Охотница. Игра на жизнь. Книга четвёртая

Мне снова хочется рвать на себе волосы, а взгляд яростно мечется вокруг, будто вот-вот найдётся выход, которого я прежде не замечала, но натыкается на кое-что полюбопытнее очередного тайного хода… Край ковра отогнут – это я в порыве злости сбила его – а теперь заметила странный след на полу под ним, и тут же подскочила, чтобы полностью снять покров. А там я вижу круг с символами, кажущийся смутно знакомым, и на ум приходит нужное слово.

Пентаграмма…

Но она не нарисованная, а будто выжженная, глубоко впечатанная в пол, и уже не имеет силы, словно когда-то давно её использовали, однако при определённых условиях, можно напитать её магией вновь. Я с осторожностью протягиваю руку, несмело касаюсь рисунка и тут же куда-то проваливаюсь, оказываясь всё в той же спальне, только теперь мои руки сдерживают цепи, а живот такого размера, что сперва мне думается о недалёком будущем. Но упавшие вперёд чёрные пряди длинных волос, говорят о том, что тело это не моё, да и три родинки на левой кисти точно не принадлежат мне.

Эта девушка здесь не просто пленница – я могу считать её мысли и чувства, прекрасно понимая этот дикий страх за своего ребёнка, даже не за себя. Тут мы с незнакомкой в равных условиях, только вот ей гораздо хуже, поскольку тело почти истощено отравой, а магия, ещё недавно струящаяся по венам, заперта, как и её физическая сила.

В следующее мгновение в комнате появляется охотница, скрывающая лицо под капюшоном, и страх девушки, сменяется ужасом, когда неизвестная энитири тянется к ней в попытке расстегнуть кандалы.

– Нет, я никуда не пойду! Вы его не получите… - рычим мы, стараясь чем угодно навредить той, кто, судя по всему, собиралась отвести вампиршу – а я уже поняла, что оказалась в теле совсем юной Высшей – в место, гораздо более жуткое, но девушка в красном балахоне спешно закрывает рот пленнице, призывая молчать.

– Тихо! Я выведу тебя отсюда, но ты должна успокоиться и довериться мне, поняла?

Особого шока её слова не вызывают – мы знаем, что рано или поздно он бы смог прийти, но недоверие повисает в спальне, и когда возможность говорить возвращается, вопрос срывается с губ вспуганной птицей.

– Это очередная ловушка?

– Я не собираюсь причинять вред ни тебе, ни твоему ребёнку. Дамиан просил передать тебе это, - в мою-чужую ладонь ложится красивая и тяжёлая подвеска в виде дракона, при одном лишь взгляде на которую хочется с облегчением расплакаться, и мне почему-то тоже.
– Времени очень мало. Надевай, - протягивая балахон, торопит охотница, а после я начинаю видеть всё уже издалека, включая то, как две фигуры покидают комнату через уже известный мне ход в стене…

Возвращаясь в свою реальность, я не успеваю поразмыслить об увиденном, когда вдруг чувствую, что чужая боль становится гораздо сильнее, обжигает, и просто перетерпеть не выйдет при всём желании. Кажется, даже ребёнок это ощущает, призывая меня сделать хоть что-нибудь, но я теряюсь на короткое время, пытаясь хотя бы отдышаться, после чего встаю на дрожащие ноги, судорожно размышляя.

Как же мне быть, если мне буквально перекрыли любую возможность передвигаться?

А любую ли?

В тот раз я смогла переместиться из своей спальни каким-то чудом, значит, у меня есть эта способность, но вот как ей воспользоваться? Думай, Рина, думай… Я должна хотя бы попытаться как-то помочь ему!

Тело реагирует на каждую новую обжигающую вспышку, мысли начинают путаться и меня всё-таки подхватывает эта сила, унося вместе с лепестками, а потом я оказываюсь прямо в покоях охотника, что сейчас лежит на постели лицом вниз, мучаясь от яда. Стараясь вести себя бесшумно, несмотря на то, что меня качает после такого стремительного перемещения, тихо подхожу к постели и осматриваю мужчину, покрытого испариной с ужасающими ранами, и совершенно не представляю, что предпринять.

Однако приглядевшись к нему чуть лучше, я вдруг вижу, что под его внешностью явно скрывается что-то ещё. Кто-то ещё. Я точно могу разглядеть необычные шрамы на сильной спине, напоминающие крылья, а волосы мужчины вовсе не тёмно-серебристые, а угольно чёрные и длинные, и чем дольше смотрю, тем явственнее проступают истинные черты хищника, прячущегося под личиной. Да кто он такой?

Я делаю ещё шаг, не в силах бороться с желанием прикоснуться к незнакомцу, и, становясь совсем рядом, наклоняюсь, дотягиваясь до красноватых шрамов. У меня колет пальцы и отчего-то губы, стоит лишь прикоснуться к выступающим отметинам, а кожа его ощущается раскалённой больше обычного, но я осознаю свою ошибку слишком поздно – только когда уже лежу на спине, а надо мной нависает настоящий зверь с горящими глазами и расползающимся по лицу и телу чёрным узором.

– Рина… - в изнеможении выдыхает он моё имя, а я даже не верю, что его можно произнести вот так. В этом звуке всё – необходимость, жажда, страсть и горечь тоже, но мне слишком трудно понять причины. Огни его глаз держат в плену.
– Кажется, у меня и правда бред.

На моём месте любая бы просто умирала от ужаса, видя такое, но я как будто там, где должна быть и всё, что волнует это усиливающаяся боль мужчины, которую он терпит, ничем не выдавая свои эмоции, а я всё знаю.

– Не бред, - отвечаю, касаясь его лица с острым рисунком, напоминающим какое-то природное явление. Молнию. Грозу…

Он рычит, и я вижу показавшиеся изо рта острые клыки, но даже тогда не испытываю и доли страха, не в состоянии прекратить трогать это незнакомое, но такое родное лицо. Неужели он пришёл за мной? Тот самый вампир, о котором я столь часто размышляла и чей наследник сейчас так хорошо себя чувствует внутри меня?

Вот ты какой, значит…

– Тебя не должно быть здесь, Ветерок, - наклоняясь к шее, выдыхает он, а потом его губы ложатся на бьющуюся жилку, а ладонь на живот, поглаживая его сквозь рубашку.

Мои эмоции в тот момент трудно описать, потому я и не стараюсь их понять – просто доверяюсь им.

– Я там, где и должна быть, - заявляю упрямо, вновь встречаясь с его взглядом.
– Я тебя чувствую, и если ты делаешь вид, что всё хорошо, то мне известна правда.

– Вот как?
– хмыкает в ответ, и мне кажется, что он до сих пор думает, будто я ему мерещусь, поэтому решаю это срочно исправлять. Обхватываю мощную шею руками, потянув на себя, и касаюсь сухих губ своими. Отвечают мне весьма живо, да так, что я на секунду сомневаюсь в том, насколько вампиру плохо, ведь мой рот просто захватывают в заложники.
– Какие интересные эффекты у этого яда… - отрываясь и снова целуя, тянет мужчина, а потом увлекается, явно забыв о том, что вроде как должен мучиться и дальше.

Проворные пальцы начинают стремительно расстёгивать пуговички, обжигающие ладони ложатся на кожу, скользя вверх, накрывают ноющую и часто вздымающуюся грудь, сжимая соски, заставляя меня стонать, а зверя надо мной порыкивать. Что-то во мне отзывается на этот рык, тянется ближе к хищнику, стремясь показать свою готовность полностью ему принадлежать, и мысль только на секунду пугает.

А потом становится идеально.

Я совершенно не противлюсь, когда длинно лизнув мою шею, вампир проходится кончиками клыков по вене, а сам, устроившись точно между бёдрами, двигается так, что я прекрасно чувствую его каменную плоть, но это совершенно правильно. Почему этот мужчина действует на меня таким немыслимым образом? Почему мне не хочется сейчас взять и заколоть его кинжалом, ведь это моя прямая обязанность?

А потом его клыки вспарывают кожу, и я перестаю размышлять совсем. Первая боль оборачивается тянущим удовольствием, эйфорией, разливающейся по телу, а мне хочется укусить его в ответ, забывшись в вихре этих новых ощущений, но мужские руки не дают мне двинуться, пока их хозяин неспешно пьёт мою кровь, ни на секунду не замедляя движений. Я полностью теряюсь, чувств разом становится слишком много, а перед глазами калейдоскопом проносятся обрывки памяти, но мне не удаётся за них ухватиться.

Вампир вдруг резко останавливается, прекращая терзать меня собой, и явно приходит в себя, чтобы едва ли не с ужасом взглянуть на дело своих губ.