Она под запретом

— Смелая, только когда на ногах не стоишь? — угол стиральной машины вонзается мне в копчик, потому что Арсений делает шаг ко мне. — Чего ты так дёргаешься?

— Я не дёргаюсь, — сиплю я, поднимая подбородок. Прятать глаза и разглядывать кафель на стенах сейчас будет верхом идиотизма, потому что он стоит слишком близко. Делать вид, что потеряла память, — тоже.

Арсений делает неуловимое движение руками, и бёдрам вдруг становится горячо. Сердце под халатом стучит барабанной дробью. Жар — это его ладони. Рывок, мой жалобный вдох, запертый за прикушенной губой. Я сижу на твёрдом, точнее, на стиральной машине. Полы халата распадаются, влажный воздух обволакивает оголившуюся кожу ног.

— На случай, если в обморок соберёшься упасть, — синие глаза теперь находятся на одном уровне с моими, очень близко, а вибрация его голоса способна проникнуть под кожу. — Про девственность наврала?

Я мотаю головой, потому что слов вновь не находится. Он ведь спрашивает об интимном. Но и не отвечать ему я тоже не могу — у Арсения словно есть надо мной какая-то власть.

— А ко мне для чего полезла? — его взгляд прочерчивает линию над моей верхней губой, скатываясь к подбородку. Ключицы обдаёт горячим, и пальцы машинально цепляются за лацканы халата в попытке их запахнуть. Сделать это не получается, потому что в ту же секунду жар окольцовывает запястье — Арсений перехватил мою руку. Его голос меняется, становясь севшим и хриплым. От его звучания хочется свести колени. — Меня трахнуть решила, или просто было всё равно с кем?

Моё пылающее тело так стремительно испаряет влагу, что халат ощущается как целлофановый пакет. Внизу живота что-то быстро сжимается и тянет. Я дёргаю шеей, безуспешно пытаясь проглотить застрявший комок, и смотрю на его губы. Даже удивительно, насколько хорошо я помню их вкус.

Арсений отпускает моё запястье, и рука безжизненно падает мне на колени. Не сводя с меня глаз, он запускает ладонь мне в волосы, находит шею. Гладит её большим пальцем, как делал в клубе. Колени разъезжаются в стороны — его бёдра вклиниваются между ног. Я не дышу и не моргаю, отчего глаза начинают слезиться. На мне нет нижнего белья. Жалкий, наполовину распахнутый халат — моя единственная защита.

— Не надо, пожалуйста, — лепечу я, уставившись в его расширенные зрачки. Я не до конца понимаю, что со мной происходит. Тело пылает, но при этом мне страшно. Что всё случится вот так — на крышке стиральной машины. Когда власть надо мной целиком перешла к нему. Я помню свои шестнадцатилетние мечты: в них всё происходит красиво и предположительно с Данилом.

Сама виновата. Дала повод думать о себе как о доступной.

— Пожалуйста… — повторяю я жалобно. — Не делай.

Взгляд Арсения остывает, синева подёргивается ледяной коркой.

— Ты, блядь, за кого меня принимаешь? — брезгливо цедит он, делая шаг назад.

Его рука, которая секунду назад была в моих волосах, ныряет в карман брюк и достаёт оттуда жужжащий телефон. Лишь тогда до меня доходит, что он надрывается едва ли не минуту.

— Говори.

Я быстро свожу колени и запахиваю полы халата. Пальцы немного дрожат, во рту становится сухо. Я себя не понимаю, совсем. Страх резко меня отпустил, и ему на смену пришло странное разочарование.

— Сейчас буду, — Арсений возвращает телефон в карман и бросает на меня быстрый взгляд. — Дверь за мной закрой.

Глава 26

— Ты даже меню не открыл, когда делал заказ. Обладаешь навыками телепатии?

— Просто я в этом месте часто бываю, — поясняет мой собеседник. — Это знакомого моего заведение. Он, правда, сейчас в Штаты на ПМЖ укатил. Всем заведует управляющий, но на качество кухни и обслуживание это, к счастью, не повлияло.

— Поэтому мы пришли сюда?

— Конечно. Первый раз понравившуюся девушку нужно приглашать только в проверенные места.

Вильдан с многозначительной улыбкой смотрит на меня, и я без смущения удерживаю его взгляд. Он подошёл ко мне пару дней назад в парке, когда я сидела на лавочке и пила свой любимый горячий шоколад с двойной порцией корицы. Спросил, вкусно ли мне, потому что выгляжу я так, будто вкушаю божий нектар. Я ответила, что это лучший горячий шоколад в этом районе, и даже назвала место, где я его покупаю, после чего мы разболтались.

Вильдану двадцать шесть, он айтишник в крупной международной компании, приятный, весёлый, симпатичный. Любит необычные автомобили, судя по большому рыжему ретро-седану, на котором он за мной приехал.

Когда в конце нашей спонтанной беседы он пригласил меня на свидание, я с лёгкостью согласилась. Но именно эта лёгкость сейчас стоит между нами. Я смотрю, как он крутит в пальцах бокал с водой, как тепло мерцают его глаза и как обнажаются в улыбке естественно ровные зубы, и не чувствую ни капельки волнения. Словно встретилась с хорошим другом: хочется говорить на отвлечённые темы, хохотать, не заботясь о том, достаточно ли мелодично и женственно звучит мой смех, не размазалась ли при этом тушь. Это верный признак того, что Вильдан занял своё место во френдзоне, и уже ничего не изменится.

Странно испытывать неясную грусть от общения с человеком, который настолько приятен, но именно это сейчас и происходит. Мне двадцать один, руки-ноги на месте, пользуюсь популярностью у противоположного пола, не глупа (по крайней мере, так мне нравится думать), но моя личная жизнь никак не желает наладиться. Что я делаю не так? Неужели моя планка требований к избраннику настолько высока? Да нет, вряд ли. Подозреваю, что у меня как раз-таки имеются проблемы с самооценкой.

Активно ходить на свидания я решила после визита Арсения. Весь следующий день я не могла спокойно работать, до деталей перебирая в голове всё, что произошло. В один момент даже попыталась представить, что было бы, если бы я не попросила его остановиться. Картины нарисовались даже откровеннее, чем то, что случилось ночью в Одинцово, и я заставила себя прекратить. Разве не извращение? Думать в таком ключе о человеке, который не слишком-то тебе и симпатичен и с которым состоишь пусть и в формальном, но родстве? Настоящее бешенство гормонов. А что будет, если я ещё год прохожу девственницей, лелея мечту о несбыточном? Главное в моём случае — не сдаваться. Ведь как резонно говорит Радмила: «Количество рано или поздно перейдёт в качество».

За час мы с Вильданом успеваем обсудить кучу всего: от выставки Бэнкси до любимых фильмов в отечественном кинематографе. Я хочу разделить с ним счёт, потому что в моей голове это не свидание, а дружеская встреча, но Вильдан оказывается категорически против.

— Не обижай меня, — строго, но с улыбкой просит он и, приложив к терминалу пластиковую карту, предлагает: — Может, в кино сходим?

Кино — это новый уровень интимности, на который я не готова решиться. Ведь у Вильдана я нахожусь далеко не во френд-зоне, а в той самой, где люди держатся за руки, желают друг другу доброго утра по СМС и встречают с работы. Будет нечестным давать ему ложную надежду.

Врать о причине отказа мне, к счастью, не приходится, потому что ещё в начале недели я пообещала Луизе провести выходные в Одинцово. Девичник с вином, как мы и договаривались. Пётр и Арсений должны уже улететь в Питер.

— Извини, но не получится. Я уезжаю за город. Спасибо за классный ужин.

Вильдан остаётся джентльменом и ни на чём настаивает. Мы вместе выходим на улицу, после чего он отвозит меня домой.

Покидав в сумку необходимые вещи, включая обязательные атрибуты спа-дней — кофейный скраб и купальник, — я вызываю такси в Одинцово. Дороговато выходит, но не скажешь же об этом сестре, привыкшей не считать деньги. Я и сама такой была, пока жила в доме Авериных: Пётр нас с мамой в финансах не ограничивал, а скорее баловал.

Дорогой набираю сестре, зная, что минут через десять буду проезжать супермаркет.

— Луиз, я на полпути к тебе. Купить что-нибудь нужно к вину? Вина, например?

Она заливисто смеётся моей шутке. Кажется, у неё прекрасное настроение, и это наводит меня на мысль, что она всё-таки помирилась с Данилом. То есть появляется шанс, что наш запланированный девичник перестанет быть девичником. Приглушённое ликование просачивается в меня через поры — с ним я ничего не могу поделать. Я не видела Данила две с половиной недели, соскучилась и буду счастлива просто перекинуться с ним парой слов.