кажется, протяни руку и дотянешься. В Скайриме они, напротив, далекие, бледные и размытые, но не менее красивые.
— Все будет хорошо, — прошептала Тинтур, — он вернется еще. Мужчины — дурни в своем большинстве.
— И Вилкас твой тоже?! — зло откликнулась Деметра, обращая к ней заплаканное лицо. Светлые волосы падали ей на глаза, растрепавшаяся коса змеей извивалась за спиной, пальцы терзали мягкий ворс шкуры. Всполох ярости быстро потух, и магесса смотрела на эльфку раненым олененком. Белое Крыло улыбнулась и, по-прежнему держа Лис на руках, опустилась на край кровати. Аргонианочка выскользнула из ее рук и пробралась под бок бретонке, свернувшись клубочком. Девушка улыбнулась сквозь слезы и устроилась рядом с девочкой.
— Вилкас — особенно, — босмерка вздохнула, теребя бусинки своего браслета, — это же он спрятал письмо от Братства.
— Что?! — глаза Слышащей вспыхнули возмущением. — Да как… как он посмел?!
— Не хотел меня отпускать…
— Но ты все равно ушла, — Драконорожденная понимающе хмыкнула. Уж оборотня в четырех стенах не удержишь. Вытерев мокрое от слез лицо рукавом мантии, она села и потянулась за сумкой. Пыльный свиток, обтрепавшийся по краям, нашелся далеко не сразу. Связка сушеной лаванды, завернутой в лен, несколько зачарованных ожерелий, золотая шкатулка с резной крышкой и куча всяких безделушек посыпались на пол, пока Довакин, наконец, не нашла свиток призыва. Тинтур заботливо укрыла задремавшую девочку шкурой, когда по комнате пробежал легкий сквозняк, заставивший огоньки свечей затрепетать. Мерцающая бесплотная фигура Люсьена Лашанса появилась близ постели магички.
— Слышащая… — церемонно начал он, но его перебил горестный всхлип. Слезы хлынули по бледным щекам с новой силой.
— Люсьен, от меня муж ушел, — пожаловалась она. Ассасин непонимающе взглянул на Тинтур, но эльфийка лишь пожала плечами. Лашанс потер подбородок.
— Я… зачем ты мне об этом говоришь? Я убийца, а не нянька тебе, Слышащая.
Ее бледное, словно луна, лицо стало еще бледнее, а серебристые глаза почти почернели. Слезы высохли практически мгновенно. Она вызвала его, чтобы поделиться, чтобы… Довакин оскалилась, зашипела.
— Вон! — прохрипела она. — Вон!!! — голос бретонки взлетел до визга, и в Люсьена полетел огненный шар. Фантом едва увернулся, но жар все равно опалил его плечо, пронизав жгучей болью руку до кончиков призрачных пальцев. Магия, пропитанная злобой, самая сильная, а заклинания разрушения становится сильнее во сто крат, питаясь гневом мага.
— Уходи, иначе… — изящная ладонь, объятая магическим пламенем, потянулась к свитку с заклинанием призыва фантома. Кто он такой, чтобы ослушаться приказа самой важной из детей Нечестивой Матроны, тому, кто удостоился чести слышать голос Матери? Он уйдет, но правда все равно останется правдой, кто бы ее не утешал — отец, преданный слуга и новая сестра-эльфка…