Октябрь, который ноябрь

Были. Оба. По-товарищески укрытые одним пледом, Ульянов-Ленин обвиняющее указывал на трибуну и что-то втолковывал бывшему монарху, тот, склонив голову и облокотившись о перила, согласно кивал фуражкой. Рядом с беседующими стояла бутылка шампанского с невыносимо яркой, пошлой наклейкой. Это заговор. Противоестественный, наглый, чудовищный заговор!

Глядя в глаза оратора со своей балконной вершины, вождь большевиков подмигнул и издевательским помахал-поприветствовал рукой, на кисти - неожиданно широкой, с весло размером - отчетливо мелькнул криво вытатуированный якорь.

В глазах Александра Федоровича потемнело...

– Врача, врача!

– кричали внизу, у трибуны копошились люди, пытавшиеся поднять рухнувшего оратора.

– Это, гкстати, нас кличут, - Лоуд поспешно упихивала в саквояж реквизиторское одеяло.
– Сестрица, вы бы оптимистичнее на мир смотрели. А то больной вас узрит, так ему вообще "моменто морэ" приглючится.

Бессознательную жертву перехватили уже на лестнице. Павшего на посту министра-председателя несли в два десятка рук.

– Ну куда вы таг, куда?
– издали завопил л-эскулап.
– Явный гипертонический гриз, а вы головой вперед. Ногами, ногами нужно. Кровь не скгущайте. В автомобиль и мою гклинику немедля! Сестра, дверь шире! Адъюгтант, в сторону! Растрясете, глупый вы человег.

На появление больного Колька-шофер и глазом не моргнул.

– Куда?

– Да в Зимний сначала кати, - л-врач спихнул с подножки адъютанта.
– Вы, вашблогородь, во дворце догоните. Больному полотенгце, зубную щетгу, полис медстрахования взять надобно. В нашей гклинике с этим строго.

"Лорин" рванул по мостовой, следом бежали офицеры и парламентарии, что-то кричали.

– А ты откуда про карту медстраховки знаешь?
– туповато поинтересовалась Катрин, вновь выведенная из равновесия бешеным аллюром хромоного-скачущих событий.

– Что ж я, вообще туповатое?
– оскорбился л-доктор.
– В научных целях проходил диспансеризацию и общее обследование. Вообще-то, меня больше УЗИ интересовало, но все равно в регистратуре всякими формальностями замучили. Бюрократы! Попозже расскажу. Вы, сестра, велите кучеру остановиться.

Катрин сообразила, что Колька видит незнакомого пожилого врача, что не совсем удобно.

Остановились, врач, ворча, отправился во тьму.

– Николай, у тебя вода есть?
– спросила Катрин, с тревогой глядя на бледное лицо Керенского - тот лежал, откинувшись на спинку автомобильного дивана и в сознание приходить не спешил.

– А как же, - юный водитель пошарил под сиденьем и извлек чудовищного вида жестяную флягу.
– Катерина Олеговна, а этот гражданин на кого-то похож. Особенно прической.

– Все мы на кого-то похожи, - пробормотала шпионкой, пытаясь аккуратно плеснуть водой в лицо обеспамятевшей жертве жестоких иллюзий.

Получилось неаккуратно, да еще самой флягой по лбу заехала, но, в общем, помогло.

Александр Федорович зафыркал, слегка захлебнувшись, открыл глаза. Катрин принялась вытирать его лицо косынкой.

– Вы?
– без особого удивления уточнил Керенский.

– Я, - призналась шпионка.

– А Ульянов?

– Успокойтесь, нет здесь никакого Ульянова.

– Верно, самого Ульянова мне возить еще не довелось, - с сожалением подтвердил с переднего сидения честный Колька.

– А Романова?
– осторожно уточнил министр-председатель.

– Еще чего не хватало?!
– возмутился водитель.
– Я этих самодержцев вообще презираю.

Слегка успокоившийся Александр Федорович уклонился от рук фальшивой медсестры, достал носовой платок, принялся приводить себя в порядок самостоятельно и поинтересовался:

– Что, собственно, случилось?

– Вы потеряли сознание, прибежал доктор, повезли вас в больницу. Вы совершенно изнурены, вам бы действительно отдохнуть.

– Я не могу позволить себе отдыха!
– привычный пафос начал просыпаться в мужественном лидере Временного правительства.

– Вы же почти в отпуске. По состоянию здоровья, - удивились из темноты - к автомобилю подходила товарищ Островитянская.
– Так с трибуны и заявили.

– Я подал в отставку?!
– ужаснулся Керенский и попытался вскочить.

– Не подали, - Катрин удержала пострадавшего.
– Подошли к этому моменту и в обморок ударились.

– Я не уходил и не уйду!

– Это верно. Капитан должен погибнуть на капитанском мостике, - Лоуд забралась в машину.
– Пусть корабль идет на рифы, пусть команда жидко обгадилась и бунтует, никакого послабления! Честь! Геройская гибель и прощальная закатная речь героя. В синематографе такое очень любят.

– Вы вообще кто?
– заподозрил неладное Керенский.

– Представитель переговорного штаба ВРК, зав Общего орготдела товарищ Островитянская, - оборотень с достоинством развернула мандат.

– Я заложник?
– надменно осведомился министр-председатель.

– Вы?!
– поразилась Островитянская.
– А на кой чертт нам такое счастье... Прошу прощения, я в смысле, не нужны нам заложники. Ситуация и так полностью в наших руках. Зимний пока не берем исключительно во избежание случайных жертв и утери предметов большой художественной ценности. Собственно, вы к нам как раз случайно прицепились. Я вела переговоры в Мариинском, а тут шум, крик - человеку плохо. Доктор суетится, в больницу везти нужно. А где ваша охрана и адъютанты - вообще непонятно. Ну, авто у нас есть, пришлось оказывать помощь и содействие. Считайте как хотите, но мы, ВРК, не лишены гуманизма. Как, вы, кстати, себя чувствуете?

– Я?
– Александр Федорович потрогал промокший френч на груди.
– Слабость, а так неплохо. Но куда вы меня везете?

– Доктор сказал "в клинику", но потом передумал, приказал "строжайший домашний покой" и слез с экипажа, - исчерпывающе объяснила оборотень.
– Вот, общеукрепляющие пилюли передал. Швейцарские, патентованные. Кстати, нам всем не помешает.

Лоуд развернула красно-белую упаковку с пилюлями, все сунули себя в рот по таблетке общеукрепляющего и задумались.

– Так что вы теперь собираетесь делать?
– уточнил все еще слегка нервничающий Александр Федорович.

– Как что?
– удивилась оборотень.
– Довезем вас до дома. В смысле до Зимнего. Ляжете у себя в кабинетике, выпьете чаю, непременно горячего, непременно! И хорошенько выспитесь. Указания врача лучше выполнять, да и вообще с гипертонией шутки плохи. Ну, вы и сами знаете.

– Я не за собственную жизнь опасаюсь, - довольно спокойно пояснил Керенский.
– Я спрашиваю, что собирается делать ВРК, Ленин и прочие ваши главари?

– У нас не банда, а партия, следовательно, у нас руководители, - поправила товарищ Островитянская.
– Давайте без оскорбительных наездов. Что касается "что делать"... А у нас есть выбор? Власть вы упустили, нам ничего не остается, как взять ответственность на себя.