Окно в Полночь

empty-line/>

«Но в час, когда полночь погасит краски,

Бывший Пьеро поменяет маски…»

(«Агата Кристи»)

Я извинилась, отцепила Муза от косы, ссадив его с плеча на стол, и пошла в коридор.

— Привет, Вальк. Не спится на работе? Уже ушел? А что Гриша и новогодние поздравлялки? Не, я согласна, что им там самое место… А дома чего не спится? Не дома? А где? Здесь? — удивилась я. — А зачем? Ах, прочитал… И что, так не терпится отругать? Но ведь завтра же можно на работе… Куда? Не хочу я на улицу, там холодно! На чай поднимайся и не выпендривайся! Нет? Тогда давай искать консенсус. Ты не любишь мою хату, я — мороз, где середина? В подъезде? — я хмыкнула. — С пивом? Вспомним молодость? Не, ты моих соседей не знаешь… А я знаю и связываться с ними не хочу. А машина? Ты — и без машины? — не поверила. — Ты? Пешком шел? Аж двадцать минут? Когда это тебя третий этап квеста останавливал? Ты же полдня ее греть будешь, чтобы десять минут до магазина проехать! Не-не, я не стебусь… — я помолчала, посмотрела на прожженные лыжные штаны, завернутые в пакет на выброс, и решилась: — Ладно. Но ненадолго! Как замерзну — сразу домой пойду! Не хочу закаляться, я себе такой нравлюсь! Термос? Возьму. Ну… минут десять. Угу.

Вот приспичило… А мне любопытно. Прежде он читать не соглашался. Идеи новых историй выслушивал — на работе в аське особенно, а после замечал, что я фигней страдаю. И, чем дома за компом чахнуть, лучше бы на лыжи встала. И зерно истины в его словах имелось. Но попробуй, оторви меня от процесса, когда новая идея посетила, а на улице — мороз. Но — новая ли?..

— Васюта, не ходи, — подал голос саламандр.

— А ты не командуй, — я быстро переоделась, натянув прожженные «лыжники». Все равно никто не увидит. А я не замерзну.

— Здесь ты в безопасности, — напомнил он про «пса».

— Там — тоже. Не одна же буду. Да и чего мне бояться?

— Останься и дослушай, — встрял Муз серьезно.

— Вернусь и договорите.

Что меня так непреодолимо тянуло на улицу? Пожалуй… крыша. Она и сейчас там — в реальности, привязанная к Валику с его «бордами» и «отвертками», к работе и сибирским холодам. К настоящему. К нормальному и привычному настоящему. Глядишь, поболтаю немного с другом, перезагружу мозг — быстрее вникну в объяснения своих… сущностей. Наверное.

Под неодобрительными взглядами я быстро разогрела в микроволновке остатки сбитня, слила их в термос, обулась, надела лыжную куртку и поспешила на улицу. Ладно, ради их и своего спокойствия не буду уходить далеко от подъезда… Я открыла «отмерзшую» дверь и поежилась. Хоть ветра нет…

— И снова здравствуйте! — я встала на цыпочки и чмокнула Валика в щеку. — Чему хмуришься? Замерз? Сбитень будешь?

— Позже, — отмахнулся он.

Вот где в этом мире справедливость? Почему он никогда не мерзнет? Даже в минус сорок бегает без шапки и перчаток, пижон. И всегда горячий. И хоть бы раз поимел совесть и простыл, зараза…

— Пошли, пройдемся? Обдумаю кое-что.

— В смысле «обдумаешь»? — переспросила я озадаченно и привычно взяла друга под руку, сунув ладонь в карман его пуховика. — А по пути не думалось? И ты пришел пешком, на ночь глядя, вытащив меня из хаты, чтобы подумать?

Да, за сноуборд и грядущие синяки я буду мстить. Обстоятельно, долго и с удовольствием. Ибо в «лягушатнике» он со мной возиться не будет. Час проинструктирует и на такой склон затащит, на котором шею сломать проще, чем уцелеть. Экстремал, блин.

Валик добродушно усмехнулся в ответ:

— Вась, а ты ядом не захлебываешься, потому что на меня его сливаешь?

— Исключительно в лечебных целях, — заверила я, подстраиваясь под широкий шаг. — Для закалки иммунитета.

— Да-да, точечный массаж по болевым местам, и все пользы для…

— Вальк, ты же не об этом поговорить пришел! Не тяни время! В отличие от тебя, я без подогрева и замерзаю очень быстро!

— То есть просто прогуляться не канает?

— Ты же «жаворонок». И в десять вечера уже спишь, или на работе, или дома, или где придется. А сейчас уже двенадцатый час поди, — черт, домой пора бежать, пока «обмороком» не накрыло… — У тебя пятнадцать минут. Остальное завтра в аське обсудим, все равно работы не будет.

— У кого как, — пробормотал друг.

— Вальк!.. Сейчас домой пойду! Я уже мерзну, а ты…

— Ладно-ладно, — он тоже сунул руку в карман и сжал мою ладонь. — Значит, главное. Пишешь не ты.

— Нет, я!

— Нет, не ты, — возразил Валик. — Я тебя всю жизнь знаю, и сюжет вообще не твой. Ты о жизни любишь подумать и философию помусолить. И вдруг — глухой экшен? Не верю. Не ты пишешь.

— А кто, по-твоему? — да, не я пишу! Вернее, не совсем я. Но все равно… за державу обидно.

— Не знаю. Но не ты. Говоришь, сама пишется? — он посмотрел на меня хмуро и задумчиво. — А почему, предположения есть?

Я помялась. Сказать — не сказать… Опять же посмотрит, как на ненормальную… Впрочем, я давно спалилась.

— Мне сказали, что я писец. Это тот, кто… реальные истории видит. То, что происходит в других мирах. И пишет об этом. Чтобы дверь открыть тем… Тем, кто там, — я объяснила, как сама поняла, помолчала и добавила горько: — Но, знаешь, Вальк… Я до сих пор не уверена в реальности этого. И боюсь, что проснусь завтра в палате номер шесть, между Мальвиной и Екатериной Второй, и окажется, что эти Музы и саламандры — на самом деле санитары. И…

— Саламандры? — перебил он и напряженно переспросил: — Ты видела саламандра?

— Ну да… — растерялась я. — И не только видела. Один на кухне у меня окопался. Уже дня три тусуется. А что?

— Черный? Саламандр черный?

— Н-нет… — вопрос застал врасплох. — Белый, скорее. Знаешь, как пламя. Бледно-желтый. А что?

— Белый? — повторил Валик и глухо выругался: — Проклятье, и черный где-то рядом… — и заозирался.

Я перестала понимать, что происходит. Остановилась и подняла на него взгляд. В ночном сумраке лицо Валика расплывалось, черты лица смазывались и терялись… в мерцающей зеленоватой тени. И очнулся внутренний голос, привычно заорав «А надо было молчать!..». Я отпустила его руку и попятилась.

— Вальк, ты… — может, мерещится?..

— Я? — безучастный голос, и его глаза вспыхивают потусторонним светом.

— Это не смешно!

— А разве я смеюсь? — фигура «плывет» мерцающим зеленоватым туманом, как у… призрака. Н-назгул, мать его…

И я запаниковала. Вот уж точно, разозлишь — потом костей не соберешь… И испугалась. Сколько еще таких… «сюрпризов» меня ждет?.. А сердце кольнуло болью. Боже, почему именно он?.. И кто, черт побери, он вообще такой?.. Всю жизнь ведь рядом был, я себе так не верила, как ему…

Страх побежал по коже холодными мурашками, сдавил горло, и вместо вразумительного воззвания получилось лишь жалкое и сиплое:

— В-вальк…

— Ты все еще хочешь жить вечно, писец? — по его рукам потекли зеленые искры, на «лице» проявилась усмешка.

Мама!..

Драпануть не успела — он оказался быстрее. Причем быстрее даже моих мыслей. Я ведь только… Поцелуй резко выбил почву из-под ног и воздух из легких. Я судорожно втянула носом воздух и закашлялась. В затылке взорвалась боль, перед глазами потемнело. И новая попытка вздохнуть обломалась. Я хрипела и гоняла по легким единственный глоток воздуха, а в груди разгорался пожар. И тяжелело, немея, тело. Боже, помоги… Хватит!