Октавия
Шрифт:
– Что вы пили?
– мрачно спросил Чарли.
– Шампанское, - сказала я, - они празднуют.
– Мне уже хватит, я и так навеселе, - сказала Гасси.
– Можно мне оранжад?
Я давно заметила, что она опьянела.
– А ты будешь шампанское?
– спросил Чарли, обращаясь к Джереми.
– Я предпочел бы виски. Разреши мне заплатить за этот заход.
Чарли покачал головой и подозвал официантку.
– Вы действительно сегодня помолвлены?
– спросила я.
– Вчера, - ответила Гасси, поправляя бретельку лифчика на белом пухлом плече.
– А кольцо у тебя уже есть?
–
Она продемонстрировала руку с короткими, похожими на обрубки, пальцами, в жизни не видавшими маникюра. На среднем пальце сверкало старинное кольцо - тонкая золотая косичка в обрамлении рубинов и жемчуга.
– Джереми выбирал.
Естественно, он выберет что-нибудь нежное, вроде этого. Любой из моих воздыхателей подарил бы мне бриллианты или сапфиры величиной с яйцо чайки, не меньше.
– Великолепное, - сказала я, взглянув сквозь прядь волос на Джереми.
– Счастливая ты, Гасси. Не так часто встретишь в наше время красивого мужчину с изысканным вкусом.
Чарли, делающий заказ, пропустил это замечание мимо ушей. Джереми слегка покраснел.
– Правда ведь, он красивый?
– вздохнула Гасси.
– Я стараюсь время от времени ущипнуть себя, чтобы убедиться, что мне это не приснилось и он действительно выбрал такую клячу, как я.
– Когда вы обе закончите обсуждать меня, как породистого быка… - беззлобно начал Джереми и поправил Гасси выбившуюся прядь.
Принесли напитки.
– О, огромное спасибо, очень любезно с вашей стороны, - произнесла Гасси, лучезарно улыбнувшись Чарли.
Я сразу вспомнила, как она всегда до смешного рассыпалась в благодарностях за каждый пустяк.
– Какой красивый костюм, - добавила она с завистью.
– Джереми выглядел бы в таком божественно, но он такой старомодный.
Я ждала, что Чарли поморщится, но этого не произошло. Вместо этого он начал рассказывать ей о своем магазине. Это была еще одна ее особенность. Ей всегда удавалось вызывать людей на откровенность и при этом производить впечатление заинтересованного слушателя.
Я устремила на Джереми долгий загадочный взгляд. Он первый опустил глаза и отпил виски.
– Совсем другое дело. Я никогда не был в восторге от шампанского.
– А я люблю выпить шампанского за завтраком, - сказала я.
– Когда ваша свадьба?
– Мы предполагаем в ноябре.
– В ноябре? Зачем же так долго ждать?
– У меня в данный момент финансовые проблемы, которые мне не хотелось бы навешивать на Гасси.
Насколько я помнила у Гасси имелись какие-то собственные средства.
– Чем ты занимаешься?
– Я в издательском бизнесе. Редактор. И немного пишу сам.
– Что именно?
– Стихи, иногда критические статьи, разные обозрения. Этим особенно не заработаешь.
Он и в самом деле был похож на поэта с синими глазами и длинными светлыми волосами. В то же время он не казался изнеженным. Его рот и подбородок свидетельствовали о твердом характере. Я достала сигарету. Он поднес зажигалку. Прикрывая огонек, я задержала его руку, поглядывая на него из-под ресниц. Он безусловно чувствовал, что между нами возникло некое электрическое поле. Он спрятал зажигалку.
– Почему тебя назвали Октавией?
– Я родилась двадцать пятого октября. Моя мать уже оставила к тому времени моего отца и была по уши
влюблена в другого. Меньше всего она испытывала радость от моего появления на свет и не собиралась утруждать себя поисками подходящего имени. Поэтому она и назвала меня в честь месяца моего рождения. Дурацкое имя.– Красивое имя и тебе идет. Твоя мать потом вышла замуж за того, в кого была влюблена?
– О нет, совсем за другого, потом еще за одного, потом еще. Мой отец тоже был женат дважды. Он уже умер. А сводным братьям и сестрам я и счет потеряла.
– Должно быть, тебе было нелегко. У меня тоже семья неблагополучная, но не до такой степени. Ты встречаешься со своей матерью?
– Редко. В основном, когда она приезжает в Лондон. Мне трудно заставить себя ездить к ней: ненавижу сцены. Сейчас она в подавленном состоянии. Стареет, и на нее все чаще находят ужасные приступы сентиментальных воспоминаний о моем отце, что приводит в бешенство ее нынешнего мужа.
Сколько нежности и сострадания было сейчас в его глазах, и какие невероятно длинные у него ресницы!
– Прости, - сказала я, стараясь говорить тем слегка прерывистым и осевшим голосом, который я вырабатывала годами.
– Я не хотела утомлять тебя подробностями моей семейной истории. Обычно я не распространяюсь об этом.
Ложь. На самом деле это был первый этап разработанной мною стратегии обольщения - дать почувствовать, что мне необходимо покровительство.
– Я польщен тем, что ты поделилась со мной, - проговорил он.
– Как вы встретились?
– Гасси временно заменяла мою секретаршу, когда та уехала на лыжный курорт, печатала мне. Нельзя сказать, что она отличалась большим умением, приходилось перепечатывать каждое письмо по несколько раз. К тому же она раскладывала их, путая конверты. При всем этом она была так мила, что, когда моя суперквалифицированная секретарша вернулась и восстановила порядок, я почувствовал, что мне недостает Гас. Я стал звонить в агентство, в котором она работала, встречаться с ней. Вот так все и произошло.
– Ничего удивительного, она такая прелесть!
– сказала я, очень надеясь, что он не заметит чудовищной фальши в моем голосе.
– В школе она всегда защищала меня от нападок.
– Да, ты ей нравишься.
Было очевидно, что Чарли ей нравится тоже.
– Однажды, я честно пыталась сидеть на диете, - откровенничала она.
– День за днем, неделю за неделей я ничего не ела, кроме латука и отварной рыбы. В результате, через шесть недель я потеряла… полдюйма в росте.
Она истерически захохотала. Чарли и Джереми засмеялись.
Зазвучал последний хит Роллинг Стоунз. Я наклонилась вперед, прижав локти так, чтобы моя грудь стала еще соблазнительней. И заметила, как Джереми, взглянув на нее, быстро отвел взгляд.
– Я просто без ума от этой мелодии, - сказала я.
– Чего же мы ждем?
– отозвался Чарли, поднимаясь.
Танцевать я люблю больше всего на свете. Танцы освобождают мое тело от напряжения, а душу - от всего дурного.
Я была в золотистой полупрозрачной тупике, точно такого цвета, как мои волосы. На шее - множество золотых цепочек. Я чувствовала себя морской водорослью, плывущей по волнам музыки то в одну сторону, то в другую. Я видела, что все смотрят на меня: женщины с завистью, мужчины с вожделением.