Оленин, машину!

— Ну что, товарищ военкор? Тут посидим, подождём, или туда, — я мотнул головой в сторону японцев, — в атаку пойдём?

Миха растерялся. Было видно по лицу, как его терзает мыслительный процесс. В самом деле: откажешься, — могут (я прежде всего) счесть трусом. Пойдёшь вперёд, и есть шанс получить пулю или осколок. Но военкор оказался парнем бравым, хоть и оставался внешне увальнем.

— Я пойду. А ты, Лёша, можешь оставаться.

Я усмехнулся.

— То есть пока ты там будешь материал для номера собирать и наблюдать всё самое интересное, мне в машине сухари жрать с тушёнкой? Обижаешь, товарищ младший лейтенант. Я с тобой. Ты не против?

— Никак нет, — широко улыбнулся Миха.

Вскоре совещание окончилось, командиры разошлись по своим подразделениям. Спустя десять минут в небо взмыла красная ракета. На бруствер неглубокого (стрелки же тут не собирались оборону держать, окапывались недолго) окопа поднялся офицер и, как на знаменитой фотографии «Комбат» Макса Альперта, подняв руку с зажатым в ней ТТ, закричал:

— За Родину! За Сталина! Вперё-о-о-од!

— Ура-а-а-а-а! — раздались сотни голосов, и стрелки лавиной, стреляя на ходу, бросились в сторону японских позиций.

Глава 19

Миха растерянно посмотрел на меня. Я подмигнул ему, стараясь приободрить, хотя у самого поджилки дрожали. Адреналин, мать его. Мощная штука. Одних в опасной ситуации превращает в мокрых жалобно мяукающих котят, других в яростных львов, готовых броситься на любого противника и подохнуть под его когтями и клыками, а третьих — в зверей продуманных, смелых достаточно, чтобы трусом не сочли, но и не рискующих понапрасну.

Я из этой категории, потому за ленточкой и не сложил буйную голову от какой-нибудь глупости. Ну, а что меня там взрывом убило, так это случайность, а не последствие моей безбашенности. Такие на войне долго не живут.

Вижу, как страшно Михе. Ведь не просто вот так взять и побежать навстречу смерти. Я делал это много раз, но до сих пор привыкнуть не могу. А ему предстоит впервые. Он левой рукой стиснул «Лейку», а правой поглаживает кобуру своего ТТ, которым едва ли когда-нибудь пользовался. Решить, бедолага, не может: ему сейчас фотографировать или во врага стрелять?

Я подошёл к военкору, положил руку на плечо, и Миха вздрогнул — так увлечённо смотрел в сторону японских позиций.

— Ты сейчас военкор, дружище. Фотоаппарат — твоё оружие. Ну, а сам буду прикрывать, — и потряс автоматом. — Так что давай. Вперёд.

Мимо нас через невысокий бруствер перебирались новые и новые пехотинцы. Со стороны врага давно уже гремели выстрелы: в основном, из стрелкового оружия. Только мы, пока стояли замерев в окопе, словно не слышали их. Теперь весь грохот словно потоком ворвался в уши: крики, свист пуль и осколков, тарахтенье пулемётов и автоматов, сухие щелчки винтовок.

Миха, бледный, поднялся и быстро побежал вперёд. Я следом, внимательно глядя по сторонам. Автоматически выискивал место, куда можно будет прыгнуть, если арта накроет. Японцы били из пушек и миномётов, но они делали это как-то нерешительно, что ли. Не такой уж и плотный был огонь. Да и свинцом оружейным нас не поливали так густо, как ожидалось. Хотя вокруг и свистело противно, и пули шмякались в землю, взметая фонтанчики. Мы бежали упрямо вперёд, вокруг нас двигалась пехота. Кто-то просто двигался упрямо, кто рывками, словно преодолевая страх.

Внезапно неподалёку кряду упали три мины. «Кучно кладут», — подумал я и заметил, что Миха, на бегу делая снимки, бежит прямиком в ту сторону, куда бьют японцы, смещая прицел. Видимо, решили ударить веером по наступающим. Осколки засвистели всё ближе.

— Миха, ко мне! — крикнул я, но военкор так увлёкся, что ничего не услышал. Мне пришлось, словно сайгаку, подскакать к толстяку, схватить за плечо и резко дёрнуть в сторону. Мы оба повалились на землю, в этот момент в трёх шагах впереди коротко бухнуло. Нас осыпало землёй, густо завоняло сгоревшим порохом.

— Смотри, куда бежишь! — рявкнул я на военкора, который лежал на животе, правую руку с фотоаппаратом прижав к боку.

— А? — ошеломлённо глянул на меня военкор.

— … на! — не выдержал я и выматерился.

— Прости, Лёха. Увлёкся, — робко улыбнулся Глухаревич.

Тут же нам пришлось снова окунуться мордами в землю — рядом упали ещё несколько мин.

Атака продолжалась, хотя и не так интенсивно. Наши добрались до первой линии японских укреплений, теперь там шла рукопашная. Арта перенесла свой огонь на другие участки, чтобы своих не накрыть.

— Догоняем своих! — потребовал я.

Мы поднялись и побежали к виднеющемуся неподалёку дзоту, который яростно огрызался от наших бойцов: у него амбразуры оказались на три стороны, из них и вели огонь. Стрелкам пришлось залечь, чтобы подумать, как быть дальше. Мы с военкором бухнулись в небольшую ямку. Вовремя: по её краю, едва головы прижали, прошлась очередь. Секундой бы спустя она сделала из нас фарш.

Рядом оказался боец. Он лежал, посматривая в сторону дзота.

Японцы патронов не жалели. Видать, решили держаться до последнего. Пули расходились широким веером, не давая приблизиться к их позиции. Лежащий рядом солдат снял с пояса гранату — лимонку. Деловито разогнул усики предохранительной чеки.

— Не надо, — сказал я ему.

— Это почему? — приподнял он грязную бровь.

— Внутрь не залетит, своих осколками посечёшь.

Солдат, — им оказался парнишка лет 18-ти, явно недавно призванный, — усмехнулся.

— Не боись, дядя, — сказал залихватски и смачно сплюнул. — Я меткий, — выдернул чеку. Приподнялся, завёл руку назад… японский пулемётчик, сука, оказался быстрее. Парнишке прилетело точно в грудь. Отбросило назад. Я метнулся к нему, схватил гранату, готовую выпасть из слабеющих пальцев. Глянул в глаза. Сказать боец ничего не успел: на губах появилась розовая пена.

Мне ничего не оставалось, как переползти обратно в ямку.

— Как он? — участливо спросил Миха.

— Погиб, — ответил я хмуро, держа гранату. Что-то надо с ней делать. Чеки у меня нет, так что буду импровизировать. Но повторять ошибку новобранца не стану. Поживу ещё. Я размахнулся, не вставая, и зашвырнул лимонку в сторону японцев. Куда попадёт, чёрт с ней. Гулко бухнуло. Когда повернул голову, заметил: Миха навёл на меня «Лейку» и сделал пару кадров.

— Меня-то на фига снимаешь? — спросил его недовольно.

— У меня приказ, — строго ответил военкор.

«Проникся, значит, моментом», — подумал я.

Вскоре на левом фланге, где японская стрельба была не такой интенсивной, началось движение. Несколько штурмовых групп обошли дзот с тыла и бросились к нему. Завязалась короткая перестрелка. Крики, пару раз хлопнули гранаты. Затем чей-то резкий вопль, и дальше только общий фон боя, который продолжался вокруг, поодаль от этого места.

Японские пулемёты замолчали.

— Вперёд! — послышался чей-то приказ. Пехотинцы поднялись и кинулись, обтекая преграду. Я заметил, что враги понатыкали тут всякого. Колючая проволока, надолбы, ходы сообщений. Почему это всё никто не обороняет? Любой японский фильм посмотришь, особенно военный: ну ёшь твою грош! Такие прям терминаторы! А здесь мы дзот, который оборонять можно несколько недель, меньше чем за час осилили.