Охота на кавказских мужчин

* * *

Бродский стихи про Кавказ написал,

медленно сел на скамью у востока.

Битву устроил в уме – кинозал

с музыкой из Одиночества бога.

Далее вышел из громких орбит

Марса, Венеры, Земли и Сатурна.

Он заказал себе пиво Болит.

Кинул бычок от не Мальборо в урну.

Просто подумал не о США.

Бродскому стукнуло вечером сорок.

Жизнь протекала его не спеша

мимо театров, почтамтов, оптовок.

Годы скукоживались в голове.

Он их сжигал на костре по субботам.

Бродский имел очень много лавэ.

Не отвечал через мессенджер ботам.

И забывал про себя – небеса,

в коих луна часто делала аут.

Каждое утро людские глаза

заново мир в страшных муках рожают.

* * *

Ничего нет лучше сигарет.

Я курю последние в подъезде,

позабыв про завтрак и обед.

Голова и руки – всё на месте.

Не ушли, не бросили меня.

Человека разобрать непросто,

хоть он состоит и из огня.

А глаза – кометы или звезды.

Их за километры увидать

каждому незрячему возможно.

Выдыхаю черный дым опять.

Ощущаю жизнь свою подкожно.

Отпускаю в море иногда

в должности, к примеру, капитана.

Сигареты – это города.

Те, кто курят сигареты, – страны.

* * *

Ты в прошлой жизни – человек—поэт Цветаева.

Страдалица в былом великая моя.

Поехали со мной в Тирану и Сараево.

Там выпьем мы воды из горного ручья.

Там посвятишь ты мне свои стихотворения,

когда зайдем с утра в гостиницу вдвоем.

Я сделаю тебе обратно предложение.

Мы окунемся вместе ночью в водоем.

А тот тела не примет наши исходящие,

и мы съедим пирог Пекин в кафе Китай.

Со мною ты всегда такая – настоящая.

В библиотеке предо мной лежал Батай.

Его читал я страстно, сильно и уверенно,

пока сидела ты поблизости меня.

Мы целовались возле памятника Ленину.

Ты сигарете позже поднесла огня.

Ну а теперь пора сойтись у бюста Сталина,

поскольку мы навек друг другу суждены.

Все люди инопланетянами украдены

и на подобных им существ заменены.

* * *

Питание земли предрешено:

ей нужно мертвеца все время есть,

как девочка идет с Рембо в кино

и там теряет доллары и честь.

И в этом ничего плохого нет:

той девочке давно за миллион

пробило на часах с кукушкой лет.

Ну а Рембо пьет с урками бульон.

Кидает в рот орешки и исход

евреев из Египта в поздний час.

Герой рождает из себя народ.

Стоит над континентами Кавказ.

Растит над высшим пиком георгин.

Рембо – без человечества Сократ,

поэтому он скомкан и один.

История – подсечка и накат.

Поэзия – кино наоборот,

но как твердит истории Коран,

Армения в Абхазию плывет

по Грузии на лодке Дагестан.

* * *

Позавтракала ты слегка вареньем,

прошлась по территории Москвы,

ничто тебе не показалась бренным.

Взяла в аптеке ночь от головы.

Купила день на почте для искусства.

Пустила шарик синий в небеса

по правилам науки и безумства.

Вокруг тебя свершила круг оса.

Немного пожужжала, улетела

в открытый космос – дальше от земли.

Ты выпила стакан кефира смело.

О, туфли – лодки, где же корабли?

Они стоят давно в открытом море

и ждут погоды час, неделю, год.

Увидимся с тобой на мониторе.

Обсудим книги, фильмы и народ.

Друг другу осторожно улыбнемся.

Побудем в тишине и на коне,

поскольку холод на планете – бонза.

Театр – Мане, кинотеатр – Моне.

Стаканы – время, а пространство – блюдца.

А мне твердит от сигареты дым:

поэзия и жизнь пересекутся,

как рельсы под составом грузовым.

* * *

Мне позвонил вчера мой товарищ Василий.

С ним поболтали о кинопремьере солнца,

души свои зажгли, доказали, простили.

Вася перевернул представления горца.

Тот размышлял о дне, даунах и квартирах,

где разлагается общее наше тело.

Вася сказал кафе, пиццу с кинзой и сыром

и процитировал Блока, Дефо и Селу.

После мы вознесли небо с земли и неба.

Вася глотнул вина и закурил Манхэттен.

Я положил ничто на два кусочка хлеба.

Стал до конца, весьма всем на свете заметен.

Впрочем – включил экран, посмотрел на девчонок,

что гоняли попсу и танцевали топлес.

Вася ушел листать кадры из кинопленок.

Я будто вами стал, Винсент, Джулс и Уоллес.

И произнес легко, словно арий и парий:

слушай меня, весь мир, слушай меня, Россия:

проза – это коньяк, пиво – это сценарий,

виски – это стихи, водка – драматургия.

* * *

Абхазия, конечно, мандарин.

Армения, конечно, Цвет граната.

Я масло мажу на холодный блин.

А большего под утро мне не надо.

Ну можно, если честно, вкус вина

почувствовать и ощутить в желудке.

Раскинута российская страна.

Внутри нее танцуют танго утки.