Он говорит
Шрифт:
Сейчас у тебя у самого семья: пятилетняя дочурка, так похожая на свою маму, почти копия, прекрасная жена, которая носит под сердцем твоего второго ребенка. И ты, вроде бы, счастлив, но что-то тебя тревожит, не дает спокойно спать по ночам. Вытаскивает из объятий Морфея, заставляя каждую ночь разжигать огонь в камине и заниматься самокопанием, от которого тебе уже тошно становится. Но ты продолжаешь это делать, даже и не думая останавливаться.
Don’t kid yourself
And don’t fool yourself
Сейчас, сидя в гостиной, освещаемой мягким уютным светом огня, ты пытаешься убедить себя, что это, всё-таки, не сон. Убеждаешь, что Эффи никогда тебя не
Ты почти веришь себе, но всё же сомневаешься. Что-то не дает тебе полностью убедиться в этом, отбросить все сомнения и неверия прочь, противным чувством страха зарождаясь где-то внутри. Кажется, оно никогда не исчезнет.
Нервно озираешься по сторонам, в поисках кого-то, кто мог бы сейчас за тобой наблюдать. Мог бы, да вот никто этого не делает. А ты опять начинаешь копаться у себя в голове. В который раз ломая все свои убеждения.
This life could be the last
And we’re too young to see*
Комментарий к 9. Они ничего не говорят.
*В тексте присутствуют слова из песни группы Muse — Blackout.
========== 10. Он ничего не говорит (2) ==========
Сизая струйка дыма поднимается вверх к бежевому потолку, немного клубясь, а потом растворяясь в пространстве, будто её и не было вовсе. Выпускаю колечко, прослеживая его путь до преграды, которая не даст ему улететь выше, в небо. Всегда есть преграда для кого-то. Так уж получается.
— Хватит, Эффи, — ровный голос Порции привлекает мое внимание, заставляя посмотреть на женщину. — Ты слишком нервничаешь. Это уже третья сигарета за последние пять минут, — Порция хмурится, неодобрительно покачивая головой. — Такими темпами ты выкуришь пачку минут за пятнадцать, а потом у тебя ничего не останется. На дворе ночь, магазины закрыты. Что делать тогда будешь?
— Что-нибудь. Вообще, тебе легко говорить. Не ты завтра выходишь замуж, — стряхиваю пепел, отправляя его на бежевый мягкий ковер. В этой комнате всё бежевое, даже торшер, одиноко стоящий в углу. Не понимаю, зачем делать комнату в одном цвете? Разве это не надоедает? Немного красок не помешало бы, разбавило бы эту монотонную картину.
— И что? — глупый вопрос, как мне кажется. Могла бы успокоить, подбодрить, сказать, что всё пройдет без сучка, без задоринки. Действительно, почему я так нервничаю? Все свадебные нюансы учтены, никаких промахов не должно случиться. Жених никуда не сбежит, явится вовремя, как и обещал. Но почему тогда в груди неприятным комком сжимается сомнение, мешая мне верить в прекрасный исход? — Даже я, когда выходила замуж, так не нервничала.
— Ничего не могу с этим поделать. Ты всегда была спокойной, в отличие от меня, — затягиваюсь, выпуская облако серого дыма в сторону подруги. Порция машет рукой, разгоняя дым, слегка кашляя. Забыла, что она не любит, когда я так делаю.
— Ты можешь успокоиться и лечь спать, — она смотрит на наручные часы, громко, скорее всего специально, зевая. — Завтра,
а точнее уже сегодня, тебе рано вставать, а ты до сих пор не в кровати. Хеймитч будет расстроен, — он не узнает, даже если и захочет. Порция ему не скажет.— Он мне не мамочка, — резче, чем надо было бы отвечаю я. Ловлю укор в глазах подруги, немного неловко улыбаясь. Это всё нервы, предсвадебный мандраж. — К тому же, макияж спрячет все мои круги.
— Да. Тут ты права.
Мы молчим, думая о своем. Приятное молчание, совсем не гнетущее, скорее, даже, подбадривающее. Разглядываю белоснежное платье, висящее на манекене. Порция настояла на том, чтобы оно не висело в шкафу, дабы не помялось. Даже манекен притащила откуда-то.
Платье нежное цвета айвори с завышенной талией. Топ умеренно расшит стеклярусом и стразами. Ручная работа, как говорила Порция. Юбка плиссе, уходящая в пол. Вырез на спине, заканчивающийся чуть ниже лопаток, бант на плече — не слишком объемный, но и не слишком маленький, чтобы его было трудно заметить, кажется, придают платью какую-то изюминку.
— А что, если он…
— Он любит тебя. Никогда не бросит и не уйдет к другой. Хватит себя накручивать, — Порция встает с небольшого диванчика, потягиваясь, направляясь к выходу из «бежевого зала», как я успела уже окрестить эту комнату. — Советую хоть немного поспать, — тихо говорит она, прежде чем почти бесшумно прикрыть дверь.
Громко вздыхаю, доставая очередную тонкую сигарету. Яркий огонек вспыхивает в полумраке, сразу же исчезая. Крепко затягиваюсь, почти до тяжелого кашля, откидываясь на спинку кресла.
Нужно успокоиться, ведь Порция права. Хеймитч никогда меня не бросит, не уйдет к другой. Он любит меня.
========== 11. Да, ты умеешь убеждать. ==========
— Я убью тебя!
Стакан с грохотом летит на пол, стоит мне услышать крик, полный раздражения и гнева. Хмурюсь, собирая осколки, стараясь не порезаться. Подпрыгиваю на месте, когда на втором этаже раздается грохот, от которого, кажется, затряслись окна здесь, на кухне.
— Безмозглое существо!
Хеймитч злится, причем сильно. В последнее время его редко можно довести до такого состояния, но кому-то это удалось. Удивительно. Я готова поаплодировать тому, кто это сделал.
— Куда ты побежал? А ну-ка иди сюда!
Кажется, Хеймитч упал или сильно ударился обо что-то, потому что такого отборного мата я не слышала давно. Выкидываю осколки ни в чём неповинного стакана, прислушиваясь к звукам. Тихо. Пролети сейчас муха, я бы её услышала. Это очень подозрительно.
— Я тебя сейчас на котлеты пущу, безмозглое существо!
Кажется, я знаю, кто посмел нарушить покой моего мужа. Они никогда особо не ладили. Выхожу из кухни, медленно поднимаясь по лестнице. Аккуратно ступаю по скрипучим дощечкам, прислушиваясь к каждому шагу и слову Хеймитча.
— Кусаться вздумал? Берегись, уродец!
Подхожу к спальне, заглядывая внутрь. Картина, открывшаяся передо мной, вгоняет в ступор: одеяло и подушки сброшены с кровати на пол, книги, аккуратной стопочкой лежавшие на столе, теперь валяются по всей комнате, кремовый ковер собран гармошкой, а Хеймитч, так неистово кого-то ругавший, ищет что-то под кроватью, и моему взору предоставлены только его ноги. Самого виновника сего торжества нигде не видно.
— Хеймитч!
Невнятное бормотание, громкое шипение и парочка ругательств, от которых завяли бы уши у любого, раздаются из-под кровати, а потом оттуда вылезает Хеймитч, с красным лицом и растрепанными волосами. Надо бы отучить его от брани.