Охота на демиурга
Шрифт:
Повернувшись к ней лицом, я увидела, что она тоже хохочет, глядя в небо.
– Ленни?
– Да?
– она вытерла заслезившиеся глаза и обернулась.
Я улыбнулась, подползла к ней и обняла обеими руками, прижалась и тихо сказала:
– Спасибо тебе.
Меня уже давно никто не обнимал так, как Ленни. Даже Вейн, даже брат. Мне кажется, так можно обнимать только саму себя... если бы это было возможно, конечно.
– Ради этого вечера стоило жить, - прошептала девочка мне на ухо.
– И умирать тоже.
Я вздохнула.
– Не грусти, Линн. Мне есть, о чём вспоминать, когда я буду там.
– Ты обещала рассказать... О себе, своём детстве... об Эллейн.
– Рассказать, - Ленни рассмеялась.
– Я лучше покажу тебе. Всё-всё, до самого последнего воспоминания. Но... завтра.
– Почему?
– я подняла голову и посмотрела в её глаза. Было очень темно, но я тем не менее заметила, что в них медленно гаснут, словно тлеющие угли, какие-то ярко-изумрудные искры.
– Ты чего-то боишься?
– Нет, не боюсь. Просто всему своё время. И время для моих воспоминаний ещё не пришло.
– Ты думаешь, что успеешь?
– Да. Успею.
Я нахмурилась.
– Тогда хотя бы объясни, почему у тебя в глазах какие-то изумрудные огоньки?
– Потому что меня учила Эллейн. Это... долго рассказывать. Завтра, Линн, ты всё узнаешь завтра.
Наверное, я должна была рассердиться. Но я просто не могла на неё сердиться. На кого угодно, только не на неё.
– Полетели?
– Опять?!
– Ну конечно. У нас вся ночь впереди.
Я с сомнением посмотрела в тёмное, словно бархатное небо. Вся ночь... Ну, спать-то тоже надо.
– Мы вернёмся через пару часов. Пожалуйста, Линн, полетай со мной ещё.
Я знала, почему она не хочет возвращаться. Маленькая Тень боялась собственных мыслей. И я понимала её сейчас как никто.
Поэтому встала с земли и, протянув Ленни руку, тихо сказала:
– Полетели.
***
Мы вернулись почти перед самым рассветом. И я могла бы сказать, что эта ночь была одной из самых лучших в моей жизни. Она была настоящей. Много ли с нами, в наш искусственный до мозга костей век, происходит настоящего? Я думаю, что не очень. Искренность, преданность, благородство, честь и честность, самопожертвование, вера и верность - мы почти забыли, что это всё значит на самом деле. По-настоящему.
Циники и скептики ответят, что все эти слова - просто набор букв. И будут правы. Действительно, если начинать рассуждать, то окажется, что правы все участники спора - это то, что мы называем "точками зрения". Я близорукий, ты дальнозоркий, и не стоит осуждать кого-либо просто за то, что без очков он ничего не видит.
Мне кажется, что истина там, где не существует слов. И букв. Её нельзя произнести или записать, так же, как нельзя увидеть Бога.
К чему я это всё? К тому, что на самом деле, по-настоящему, я не забуду ничего из того, что здесь со мной случилось. Я не забуду Вейна и его искреннюю любовь ко мне. Я не забуду Ленни, её чистоту и жертвенность, её мужество. И я не забуду всего, чему они меня научили.
Все эти десять лет я жила в постоянном страхе и ненависти к самой себе. И совершила гораздо больше ошибок, чем считают Вейн и Ленни.
Нельзя так ненавидеть себя. Нельзя перекладывать чувства, которые ты испытываешь в реальной жизни, на свою фантазию. Нельзя жить только прошлым, вечно проклиная себя за одну-единственную ошибку.Говорят, всё можно исправить, только пока мы живы. Но это неправда. Жизнь тела, конечно, имеет значение для жизни души, но это ещё не всё. Нам всегда готовы дать шанс, просто нужно по-настоящему хотеть что-то исправлять. Неважно, в этой жизни или в следующей, потому что на самом деле мы ничего не забываем.
И я верила, что буду помнить. Возможно, там, когда всё закончится, я буду видеть сны, в которых из глубины времён на меня будут смотреть сапфировые глаза Вейна, и чувствовать прикосновение ласковой руки девочки-Тени, ставшей частью Источника.
А пока... пока я наслаждалась последними часами жизни в Эрамире.
За окном медленно начинался рассвет. Край неба стал ярко-красным, как волосы Эллейн, бархатная чернота, окружавшая нас с Ленни всю ночь, исчезла вместе со звёздами. Это было очень красиво.
Я слышала только тихое дыхание Тени, уснувшей почти сразу, как мы вернулись, шум ветра в кронах деревьев и чириканье какой-то невидимой птички.
Мне хотелось остановить время. Но оно всё же продолжало идти. Вместе с моим опечаленным сердцем.
Тук-тук, тик-так, тук-тук, тик-так...
***
Завтрак мы с Ленни проспали. Да и не только мы. Рым, Тор и Гал вернулись из города очень поздно и легли уже глубокой ночью, а Милли с Брашем, судя по их смущённому виду, вообще было не до сна. Будить нас никто и не подумал - всё-таки гости, пусть вдоволь отоспятся.
А во дворце между тем шли приготовления к празднику. Слуги носились из угла в угол, один меня даже чуть не проткнул каким-то канделябром, когда я столкнулась с ним на повороте. Всё ещё раз мылось-подметалось-украшалось, а на кухне, куда мы с Ленни пошли за завтраком, стоял такой гвалт, что казалось, все кастрюли и сковородки взбесились, как в "Федорином горе". Вейна я не видела почти весь день, несколько раз натыкалась на Мику, которая руководила целой группой служанок.
Кстати, Громдрейк, можно сказать, помирился с Робиаром. Теперь он уже не считался отверженным. И пусть Повелителю не очень нравилось, что Гром собирается постоянно жить при дворе императора, возражать он не стал, да и даровал возможность приезжать в Эйм и Грому, и всем членам его семьи.
Большинство гостей появилось во дворце ближе к вечеру. Было их огромное количество - почти все Старшие и Младшие лорды со своими семьями, представители самых знатных эльфийских домов, богатые гномы, оборотни, тролли и орки, не говоря уже о разных королях, князьях и вождях. Все разряженные и с подарками. Зачем императору целая куча ненужных вещей, я не знаю, но видимо, так полагалось по этикету.
Впрочем, насчёт ненужных вещей я ошибалась. Во-первых, подарки привезли не все, а только те, кому было чем похвастаться. Гномий король захватил с собой какой-то суперострый меч и суперлёгкие доспехи, князь светлых эльфов - зерно волшебного растения араэу, вечнозелёного и вечноцветущего, в котором, как верили сами эльфы, живёт душа одного из умерших представителей их народа. Это была огромная честь для Эдигора, потому что обычно араэу не только никому не дарились, к ним даже не подпускались чужаки.