ОН. Новая японская проза

А вот после двух ночи на смену молчаливым, бесцветно-серым, как мыши, служащим на второй этаж устремлялись экзотические пестрые личности из мира богемы.

Когда в кафе впорхнула стайка щебечущих хостес в розовых и светло-лиловых вечерних платьях, под предводительством грузной «мамы», и их смех зазвенел под сводами кафе, Бену на мгновение показалось, что «CASSEL» превратился в дворец. Среди клиентов попадались и женщины «бальзаковского возраста» в не по сезону коротких мини-юбках, юнцы в галстуках тропических расцветок, мужчины средних лет с отрубленными по закону мафии мизинцами, с пальцами, сплошь унизанными драгоценными перстнями, как у Ринго Старра. То тут, то там, будто Бена и в помине не было, вспыхивали беседы, в которых запросто выбалтывались профессиональные тайны, под носом у Бена из рук в руки перекочевывали толстенные пачки денег, не имевшие никакого отношения к плате за ужин.

После трех часов ночи стихийно возникающие пирушки столь же стихийно угасали, и в кафе опять воцарялась тишина. Оставшиеся клиенты в неудобных позах клевали носом на маленьких стульчиках. Это был самый спокойный час, когда кафе готовилось к закрытию. Служащие нетерпеливо ждали, когда сквозь все реже и реже распахивающуюся стеклянную дверь с площади начнет просачиваться рассвет.

На протяжении всего вечера Масумура, стоявший за стойкой напротив, старательно отводил взгляд, будто нарочно игнорируя Бена. И не обмолвился с ним ни единым словом — кроме двух-трех, что требовались по работе. Но Бен был так поглощен посетителями, что и внимания на это не обратил. Полметра до стены глухого молчания — и несколько метров до веселой, оживленной беседы. Так Бен и провел ночь.

На третьи сутки, где-то после часа ночи, когда уже начал редеть поток «белых воротничков», но еще не хлынула толпа людей из шоу-бизнеса, выдалась неожиданная минутка затишья. И тут Бен впервые заметил, что Масумура читает книгу. Интересно зачем — чтобы убить время или чтобы не разговаривать с Беном? Так или иначе, Масумура пристроил на уголке стойки толстенный том в серой обложке и устремил взгляд на страницу. Глядя на его ссутулившиеся плечи и изможденный профиль, Бен вдруг представил себе средневекового монаха, читающего Священное Писание.

Неожиданно Бен обратил внимание на одну странную деталь. Масумура не перелистывал страницы. Он просто смотрел в одну и ту же точку.

Может, книга очень трудная? Раздираемый любопытством, Бен краем глаза попытался заглянуть через худое плечо Масумуры на страницу, где теснились иероглифы. Среди иероглифов попадались знакомые, но в целом он ничегошеньки не понял. Почувствовав взгляд Бена, Масумура раздраженно захлопнул книгу. Мелькнула обложка ровного серого цвета, без иллюстраций. Бену показалось, что он уже видел где-то похожую книгу. Возможно, в книжной лавке университета W, куда они осенью заходили вместе с Андо. Андо тогда еще сказал: «Трудная книга, но все читают запоем». На обложке точно такого же цвета — хмурого осеннего неба — Бен разобрал имя «Ёсимото», а потом шли какие-то незнакомые ему иероглифы.

— Что это за книга? — спросил Бен, показывая глазами на незнакомые иероглифы.

Масумура вызывающе прикрыл книгу ладонями и попятился. Низким голосом — словно у него от боли перехватило дыхание — он рявкнул:

— Вам этого не понять!

Бен даже опешил. Не понять? Что ж, в этом ничего удивительного нет. Но задело его другое — множественное число местоимения «вы». Он решил больше ничего не спрашивать о книге.

Масумура, забившись в самый дальний угол стойки, аккуратно раскрыл книгу на том же месте, и краем глаза поглядывал на Бена, делая вид, что читает.

Интересно, что это за книга? Какой такой в ней секрет? Это явно запретная зона, куда Бену не следует совать нос. А может, это талисман, от него, от Бена? Но, нет, сгорбив худые плечи, Масумура пытался сам прикрыть книгу — как будто нечаянный взгляд Бена мог испепелить ее.

Примерно в половине четвертого утра, когда наступил час клиентов из шоу-бизнеса, перекусывали и работники кафе. Бен только недавно съел булочку с маслом и пончик, к тому же в первые дни все здесь было внове и интересно, так что есть ему совсем не хотелось. Приняв последний заказ у клиента, он отнес поднос на второй этаж, и едва перевел дух, когда к нему подошел управляющий и, показав на свой круглый животик, сказал на тарабарском английском: «Кусать, кусать, еда, еда» — и даже сам рассмеялся. Тут Бен вдруг почувствовал волчий аппетит.

Это случилось на четвертые сутки. Бен сидел на углу длинного узкого стола, предназначенного для больших компаний. Напротив устроился Масумура. Татибана носил из кухни пластиковые подносы с едой. Наконец он принес последний, для себя, и сел рядом с Масумурой.

За прошедшие четверо суток Бен много раз передавал Татибане заказы через кухонную дверь, и Татибана ни разу не выказал никакого удивления по поводу присутствия здесь Бена. Но теперь, сидя с важным видом напротив Бена, он, как давеча Масумура, стал поглядывать на его форменную куртку. За четыре ночи у Бена уже выработался устойчивый рефлекс прятать глаза от нескромных взглядов. Но Татибана все равно заговорил с ним.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

Бен поднял глаза и бросил быстрый взгляд на пухлое наивное лицо Татибаны. Тот смотрел совсем не так, как Масумура.

— Десять и семь, — ответил Бен с ошибкой.

— A-а, семнадцать! — поправил его Татибана. — Как и мне!

Молча слушавший японский диалог Масумура вдруг громко отчеканил по-английски:

— С-севентин. Семнадцать.

Начальное «с» прозвучало как змеиное шипение.

— Ай эм Сусу, себентин иядзу орудо. Мне семнадцать. Меня зовут Сусу, — добавил он по-английски с сильным акцентом. Для шутки это прозвучало слишком серьезно. Татибана с сомнением посмотрел на него и умолк. Бен снова опустил голову.

Прямо перед его глазами стояла фарфоровая миска с рисом и тарелка с горой капусты и какой-то рыбой в красной кожице. Бен никогда не видел такой рыбы. Он даже не знал, как она называется, впрочем, как и многие предметы, окружавшие его. А вот Масумура и Татибана наверняка знают. Но Бену не хотелось лишний раз задавать вопросы. Ему было отвратительно видеть собственное отражение в зрачках Масумуры.

Отделив деревянные палочки друг от друга, Бен взял их в руку. Он держал палочки совсем не так, как Масумура и Татибана. Бен не скрещивал их между большим и указательным пальцами, двигая вверх и вниз, как положено, а орудовал ими, словно ножницами. Он и сам понимал, что делает неправильно, однако и таким манером ему удавалось подцепить даже самое крохотное зернышко риса, так что нельзя сказать, что он вообще не умел обращаться с палочками.

Детство Бен провел с отцом и матерью в мамином доме, во флигеле отдельно жил дворецкий. Он-то и научил Бена держать палочки подобным образом. То ли дворецкий сам толком не умел обращаться с палочками, то ли Бен плохо усвоил урок, то ли дворецкому просто надоело объяснять, — это теперь не имело значения. Бен смутно помнил, как отец пренебрежительно говорил, что так держат палочки китайские кули. Позже у Бена не было случая исправить дурную детскую привычку.

Кивнув подбородком на Бена, Масумура легонько подтолкнул Татибану локтем и хихикнул. В отличие от источавшего ядовитое презрение и злорадство Масумуры, глаза Татибаны горели чистым детским любопытством, словно он смотрел на какого-то диковинного зверька. Ощущая на себе два столь различных взгляда, Бен сосредоточился на содержимом подноса. Прямо перед глазами у него была рыба. Безымянная рыба в мягкой красной кожице. Бен поднял палочки и яростно вонзился в нее, будто разрезал ножницами. Кожица тотчас же лопнула, и показалось белое мясо. Зажав кусок между палочками, Бен проворно, чтобы не уронить, отправил его в рот. Но тут же, поперхнувшись, выплюнул обратно на тарелку. Он едва не подавился. Из непрожеванной массы торчали крупные и мелкие кости. Масумура и Татибана смотрели на Бена круглыми глазами. Часть костей застряла в горле, и Бену захотелось от стыда умереть на месте.

Татибана, не удержавшись, поднял палочки: «Вот как нужно разделывать рыбу!» — и на своей тарелке красиво разломил рыбину надвое вдоль спинного хребта.

Бен снова прокашлялся, вытер рот влажной салфеткой и попытался повторить движения Татибаны. Он вонзил скрещенные палочки в хребет и попытался потянуть их в стороны. Но зацепился за ребра, и в красной кожице наметился рваный зазубренный разрыв.

— Нет, не так, а вот так!

Бен замешкался, и Татибана протянул к нему руку — помочь. Неожиданно Мусумура перехватил в воздухе руку Татибаны: