Охотник на магов

— Ты не совсем прав, мой друг. Вспомни Его святейшество брата Игнасио, по прозвищу Чистый Огонь. Он давал мне свободу действий на всех этапах охоты.

— Брат Игнасио был исключением. И бездельником. Больше вторым чем первым. Поэтому и сваливал на тебя всю работу.

— Все равно я должен доложиться командиру отряда. — упрямо заявил я. — Донести до него, что я снова в строю и предложить свою помощь.

— А я разве тебя отговариваю? — удивился Алекс. — Официальную процедуру следует соблюдать. Я просто говорю, что вряд ли инквизитору понадобятся твои услуги. Он скорее пошлет тебя чистить его лошадь, чем даст разрешение искать следы колдуньи.

Чтобы поговорить со старшим инквизитором пришлось немного пройтись. Комната, в которой я пришел в себя, располагалась в местном трактире, как я в общем-то и предполагал. А господа инквизиторы выбрали для своих допросов другое заведение. Большой общественный склад, что примыкал одной из своих стен к дому старосты. Почему не таверну или какое-нибудь другое здание? Просто нигде больше не было такого просторного подвала с массивной, тяжелой дверью, которая прекрасно приглушала всяческие доносившиеся оттуда звуки. Бывает, что люди, из которых инквизиторы вытягивают правду, склонны давать ее им максимально громким голосом. Зачем распугивать людей в том же трактире? Впрочем, как я узнал, беспокоиться об этом стал бы кто угодно, но только не местный трактирщик. Дело в том, что он совсем недавно отправился на встречу с Высшим.

Все это мне поведал мой духовник за то время, пока мы пересекали деревенскую улицу, распугивая домашнюю птицу. Теперь вид на деревню не был ограничен одним маленьким прямоугольным окном, и я смог хорошенько ее рассмотреть, вертя головой. Впрочем, ничего принципиально нового я не увидел. Почти что одинаковые небольшие одноэтажные дома, расположившиеся в ряд, огороды, что тянулись от них вдаль и высокие заборы. Все как под копирку. Единственным, что хоть как-то не вписывалось в общую картину, были трактир, дом старосты и небольшой местный храм, приютившийся на холме на краю деревни.

Да. И люди. Людей снаружи было ровно столько, сколько я успел увидеть из окна своей комнаты. То есть нуль. Все, должно быть, прятались по домам. С другой стороны, я бы в такой ситуации скорее всего тоже носа из дома не показывал бы. Когда в твой маленький мирок врывается целый отряд, состоящий из суровых рыцарей и мрачных инквизиторов, перед глазами у них лишний раз лучше не мелькать. Хрен с ним, с урожаем, пусть гниет. Как любит говаривать Агорник — береженого Высший бережет.

Возле дома старосты, большого, по меркам деревни, двухэтажного особняка, улица заметно расширилась. Можно даже сказать, что она переходила в небольшую площадь, но это только если иметь хорошую фантазию. Прямо посередине этой площади или улицы, кому как удобно, росло и возвышалось над округой высокое и, должно быть, уже довольно старое дерево. Огромные лапищи раскинулись во все стороны и создавали приличную тень, в которой приятно было бы посидеть в жаркий денек. Если бы не одно «но». Дерево было висельным. Понять это было просто, даже Алекса не пришлось спрашивать. Прямо сейчас поскрипывая на его ветвях мерно раскачивались двое повешенных.

— Работа наших? — Я не спрашивал, я утверждал.

Но духовник на всякий случай решил утвердительно кивнуть.

— Тут целая история. — заявил Алекс, покосившись на раскачивающиеся тела. — Местный люд, уже после того как чародейка покинула деревню, каким-то образом прознал о ее визите. Возможно, местный священник или диакон проболтались, это они отправляли послание о происшествии инквизиторам голубиной почтой, а быть может у нашего свидетеля слишком длинный язык, хоть ей и выдали запрет о неразглашении. В общем, неважно. На следующий день о прецеденте и о том, что к ним едет целая группа служителей ордена знала вся деревня. Кто-то из селян испугался, что храмовники теперь будут срывать злость на них за то, что колдунья так вольготно чувствовала себя в поселении, кто-то разозлился за то, что практически у них дома разгуливала подобная тварь. В общем, всем понадобился виноватый. В наших местах крайних находят быстро. На этот раз им оказался бедолага-трактирщик. Ну и что, что мужик до всего этого ажиотажа скорее всего даже не представлял, кто снял у него комнату? Ну и что, что он родился в этой деревне и в ней же вырос? Ну и что, что многие из тех, кто ворвался к нему, были его бывшими соседями и товарищами? Пригрел змею — изволь отвечать. Хозяина таверны вытащили на улицу и забили камнями за день до того, как мы прибыли. Эти двое, — кивок в сторону дерева. — Были зачинщиками.

— Не уж то наши инквизиторы вздернули этих крестьян за самоуправство? — я действительно удивился.

— Не совсем. — скорчил кислую мину Агорник. — Вполне вероятно, что они и сами казнили бы трактирщика, но сперва о многом бы его расспросили. С пристрастием. А эти парни лишили их такой возможности.

— Ясно. — я хмыкнул. — Значит препятствие расследованию?

— Ага.

Да уж. Стоит ли удивляться после такого, что люди вместо поклонения и любви, часто испытывают страх перед орденом? Вариантов покарать преступников была уйма, но старший инквизитор выбрал самый радикальный. Словно на альтернативные способы ему было жалко тратить время. Что ж пусть потом не удивляется, откуда берутся байки о том, что в ордене любой допрос начинается с клещей и раскаленного прута. Конечно, инквизиторам порой приходится опускаться и до такого, но они это делают с большой неохотой и в самых исключительных случаях. Впрочем, развеивать заблуждения простого люда никто не спешит. Бывает, что мрачная репутация и страх развязывают языки получше чем пытки.

Когда мы миновали дерево, оно легким шелестом выразило нам свое неудовольствие. Само собой, кому охота держать на себе лишний груз? Надеюсь, что души грешников уже покинули это место и не легли на эти ветви тяжелым бременем.

До ворот старосты мы добрались молча. Там мы наткнулась на пару знакомых лиц — возле калитки дежурили двое братьев-оруженосцев из нашего отряда. На наш вопрос, где отыскать главного, парни неопределенно махнули рукой в сторону большого амбара, что прижимался к особняку старосты и со стороны выглядел как пристройка. А после проводили нас не особо дружелюбными взглядами.

После инцидента с грозой спутники явно стали поглядывать на меня по-другому, словно не решили еще для себя, полный я псих или нет. Ну и презрения в их взглядах тоже добавилось. Как я уже говорил, мне ловить подобные взоры на себе не впервой, поэтому я, не особо напрягаясь, зашагал дальше.

У дверей склада, облокотившись на стенку, пристроилась еще одна двойка солдат из отряда. Эти пропустили нас внутрь без вопросов.

На счастье, спускаться в подвал и лично лицезреть допрос, нам не пришлось. Стоило только переступить порог, как мы увидели поднимающихся как раз в этот момент из подпола искателей правды в сопровождении других людей, как знакомых, так и нет.

К своему стыду за время нашего совместного путешествия я так и не удосужился узнать имена господ инквизиторов. В первый день много переживал по поводу путешествия, а во второй вообще было не до чьих-либо имен. Слышал только краем уха как именовали нашего командира. То ли Огюст, то ли Август.

Благо, что Алекс, как он сам говорит, всегда держал руку на пульсе, и за то время, что я в комнате трактира изгонял из себя остатки сонного зелья, он успел провести для меня краткий экскурс.

Старшего инквизитора действительно звали Огюст, а я уж думал, что ослышался. Достаточно редкое имя для наших мест. Искатель правды в лоне ордена уже достиг того ранга, когда все письменные упоминания о его родовом имени были стерты, а вместо него инквизитору даровали звучное прозвище. По какой-то причине Огюст не афишировал его, может не нравилось новое имя, а возможно он просто стеснялся самой этой традиции. Так или иначе, но на третий день каким-то образом оно уже было известно моему духовнику. Свои методы Алекс мне не раскрыл, лишь шепнул, что звучит прозвище как «Бич отступников».

Вполне обычное прозвище для таких как он. Не знаю уж чего тут стесняться. Я слышал прозвища и похуже.

Телосложение у инквизитора было совсем не монашеское. Сними он по какой-либо причине свой балахон и нацепи вместо него кольчугу, я бы без запинки тут же заявил, что передо мной бывалый вояка. Широкие плечи, мускулистые руки, суровый взгляд — да тут любой бы так же ошибся, не только я.

Еще больше суровости и мужественности искателю правды придавала его лысая голова. Огюст, как и я, брил голову налысо, но, в отличие от меня, по другой причине. Он выполнял один из своих обетов.

Бывает так, какой-нибудь монах обреет голову, а затем весь монастырь за глаза потешается над ним. Потому как обычно голова без растительности на макушке выглядит нелепо. С Огюстом же все было наоборот. Как я уже сказал, ему выбритый до блеска череп придавал еще более грозный вид.

Завершал образ непримиримого борца с врагами Веры приличных размеров боевой молот, что висел у искателя правды на поясе. Надо сказать, что немногие его партнеры по цеху выбирают себе такое массивное и тяжелое оружие. Что это, не любовь к мечам или очередной обет?