Охота на демиурга

Причиной подобного поведения было не только взаимно-презрительное отношение, но ещё и то, что эльфы жили примерно в десять раз дольше. И предпочитали выбирать себе спутницу на всю жизнь, потому что влюблялись, как правило, крепко и навсегда.

А жить ещё несколько столетий после смерти своего любимого или любимой... На подобные мучения были готовы немногие.

– Гром, я знаю тебя уже восемь лет, и за эти годы неоднократно убеждался в том, что ты тщательно взвешиваешь и обдумываешь любое принятое решение. Зачем же мне сейчас задавать глупые вопросы? Уверен ли ты... Я знаю, что ты уверен. И как ты будешь жить, когда умрёт Мика?

– император сделал вид, что не заметил, как вздрогнул эльф.
– Я думаю, что тебе будет тяжело, но раз ты пришёл ко мне и попросил благословения, значит, ты готов к этому.

Громдрейк улыбнулся. Тяжело, вымученно, но с облегчением во взгляде. Возможно, просто от того, что его поняли. И понял никто иной, как император. Единственный, кто мог бы благословить этот брак, кроме Повелителя Робиара. Который бы назвал Громдрейка изменником, предателем и отступником за желание жениться на человеческой девушке.

– Иди, обрадуй Мику. Я знаю, что она тоже любит тебя, Гром. Я видел её глаза. Я поженю вас завтра, сразу после коронации. Обещаю.

Эльф, кивнув, низко поклонился, а затем, пробормотав что-то неразборчивое, быстро вышел из комнаты, торопясь к той, которой было суждено умереть намного раньше него, но которую он при этом был готов назвать своей единственной.

После ухода Громдрейка Эдигор подошёл к окну, где медленно догорал закат, и тяжело вздохнул.

Какой длинный день. Нападение заговорщиков из Мирнарии, гибель отца, назначение Люка главой Тайной службы, появление Элли, информация о Тенях, разговор с Громдрейком...

Пожалуй, он был одним из самых длинных дней в жизни императора.

Эдигор устал. Он почувствовал это только сейчас, стоя у окна и любуясь на заходящее за купол Центрального храма в Лианоре солнце. Небо было ярко-оранжевым, а у крыш домов - алым, почти как волосы Эллейн. Но чем выше от земли - тем голубее и чище, как глаза Аравейна.

Последний день весны. Последний день его свободы. Впрочем, нет. Глупая мысль. Эдигор никогда не был свободным. С самого раннего детства он был связан по рукам и ногам. Обладая всем, он при этом не обладал ничем, потому что на самом деле не принадлежал самому себе.

...Её руки легли на плечи в самый нужный момент, чуть сжав напряжённые мышцы, лёгкое тёплое дыхание коснулось шеи, и ласковый голос произнёс:

– О чём думаешь?

Эдигор улыбнулся, закрывая глаза и наслаждаясь прикосновениями её прохладных пальцев.

– Наверное, о будущем. С завтрашнего дня на мне будет огромная ответственность.

– Ты ведь знал, что когда-нибудь этот день настанет.

– Конечно, знал. Но все мы знаем, что когда-нибудь умрём, однако когда эта неприятность всё же настигает нас, думаем, что она пришла слишком скоро и мы ещё не готовы.

– Ты думаешь, что не готов?

Несколько секунд он молчал.

– Именно об этом я стараюсь не думать. Просто потому что должен. Я с рождения в долгах.

– Это не смешно, Эд...
– прошептала она едва слышно.

– А я и не смеюсь. Завтра я стану императором, потому что я должен им стать. И лучше не думать о том, кому и за что. Просто так нужно.

– Я буду с тобой...
– этот тихий голос заставил сжаться сердце Эдигора.
– Если ты позволишь...

Император резко обернулся и, положив руки на талию стоящей перед ним девушки, заглянул в зелёные глаза, наполненные тревогой и ожиданием.

– Элли, - сказал он очень серьёзно, - я ещё раз спрашиваю тебя - понимаешь ли ты все последствия? Я не смогу на тебе жениться, ты не родишь от меня ребёнка, не выйдешь замуж, пока будешь считаться моей фавориткой.

От улыбки Эллейн у Эдигора едва не задрожали руки.

– Все Тени бесплодны, Эд. Я и так не могу иметь детей. Что же касается свадьбы... твоей или моей... знаешь, это меня не волнует. Ни капельки. Я просто хочу быть с тобой. Если позволишь...

Её губы были сладкими и мягкими, они пьянили сильнее вина. Прижимающееся девичье тело сводило императора с ума, и он, подхватив Элли на руки, выдохнул, еле оторвавшись от её губ:

– Это твоя последняя возможность передумать.

Эллейн обняла Эдигора за шею и серьёзно ответила:

– Не имею привычки менять свои решения.

...Та ночь была удивительной, полной открытий как для Элли, так и для императора. Она уравняла их. Девушка-Тень стала просто девушкой, женщиной, принимающей своего мужчину, а император перестал быть императором, забыв на несколько часов о существовании мира вообще, погрузившись в обладание той, которая отдала ему себя, даже понимая обречённость этих отношений.

Но в ту ночь ни Эллейн, ни Эдигор не думали ни о какой обречённости.

Они думали только друг о друге.

А утром Аравейн в Центральном храме Лианора короновал нового императора. Элли стояла в толпе, состоящей из Старших и Младших лордов и леди, и смотрела, как великий маг благословляет Эдигора и водружает на его темноволосую голову тяжёлый золотой венец с красным камнем посередине.

Тот день стал началом нового этапа в жизни императора и всех дорогих ему людей и не людей.

Глава десятая,

в которой я теряю и приобретаю

Ты мне скажешь: "Не может быть этого! Мы с тобой - на разных планетах!" Я рассмеюсь и окна открою. Я - это ты, и всегда был тобою.

Белая гвардия. "Я с тобой"

Рым был ещё жив, когда дверь за Иборгом и Эллейн закрылась. Он умирал медленно. Я чувствовала, как постепенно гаснет руна на моём лбу, смотрела, как стекленеют его глаза, слабеет дыхание.

Кровь из моей груди, рассечённой ножом Эллейн, капала на рану Рыма, смешивалась с его кровью, но я не обращала на это никакого внимания. Медленно подняв руку, я прикоснулась кончиками холодеющих пальцев к пока ещё тёплой щеке орка и прошептала:

– Прости меня, Рым. Я всё-таки погубила тебя. Второй раз в жизни я погубила того, кто был мне дорог. Сначала Олег, теперь ты. Это я во всём виновата...

Я опустила голову и осторожно прижалась ухом к груди Рыма. Сердце ещё билось.

И вдруг он вздрогнул. Очень слабо, но всё-таки вздрогнул. Я резко подняла голову и наткнулась на напряжённый, почему-то странно знакомый взгляд Рыма.

– Я хочу... сказать...
– каждое слово давалось ему с огромным трудом.
– Я люблю тебя, маленькая...