Октавия
Шрифт:
Я остановилась полюбоваться пурпурной розой. Андреас любовался моей фигурой. Мокрый купальник не оставлял пищи для воображения.
Он легонько ткнул меня кулаком в солнечное сплетение.
– Ну, и когда же ты согласишься позировать для меня?
– спросил он.
– Никогда. Мне не нужно зарабатывать себе на хлеб.
– Никогда не зарекайся, - сказал он.
– Тебе всегда нужны деньги. Даже на твои красивые волосы. Чтобы их подкрашивать.
– Это естественный цвет, - возмутилась я.
– Я слышал, что в настоящий момент “Сифорд-Бреннан” испытывает какие-то затруднения, - продолжал он.
Я чувствовала его горячее
– О, ради Бога! Ну, почему мне все об этом говорят? Да все у них в порядке. У них все в порядке вот уже более пятидесяти лет.
Андреас погладил мой бок. Он был единственным мужчиной, вызывавшим во мне полное отвращение. Я представляла себе сотни девушек и миллионы грязных снимков обнаженных женщин, которых касались эти пальцы. Я вырвалась и наклонилась над темно-красной розой. Своей ухоженной наманикюренной рукой он зажег сигару, держа ее, как простолюдин, между большим и указательным пальцами. Я чувствовала на себе его пристальный взгляд.
– Почему ты не перестанешь меня разглядывать?
– Катцу не возбраняется смотреть на королев.
Эту шутку я слышала уже сотни раз.
– Ты очень красивая девушка, Октавия, но не очень мудрая. Я буду платить тебе по пятнадцать сотен за каждый сеанс. Почему бы нам не обсудить это на будущей неделе за ужином? И это еще не предел. Я смогу дать тебе все, что захочешь.
– Ну уж, что я могу сказать определенно, так это то, что я никогда не захочу тебя, - отрезала я и отвернулась.
Андреас улыбнулся хитрой проницательной улыбкой.
– В конце концов, ты уступишь, детка, но это будет уже на моих условиях. Посмотришь! Да, между прочим, что там Гарэт Ллевелин делает наедине с Рики?
– Он проводит с нами уик-энд на яхте.
Андреас засмеялся.
– Так он твое последнее приобретение! Теперь я не удивляюсь, что тебе сейчас не надо зарабатывать на хлеб.
Я посмотрела в сторону дома. Глициния, увивавшая библиотеку, почти отцвела, устлав лужайку ковром из аметистовых лепестков. В окне библиотеки я заметила Джереми, наблюдающего за нами. Повернувшись, я тепло улыбнулась Андреасу.
– Возле бассейна одна красивая девушка болтает с Джоан. Почему бы тебе не уговорить ее вместо меня?
– сказала я, и, погладив его по щеке, смеясь побежала в дом.
Спальня Джоан Сифорд вряд ли могла возбудить хоть какие-то желания: голые стены, ковер цвета морской волны и стеганое покрывало в цветочках, аккуратно, без единой морщины подоткнутое под подушки, словно поперек кровати лежала огромная колбаса. На комоде стояла большая фотография в рамке, на которой Памела и Алисон выглядели весьма романтично в своих жемчугах. Здесь же стоял большой портрет Питера, мужа Алисон, и еще одно фото, запечатлевшее Алисон и Питера в день их свадьбы в окружении маленьких подружек невесты в платьях от Лауры Эшли. И ни одной фотографии Ксандра, даже такой маленькой, как на паспорт, хотя он в сто раз красивей, чем все они вместе взятые. Я чуть не поддалась искушению достать его фото из своего портмоне и налепить его на самодовольную улыбающуюся морду Питера с квадратным подбородком, но из этого бы не вышло ничего хорошего для Ксандра.
Я почувствовала себя гораздо лучше, приняв ванну, вымыв голову и щедро намазавшись кремом Джоан. Я надеялась, что она не узнает запаха своего крема под названием “Радость”. А вообще-то она заслуживала того, чтобы остаться “без радости”, старая ведьма.
Расчесывая мокрые волосы,
а выглянула в окно. Две девицы, из тех. которые готовы на все при первом приближении любого мужчины, в белых бикини, на шпильках и со стокилограммовым слоем грима на каждой, пошатываясь шли по лужайке. Наверное, их притащил Андреас. У него всегда такие в запасе. Вдруг из двери, ведущей к бассейну, вышел Джереми. Он прошел мимо девиц, даже не заметив их. Они же, напротив, повернувшись, словно на шарнирах, уставились на него с изумлением, алчно разглядывая, пока он с ленивой грацией животного брел к дому. Их можно было понять.“Войди сюда, мой идеал!” - прошептала я, свернувшись на ковре в одном большом голубом пушистом полотенце и суша волосы. Ждать пришлось недолго. Послышались торопливые шаги, и в дверь постучали.
– Войдите, - сказала я севшим голосом.
Войдя, он прикрыл за собой дверь. Я позволила полотенцу слегка соскользнуть.
– Почему ты пришел сюда?
– спросила я.
– Как это ты оторвался от этих первых изданий?
– Я пришел из-за тебя, - ответил он.
– Кто этот отвратительный тип, с которым ты разговаривала?
Мое сердце запело. Сработало!
– Андреас Катц. Я его знаю тысячу лет.
– Насколько близко?
Я продолжала сушить волосы.
– Насколько близко?
– настойчиво повторил Джереми.
– О, ради Бога, выключи ты эту проклятую штуку!
– Не настолько, насколько бы ему хотелось, - ответила я, выключив фен.
Он протянул ко мне руки, поднял меня на ноги и страстно поцелован. Его руки скользнули вниз по моему телу.
“Хоть раз, - подумала я, - безупречность покрывала в цветочек будет нарушена”.
Неожиданно Джереми, отстранив меня, подошел к окну. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы овладеть собой. Я снова взяла фен.
– Нет, - проговорил он.
– Ради всего святого, не включай его. Послушай, ты должна понимать, как я в тебя влюблен.
– Это проявляется весьма странным образом.
Опустившись на колени рядом со мной, он взял мое лицо в свои ладони и начал гладить его так нежно, будто пытался запечатлеть черты в своей памяти.
– Гас не заслуживает того, чтобы причинить ей боль, и ты это знаешь не хуже меня. Во всяком случае, не время сейчас, когда Гарэт готов разнести все к чертям. Если у нас с тобой и есть будущее, а я в этом уверен, давай подождем до возвращения в Лондон.
Я чуть было не взбунтовалась, но вовремя поняла, что вряд ли чего-нибудь достигну, признавшись, что часть удовольствия от победы над ним как раз и заключается в том, чтобы доставить неприятность Гасси и Гарэту.
– Осталось переждать только сегодня и понедельник, - продолжат он.
– Во вторник мы вернемся в Лондон, а в среду можем встретиться и решить, как нам быть дальше. Ты так многое значишь для меня, что наверное, можно немного подождать.
Я кивнула, взяла его руку и запечатлела поцелуй на его ладони.
– Хорошо, я подожду, - сказала я.
Кончиками пальцев он скользнул вдоль вены на внутренней стороне моей руки и, добравшись до шрама на запястье, спросил:
– Чем это ты?
– Бритвой. В тот день, когда Ксандр женился на Памеле. Я тогда почувствовала, что от меня отрывают единственного человека, который меня по-настоящему любит.
Он наклонил голову и поцеловал шрам.
– За тобой нужно присматривать, правда? Держись и доверься мне, маленькая. Ждать осталось не долго.