Олег – диктатор Рима?

— Доброе утро, господин Гай Юлий Цезарь.

— Здравствуйте, молодой человек. Полагаю, вы — Сулла Корнеллий?

— Да, это я.

После этих слов Цезарь дал знак телохранителям отойти и взять нас в круг.

— Примите соболезнования. Госпожа Секунда была близкой подругой моей жены. Наша семья разделяет с вами горечь утраты.

— Благодарю, сенатор. Весьма тронут.

— Скажите, Сулла, зачем вы пригласили меня встретиться в парке? Могли бы зайти к нам в гости.

— Не совсем было бы удобно. Мачеха нас не представила друг другу, и так просто напрашиваться в гости я посчитал неуместным.

— Понятно. А что вы хотели мне сообщить? Почему написали, что от нашего разговора зависит карьера и жизнь моей семьи.

— Потому что так оно и есть. Вы знаете, сенатор, после внезапной гибели Секунды по непонятной причине основным подозреваемым в её отравлении назначили меня.

— Честно говоря, в первый раз слышу. Я не особо вникал в дело. Но думаю, что наши следственные органы весьма компетентны и вам нечего беспокоиться.

— Возможно, но мне такой подход, кажется, чрезмерно однобоким.

— Почему же? — спросил Гай Юлий с усмешкой.

— Полагаю, что вы знаете о наших отношениях с Юлиллой.

— Она мне как-то об этом поведала. Буду откровенен, мне не понравился данный факт. Без обид, молодой человек, но вы не совсем нашего круга.

— Полностью с вами согласен, господин Гай Юлий.

— Правда? На редкость трезво мыслите.

— Я сам был инициатором разрыва, поняв, какая пропасть нас разделяет, и смею уверить, что у нас с Юлиллой ничего не было.

— Рад слышать, но раз так, то не вижу никакой проблемы.

— Проблема есть. Ваша дочь отправляла мне письма, в которых содержатся прямые угрозы Секунде. Признаться, поначалу я не придал им значения, но в итоге происходит отравление мачехи в вашем доме.

— Это серьёзное обвинение, Сулла Корнеллий. Скажите, а у вас на руках эти письма?

— На встречу я принёс только одно из многих, в которых Юлилла грозится убийством. Остальные письма окажутся в руках у виднейших членов фракций Сената в случае моей смерти или внезапного исчезновения. Это может сильно навредить вашему политическому весу.

С невозмутимым лицом Цезарь просмотрел письмо и вернул его обратно.

— Интересная писанина. Вы полагаете, её воспримут серьёзно?

— Вполне.

— А почему бы вам не передать все письма следствию, а не разыгрывать весь этот ненужный спектакль с Сенатом.

— Сенатор, мы с вами оба понимаем, на кого работает квестор и почему он прибежал сразу ко мне.

— Голословное обвинение в адрес служащего может быть чреватым.

— Бросьте, какие обвинения. У нас с вами обычная беседа заинтересованных лиц.

— Вы к чему-то ведёте, Сулла Корнеллий?

— Мне бы хотелось, чтобы ваш следователь нашёл «другого» виновника преступления.

— Он не «мой», а даже если бы и был таким, то так понимаю этими письмами вы будете пытаться продолжать шантажировать. Весьма неразумно.

— Недоверие вполне обоснованно. Но могу предложить вариант, который снимет с вашей семьи всякую угрозу.

— И какой же?

— Я женюсь на Юлилле.

— Чего?

— Я женюсь на Юлилле.

— Это я слышал. В смысле какого Аида? Вы с ней не пара!

— Возможно, квестор вам не успел сообщить последние новости. Мачеха по завещанию оставила мне всё своё имущество.

— Что?

— Вот-вот…Я был также удивлён. Но понимаю, что родственники Секунды по мужской линии попытаются опротестовать её последнюю волю, а потому…Потому вы поможете мне получить моё законное наследство.

— С чего бы я вам стал помогать?

— А с того, что если я вступлю в наследование, то стану равным вам по положению. Я из древнего знатного патрицианского рода, и у меня будет капитал.

— Он всё равно не будет дотягивать до нашего.

— Но ваша дочь тоже не совсем «дотягивает». К тому же если я стану её мужем, то все эти компрометирующие письма потеряют всякую ценность.

— Вы жёстко «играете», молодой человек…

— Мы с вами оба патриции, господин Гай Юлий Цезарь. Неужели вы хотите себе в зятя какого-то рохлю? Вам нужен преданный союзник и умный друг.

— Мне надо подумать и навести справки…

— У вас есть один день, сенатор. Квестор должен вызвать меня на допрос уже через два дня, и есть подозрение, что он попытается меня арестовать. А после этого запустится вся эта никому не нужная схема с распространением писем и слухов.

— Хорошо, Сулла Корнеллий. Давайте встретимся завтра, в это же время…

* * *

Секретарь… Никогда не думал, что могу им быть. Сразу после беседы я пошёл устраиваться на работу к Гаю Марию, — сильно, очень сильно. В прошлой жизни при схожих бы обстоятельствах я бы дрыгался от сильнейшей панической атаки, а теперь даже странно. Где моя адская тревожность? Кажется, у меня не только появились навыки воина, но и укрепилась психика. Многие события я стал переносить как хладнокровный боец, — словно изменения затрагивают не только внешние характеристики, но ещё и внутренние. И это мне нравится! Словно бесплатная и крайне эффективная психотерапия! Вот спасибо! Один минус, — заставляют пройти на практике через настоящие испытания. Начинаю думать, что всё это чей-то очень жестокий эксперимент…

Гай Марий принял меня хорошо и сразу предложил разобраться с толпой клиентов, стоявших у его крыльца. В помощь мне был придан номенклатор из рабов, в чьи обязанности входило подсказывать имена господ и слуг. Признаться, экзамен был мной оценён по достоинству. Не справлюсь с ходу, — значит работы не видать. За двадцать пять минут больше трёхсот человек были поделены по категориям важности, а часть проходимцев просто выдворена. Опыт работы налоговиком сыграл здесь важную роль. Когда в инспекцию заваливается народ, а принимаешь их всех неожиданно ты один, то таким вещам учишься быстро. Поначалу столпившиеся гости не поняли, что происходит, — какой-то парень начал нагло раздавать команды:

— Так, выстроились все в ряд!

— Молодой человек, а вы кто? Нам нужно к Гаю Марию!

— Я его личный секретарь. Без моего разрешения к нему никто не попадёт!

Дальше пошло совсем немыслимое, с точки зрения, простых римлян. Вместо долгих предварительных бесед наглый секретарь стал задавать чересчур прямые вопросы:

— Вы кто? По какому делу?

— Тиберий. Хотел выразить почтение господину.

— Принято и записано. Подойдёте завтра…

— Но я…

— Следующий.