Оленин, машину!

Второй самолёт оказался самым настойчивым. Он пошёл на второй заход, отчаянно маневрировал, пытаясь уйти от зенитного огня, но наши бойцы больше не разбегались. Мне подумалось, что в том расчёте новички, вот и струхнули по первости. Но теперь сидели, словно пришпиленные, и повиновались приказам командира.

Я увидел, как несколько снарядов разорвались вокруг «Зеро», и он тоже начал терять управление. С дымящимся хвостом направился к земле, врезавшись в лесной массив за переправой. Больше желающих напасть на нас с неба не оказалось. Я посмотрел на Миху. Тот с восторженными глазами смотрел вверх, совершенно позабыв про фотоаппарат. Да и что снимешь им с такого расстояния и с такими скоростями? «Ему бы телевик с 20-кратным зумом, — подумал я. — Вот бы фотки получились — загляденье!» Но здесь такой аппаратуры нет. Забавно. Она тоже появится совсем скоро. У тех же японцев. Да так появится, что кто теперь про «Лейки» вспоминает и «Цейссы»? Почти в каждом доме «Никон» или «Кэнон». У меня тоже есть, старенький, правда. Цифровая зеркалка 2004 года, и ведь исправно работает старушка! На удивление.

Я помотал головой, вставая. Выдохнул, осознавая, что атаку отбили. Переправа уцелела, а наши ребята из ПВО справились на отлично. Поднявшись с земли, огляделся, отряхнулся.

— Отлично сработали ребята! — крикнул я зенитчикам, которые уже приводили свои орудия в порядок. — Ну что, Миха, погнали дальше? А то последними приедем, там уже всех япошек победят.

— Да, конечно, — всё ещё растрёпанный от пережитого, согласился военкор.

Мы сели в машину и поехали. Но пришлось остановиться буквально через десяток метров: дорогу нам перегородил регулировщик — молодцеватого вида боец в звании ефрейтора.

— Сто-о-ой! — закричал он, бесстрашно вставая поперёк пути.

— Ефрейтор, ты с дуба рухнул? — крикнул я, остановив машину и вскочив на месте, чтобы меня было и видно, и слышно хорошо. — Пропусти, у меня вон, видишь? Военный корреспондент газеты «Суворовский натиск»! Ему срочно статья нужна и фото для передовицы о наступлении. Пропусти, сказал!

— Не имею права. Сначала проедет товарищ полковник Колбасов!

Мы с Михой переглянулись. Это что ж за хрен такой с горы, чтобы ради него одного перекрывать целую стратегическую, можно сказать, переправу?!

— А он кто? — робко поинтересовался Миха, тоже вставая.

— Вам знать не положено, — грубо ответил ефрейтор, бравируя, очевидно, своей близостью к «самому полковнику Колбасову».

Военкор замолчал, но я наклонился к нему и прошептал:

— Чего молчишь? Поставь его на место! Ты ж офицер, а не желе в штанах!

Миха вскинул на меня неуверенный взгляд. Я кивнул ободряюще, мол, давай, не тушуйся!

Глава 17

— Ефрейтор, подойдите, — приказал Миха. Но таким тщедушным и тонким, несмотря на внушительные габариты военкора, голоском, что наглец даже не двинулся в его сторону, а только перевёл взгляд и заявил с самодовольной рожей:

— Вы не мой командир, чтобы приказывать.

Младший лейтенант Глухаревич стушевался окончательно. Растерялся и стал смотреть на меня в поиске поддержки. Я хотел было включить офицера, да и рявкнуть на ефрейтора командным голосом, от которого некоторые мои подчинённые в прошлой жизни вздрагивали, а потом неслись, как подорванные, выполнять приказы, чтобы не нарваться на большие неприятности. Человек я мирный (пусть и военный), но даже не надо играть на моих нервах — зверею.

Теперь был как раз тот самый момент. Меня буквально захлестнула волна ярости. Не только потому, что этот ефрейтор вёл себя по-хамски, наплевав на субординацию. Да, Глухаревич ему не командир. Но кто дал право так грубо нарушать Устав и хамить офицеру?! Армия на субординации держится. Не станет её — получится залихватская шайка головорезов. Во мне кипела и другая причина, из-за которой хотелось расквасить ефрейтору рожу об капот виллиса: я ненавижу, когда журналистам мешают работать.

Я столько раз с этим сталкивался! Когда какой-нибудь мелкий бюрократ строит из себя солидного господина, отказывая в получении информации, препятствуя работе, запрещая снимать и так далее.

В общем, звёзды сошлись, и пока я так думал, Миха наклонился ко мне и спросил шёпотом:

— Алексей, а вы точно из СМЕРШ?

Да ядрёна ж ты кочерыжка! Вот совсем забыл! Всё потому, что у большинства людей СМЕРШ — это следствие, контрразведка, поиск шпионов. А тут сидишь себе за баранкой, людей возишь.

— Ефрейтор! Бегом ко мне! — приказал я хорошо поставленным (спасибо службе в ВДВ!) голосом. Почуяв загривком, что здесь что-то не так, хам всё-таки чуть остепенился. Но не побежал ко мне, а подошёл. Вразвалочку, лениво поправив ремень ППШ на плече. Подошёл, встал и развязным тоном поинтересовался:

— Ну, чё надо?

Я прищурился, глядя прямо ему в глаза. Потом потянулся рукой к нагрудному карману и извлёк оттуда удостоверение в красной обложке, на которой крупными буквами были пропечатаны чёрные буквы: НКО. Главное управление контрразведки «СМЕРШ». Когда до наглеца дошёл смысл прочитанного, он сильно побледнел и автоматически вытянулся по стойке «смирно». Глядя на меня теперь испуганными глазами, отдал воинское приветствие.

— Теперь немедленно сообщи своему командиру, чтобы быстро убрал машину с дороги. Иначе мне придётся снова потревожить товарища младшего лейтенанта из штаба армии, — я едва заметно кивнул в сторону Глухаревича, который тоже невольно втянул живот и придал лицу важный вид, слушая наш с ефрейтором диалог.

— Есть! — рука нахала снова взметнулась вверх, и он побежал в начало колонны. Минут через десять техника сдвинулась. Пространства хватило ровно настолько, чтобы протиснуться моему виллису, и я аккуратно повёл его по переправе.

— Ух, как близко… — проговорил Миха, вцепившись одной рукой в дверцу, другой бережно придерживая фотоаппарат на груди.

— Близко что?

— Вода…

Я быстро глянул в сторону. Да уж, понтон — вещь интересная. Тяжеленная металлическая конструкция, которая тем не менее держится на воде. Но колышется, как змея, и когда едешь по ней, то кажется, что вот-вот самый тяжёлый участок пойдёт под воду вместе со всей техникой. Но нет, скрежещет, скрипит и лязгает своими железными сочленениями, а держит. Правда, вода совсем близко — до неё почти рукой подать. Даже переливается через днище, по которому едешь, и потому кажется, — плывём, а не едем.

— Ничего, скоро выберемся, — подбодрил я военкора и подумал: «Только бы у японцев новых „Зеро“ для этого места не нашлось. Иначе останусь без машины». — Миха, ты плавать умеешь?

Толстяк отрицательно мотнул головой. Посмотрел на меня, бледнея:

— А почему ты спросил?

— Так, на всякий случай. Думаю вот: когда ко дну пойдём, кого первым спасать: твой фотоаппарат или его хозяина?

Глухаревич нервно сглотнул, мне стало смешно: наивный, как ребёнок!

— Да не бойся, товарищ младший лейтенант.

С этими словами я поддал газу, и виллис выбрался на другую сторону Уссури.

— Вот мы и в Китае, — первое, что вырвалось у меня изо рта. Даже осмотрелся вокруг, ожидая увидеть небоскрёбы, скоростные магистрали, бескрайние сельскохозяйственные угодья… Совсем забыл, что такой Поднебесная станет лишь через 70 лет, а пока это нищая, оккупированная безжалостным врагом, истерзанная гражданской войной страна.

Миха радостно закрутил головой вокруг.

— Сто-о-о-ой! — внезапно перед нами на дорогу выскочил… тот самый регулировщик. Машет красным флажком, не пускает. Пришлось затормозить. Я заметил справа у обочины «эмку» — она же ГАЗ М-1, один из первых советских серийных автомобилей. Насколько помню, их выпускали вплоть до 1942 года, а идею стырили у американского Ford Model B.