Она уходит по-английски

Дома, приняв теплую ванну с двумя таблетками морской соли, помогающими снять стресс, опустошил на кухне две крохотные бутылки с виски, привезенные летом с Кипра. По телевизору показывали кучу безвкусных реалити-шоу вперемежку с рекламой нижнего белья, колготок, помады и духов. Причем в процентном соотношении второго было больше. Хотя сложно сказать, что хуже.

Оторвавшись от экрана, я бросил взгляд на пыльный комод и вспомнил разговор с женой месяц назад:

– Почему котенок хмурится?

– С чего ты взяла?
– заиндевелым взглядом спросил я.

– Да я знаю тебя, как облупленного, - подкрашивая тушью бровь, сказала она.
– Давай выкладывай.

– На работе собеседования скоро начнутся на руководителя второго отдела продаж. Возможно, подразделение антибиотиков. Заявки от сотрудников принимают. Я вот подумал, что рано мне еще. Два года даже не работаю. Нужно опыта поднабраться. Другие вон дольше этого ждали шанса.

Она оторвалась от своих бровей и медленно повернулась ко мне.

– Ты дурак или как вообще? Что тебе до других-то? Ты о себе думай. О нас думай. Завтра же подай заявку. Такой шанс нельзя упускать.

Она повернулась обратно к зеркалу, но так, чтобы видеть меня краем глаза.

– Нужно все взвесить. Ведь если не пройду, то второго шанса не будет. Придется искать новую работу. А кто меня еще в фармацевтическую компанию возьмет с дипломом инженера? Спасибо людям, что сюда хоть взяли.

– Мне спасибо, а не людям, - сказала жена немного надменно.
– Если бы не мой однокурсник Паша, то сидел бы ты сейчас в своем бюро, пыль глотал.

Я поднял глаза и посмотрел на ее белоснежные волосы, подобно водопаду спадающие вниз на спину и врезающиеся в новое шелковое белье. Потом поймал на себе ее хмурый взгляд через зеркало.

– Да-да. Только попробуй отказаться.

Я встал с дивана и поплелся на кухню, закурил сигарету и глубоко вздохнул, почесывая макушку.

– И нечего так театрально вздыхать. У тебя все получится. Верь мне.

– Верю, - сказал я, закашляв.

Расслабиться не получалось. Спать не хотелось.

"К Андрею с Ленкой, что ли, съездить", - разглядывая содержимое бара, сказал я. Кроме полупустой бутылки мартини, оставшейся после какой-то вечеринки, брать с собою было нечего.

Катька улетела на корпоративный тренинг в Турцию. Что делать с этой неожиданной свободой, я не знал. Спасала только работа.

Утром, ни свет ни заря, встаешь, чистишь зубы, потом чашка кофе с сигаретой натощак и спешишь на работу. К вечеру приезжаешь домой, как выжатый лимон. Проглатываешь десяток наспех сваренных пельменей и садишься за стол делать план развития округа.

От постоянного стресса и перекусов на ходу, от большого количества растворимого кофе и сигарет последнее время я ощущал себя скверно. Ко всему прочему добавились частые простуды.

В поисках чистой одежды я кинул взгляд на свой твидовый пиджак и брюки, которые повесил на спинку стула. Они были похожи на мятый и засаленный мешок из-под картошки. Чистых рубашек тоже обнаружить не удалось. Все воротники оказались желто-черными от пота. Пришлось побороть брезгливость и опять надеть ту рубашку, в которой приехал.

Раньше мама стирала и гладила, но после свадьбы Катька запретила возить одежду домой.

– Тебе трудно закинуть вещи в стиральную машину!?
– заявляла она.

– Тебя в прачку превратили, сынок, - наставляла мама.

Эти две фразы встречались в моей голове и никак не хотели смешиваться. Будто моя голова, была вовсе не голова, а бокал, в руках умелого бармена, взбалтывающего, но не смешивающего ингредиенты для знаменитого коктейля агента Бонда. На этом, правда, сходства с англичанином заканчивались, особенно утром перед зеркалом.

Пока одевался, пока рассовывал ключи и всякую мелочь по карманам пальто, я с какой-то обреченностью вспомнил еще один разговор с женой перед ее отлетом:

– Милая, ну оставайся дома. Возьми больничный. Пусть едут без тебя.

– Максик, ты меня совсем не любишь, не хочешь, чтобы твой котеночек был счастлив. Начальник не поймет. Он на меня большие надежды возлагает. К тому же, посмотри за окно. Я устала от этого холода, от этих сутулых и хмурых людей, а в Турции как-никак теплее, там будут мои девчонки, будет весело.

– Тебе всегда были важней твои подруги и твоя карьера, - говорил я с досадой.

– Ну не начинай, не будь занудой, я тебя люблю, скоро приеду.

– Ну, Кать!?

– Слушай, хватит. Я и так опаздываю. Дай спокойно накраситься.

– За тысячу до Белореченской улицы, довезете?
– остановив машину, спросил я водителя через окошко.

Он кивнул, перекинув зажженную сигарету из одного уголка рта в другой, не отрывая рук от руля. Я сел на заднее сиденье с правой стороны, не сразу справившись с заевшей дверью, еще раз повторил адрес, и старый "Опель" начал медленно с пробуксовкой двигаться по бульвару.

В машине стоял застоявшийся запах какой-то кислятины, прокуренного велюра и тошнотворного автомобильного дезодоранта с клубничным оттенком.

Слева от меня, на заднем сиденье, лежало какое-то подобие туристического спальника, бумажный пакет "Макдональдса" и пара мятых пачек из-под сигарет.

Я посмотрел на приборную панель машины и обратил внимание, что стрелка спидометра сломана, продолжала оставаться на первой отметке в десять километров в час, несмотря на приличную для такой погоды скорость.

Дешевая пластмасса скрипела, пересыщенная всякими сверчками. В самой большой щели, между кнопкой аварийной остановки и магнитолой, там, где красовалась наклейка какой-то застрявшей навсегда в 80-х американской модели в бикини, была вставлена отвертка.

– Меня Валера зовут, - сказал водитель, включая на перекрестке сигнал правого поворота.
– Я смотрю, ты с виду смышленый, может, объяснишь дураку, куда катится этот мир?

Я оторвался от своих мыслей и повернул к нему голову: