ОН. Новая японская проза
Шрифт:
— Нью-Йорк? — настойчивый голос Масумуры вернул Бена к действительности. Бесстрастная физиономия парня выражала нетерпение. Слово «Нью-Йорк» неожиданно прозвучало для Бена не как название города, где жили его еврейские родственники, а как бессмысленный набор звуков, какая-то абракадабра, ассоциировавшаяся с японской азбукой.
«Масумура-сан! Я не желаю говорить о Нью-Йорке. Не желаю обсуждать пустые звуки. Мы ведь в Синдзюку!» — подумал Бен.
Губы Масумуры еще раз шевельнулись.
Бен уже не слышал пения. Ему стало страшно.
Ну скажи что-нибудь, все, что угодно!
— Вашингтон… Федеральный округ Колумбия.
Масумура отреагировал мгновенно:
— Не знаю такого.
Это
Масумура наконец оторвал взгляд от Бена и, словно спохватившись, принялся с преувеличенным усердием протирать полотенцем и без того сверкавшие пепельницы. Он словно начисто забыл о существовании Бена. Бен искоса с удивлением наблюдал за парнем. Пожалуй, он понимал смысл этой демонстрации. «Не знаю такого!» — именно это хотел выразить Масумура своим поведением. Возможно, парень и не такое знает, но позиция «не знаю и знать не желаю» его явно устраивала!
— Гость! — пробормотал Масумура, словно разговаривая сам с собой, и заученным жестом схватив со стойки стакан с водой и пепельницу, энергичной походкой направился к вошедшему. Бен старательно прислушивался к Масумуре, то и дело повторявшему: «Чего изволите? Слушаюсь!» Потом Масумура стал спускаться на первый этаж. Бен проводил его взглядом. В каждом отточенном жесте уродливого Масумуры была своеобразная красота. По-видимому, главное здесь — это манеры. «Нужно поучиться у Масумуры, иначе здесь долго не продержишься», — подумал Бен. Он был так поглощен наблюдением за Масумурой, что опомнился лишь тогда, когда вдруг понял, что клиент смотрит на него в упор.
Одновременно он услышал доносящийся с первого этажа хор голосов: «Добро пожаловать!» Еще двое посетителей поднимались на второй этаж. Увидев Бена в форменной куртке, они замерли в нерешительности и даже огляделись вокруг, но, убедившись, что не одни в кафе, успокоились и направились к пустующему столику.
Ощутив их растерянность, Бен отвел глаза и потупился. Мгновение он не мог даже пошевелиться. Потом сделал над собой усилие и, понизив голос до тембра Масумуры, вымолвил:
— Добро пожаловать!
Подражая Масумуре, он взял в руки стаканы и пепельницу и точно такой же энергичной походкой пошел навстречу гостям, глядя прямо перед собой. Сосредоточив взгляд на висевшем на стене календаре, он поставил на столик стакан с водой и пепельницу. Не давая гостям опомниться, громко и отчетливо, старательно выговаривая японские слова, спросил:
— Чего изволите?
Наверное, ему это удалось, потому что взгляды наконец оторвались от его физиономии и переместились на меню, Бен кожей почувствовал это. Наконец, как будто здесь стоял не Бен, а Масумура, один из гостей равнодушно сказал:
— Э-э… Мясо под соусом и чай с лимоном.
Второй заказал кофе, и только тут Бен осознал, что этот второй — женщина.
— Слушаюсь, — четко, но не подобострастно сказал Бен. Похоже, он и тут не сплоховал, потому что привычной реплики: «Смотри, иностранец» — так и не последовало.
Однако стоило ему повернуться спиной, как сзади послышалось оживленное перешептывание. Спускаясь по лестнице на первый этаж, он разминулся с Масумурой, тащившим наверх поднос с кофе. Масумура промолчал.
«Ну уж нет, я тебе не уступлю!» — решительно подумал Бен.
Внизу, словно поджидая, в ореоле желтого яркого света люминесцентной лампы уже стоял управляющий. За пеленой желтоватого пара помещалась кухня. Стена света словно преграждала путь всем посторонним. На кухне мелькали фигуры троих человек в замызганных белых фартуках. Бен обошел управляющего — откуда только взялось мужество! — и очень старательно, без единой запинки произнес:
— Одно
спагетти под мясным соусом, один горячий кофе, один чай с лимоном.Управляющий повернулся к слепящему кругу света и точно пролаял:
— Одно мясо, один кофе, один чай!
Люди в фартуках покосились на Бена, но даже головы не повернули, продолжая молча работать в бело-желтом мареве.
С опаской водрузив на поднос «одно мясо, один кофе и один чай», Бен вернулся на второй этаж. Опять подражая Масумуре, он поклонился: «Простите, что заставил ждать!» — и поставил заказ на столик. Масумура холодно молчал, протирая столик напротив. Вошли еще двое. Наперегонки с Масумурой Бен ринулся вниз, и они завопили почти в унисон: «Добро пожаловать!» И все же Бен успел раньше. Сам себе удивляясь, он умудрился без запинки принять заказ и снова спустился по лестнице к кухне.
На сей раз управляющего внизу уже не оказалось. Бен не спеша подошел к слепящему кругу света и остановился на пороге. На кухне, не обращая на него внимания, озабоченно сновали люди в грязноватых фартуках. Двое постарше, а третий, видимо, ученик, примерно одного возраста с Беном.
Ученик оторвал взгляд от огромной кастрюли и рассеянно посмотрел в сторону Бена. Лицо у него было пухлое, не выражающее ничего — ни дружелюбия, ни неприязни, ни даже элементарного любопытства. Он просто смотрел на одиноко стоявшего Бена. Круглое лицо смутно желтело в свете лампы.
Бен вдруг ощутил прилив храбрости. Низким грудным голосом он отчеканил:
— Два кофе, одно мясо, один тост!
Из желтого круга донеслось в ответ:
— Понял! Есть два кофе, одно мясо, один тост!
Голос был очень доброжелательный, ровный, словно обращенный в пустоту.
Бену нравилась ночная работа. Конечно, восемьдесят иен за час — то есть двадцать центов — просто гроши за такой труд, но Бен не стал расстраиваться по этому поводу. За эту ночь Синдзюку явило ему самые разнообразные черты своей кипучей жизни, и Бен был в самом их центре. Он буквально упивался собственным положением. Синдзюку вплотную приблизилось к нему, причем безвозмездно. Ему нравились звуки музыки, лившиеся из динамика, то тихие, то громкие, нравился крепкий сладковатый аромат сигарет, дымок, поднимающийся над столиками, нравились отзвуки эха, когда работники кафе окликали друг друга.
Масумура-сан работал на втором этаже, на первом трудились Ясуда-кун, [20] повара Исигуро-сан, Сато-сан и ученик Татибана. Только к Бену почему-то обращались просто по имени, даже не по фамилии, и уж тем более без суффиксов вежливости.
Больше всего Бену нравились те минуты, когда распахивалась стеклянная дверь и в проеме возникали новые гости.
Состав их менялся в зависимости от времени суток. В восемь вечера, когда Бен только-только приступал к работе, преобладали молодые парочки, компании, выходившие из окрестных джаз-клубов и дансингов. Студенческие компании то и дело щеголяли учеными словечками типа «аутсайдер» и громкими именами — такими, как «Леви Стросс». Их звонкие голоса доносились до слуха Бена с первого этажа, отведенного для коллективных посиделок. Примерно к полуночи толпой валили служащие, опоздавшие на последнюю электричку. Хотя они и входили группками по двое-трое, но особо между собой не общались. Видно, исчерпали уже все темы. Они чинно попивали пиво, съедали рис под карри, а потом принимались тихо листать комиксы, как подвыпившие юнцы.
20
Кун — обращение к молодому человеку.