Опальный маг

3

Шёел четвертый день противостояния между узником и его спасателями. Первые два дня Маргелиус страшно ругался, понося своих так называемых освободителей последними словами. Ясень не оставался в долгу, распевая скабрёзные частушки про Северного мага. Братья хранили молчание, как сфинксы, играя в шахматы на саркофаге герцога для надёжности, а то вдруг маг сам попробует освободиться. Трубадур нервно курил, не зная решения проблемы упрямого узника. Дракон лежал почти всё время возле гроба герцога с печатью вселенской печали на морде.

На третий день маг почти не отзывался, и даже на скабрезные шуточки Ясеня молчал.

Только позвал Лютого и тихо прошелестел.

– Прощай, Лютый. Спасибо, что пришёл. Уходите.

В глазах дракона появилась паника и растерянность.

На четвёртый день в саркофаге установилась подозрительная тишина, и в глазах Лютого поселилась настоящая тревога и боль.

– Мы должны открыть саркофаг, - заявил он.

– Ты слово дал!
– напомнил Ясень.

Лютый, колеблясь, поглядел на трубадура, Ясеня и тихо произнёс:

– Что, если я дам слово за герцога?

– И как нам это поможет?
– ощерился насмешник.
– Мне, может, тоже его жалко, но я вовсе не желаю, чтобы он, как вылезет, отгрыз мне башку.

– Ты бы его, может, тогда меньше дразнил бы, что ли, - хмыкнул Пройдоха, поправляя выбившуюся прядь волос из хвостика.

– Мой разум слит с разумом Маргелиуса же, - кивок в сторону саркофага.

– Чё-т не очень-то и заметно!
– фыркнул Ясень.
– Не увидел, чтобы он хоть к одной разумной фразе, сказанной тобой, прислушался.

– Он просто думает, что он прав, даже когда нет. Это его беда. Связь между нами, когда его заточили и усыпили, оборвалась, сейчас он слаб, поэтому я не чувствую его разум. Но потом она снова окрепнет.

– Если ты дашь слово, то что это меняет?
– задал вопрос, глядя озабоченными глазами на саркофаг, трубадур, который внутренне ёжился от мысли о страшной смерти, которая могла постигнуть пусть даже злого мага.

– Что после освобождения герцога, я буду бдить каждое его движение. Мой разум - это его разум и наоборот, даже если он будет стараться отгородиться от меня, как сейчас, я буду знать всё равно, если не его мысли, то намерения точно. И если реально сделать ничего нельзя, и он неисправим, я сам его убью, - коротко с пасмурным видом изрёк Лютый.
– Но так заживо умереть от голода и обезвоживания, задыхаясь в тёмном ящике, я ему не могу позволить. Это противоречит драконьему кодексу. Даже смертельного врага надо убивать быстро и молниеносно. Он не враг, а самый близкий друг.

Ясень удивлённо вылупился глазками-бусинками на дракона.

– Убьёшь?

Дракон решительно кивнул.

– Даю слово дракона.

Турбадур кивнул дракону, соглашаясь, и тот, стремительно развернувшись, начал выламывать крышку саркофага.

От увиденной жуткой картины у дракона сжалось горло, а слёзы подступили к глазам. Маргелиус лежал, скрючившись, с болезненной гримасой на лице, вцепившись обломанными ногтями в каменную плиту. От могущественного мага осталась одна тень. Страшно худое тело напоминало больше мумию, пергаментная кожа обтягивала кости, одежда практически вся истлела. В длинной чёрной бороде и волосах поблескивала кое-где седина. Проведя целую вечность в заключении опальный маг выглядел на все свои тысячу лет.

Даже Ясень побледнел через свою зелёную кожу, увидев жалкое состояние некогда могущественного мага, который, казалось, не дышал.

– Надо его отсюда вытащить, - поёжился Пройдоха, чувствуя мурашки, бегущие по спине.

В это мгновение Маргелиус открыл выпуклые жёлтые драконьи глаза, которые то вспыхивали, то гасли, и, увидев выражение застывшего ужаса на отшатнувшихся от его жалкого ложа лицах, слабыми руками ухватился за край саркофага и с трудом сел. Подслеповато и болезненно щурясь даже от неяркого света, он с трудом обвёл глазами присутствующих и остановил свой взгляд на меланхолично-задумчивой морде дракона.

– Что, всё так плохо? – задыхаясь, прохрипел он растрескавшимися губами и сделал попытку выбраться из ненавистного саркофага, служившего ему заточением столь долгие годы. Силы изменили, жадно хватая воздух, он перевалился через край гроба и рухнул бы на пол, если б дракон не поспешил его подхватить.

4

Лютый осторожно отнёс безвольное обвисшее тело герцога на место почище в заброшенном зале и, аккуратно придерживая, положил мага на пол. В его глазах, когда он глядел на ужасно истощённую фигуру и высохшее жёлтое лицо Маргелиуса, была нежность и искренняя забота.

Ясень почесал лапой затылок и стрельнул глазами-бусинками в сторону трубадура, который всё ещё глядел шокированным взглядом на происходящее и не мог понять, что ему делать дальше.

– Воды, надо дать ему воды, - нарушил тишину Тугомысл, младший брат, сам не предпринимая никаких попыток к действию.

Трубадур после этих слов как будто очнулся от ступора и сделал знак Ясеню притащить хлеба и воды, тот, презрительно фыркнув, повиновался.

Вернувшись через мгновение с бутылкой воды в одной руке и сухариками с вяленым мясом в другой, насмешник ловко сунул это всё в руки трубадура, сказав, что дальше тот сам.

Пройдоха, мгновение поколебавшись, проглотил комок в горле и отправился к дракону, который что-то бормоча нежно гладил лапой Маргелиуса по голове в надежде, что тот очнётся.

 Лютый оторвался от своего занятия, увидев осторожно приближающегося к нему музыканта и, ощерившись, уперся почти самой мордой в рожу трубадура.

– Вау, вау, полегче, старик!
– неожиданно для самого себя чуть не заорал, стоя на еле гнущихся ногах Весёлый Пройдоха, который в этот момент был очень далёк от веселья и ещё больше хотел оказаться за тысячу миль от Севера. - Еда! Вода!
– поднимая содержимое рук, показал он свои мирные намерения дракону.
– Для него. Ты позволишь помочь?

Дракон подозрительно исследовал сверлящим неспокойным взглядом лицо трубадура и молча кивнул, очень осторожно опуская тело герцога к ногам музыканта.

Пройдоха, взглянув еще раз на Маргелиуса, не сдержавшись, передёрнул плечами. Но, поймав изучающий настороженный взгляд дракона, постарался взять себя в руки. Ну, подумаешь, маг тысячу лет в гробу пролежал. Ну, отощал немного. Трубадур осторожно опустился на колени рядом с лежащим на полу магом и начал смачивать дрожащей рукой лоб и виски водой.

Почувствовав прикосновения, Маргелиус дёрнулся как от удара, резко открыл глаза и уставился в лицо трубадура. Тот посерел, отводя глаза, но подавил подступающую панику.

– Вода. Пить.
– показал трубадур на бутылку с водой.

Маргелиус жадно подался вперёд, протягивая иссохшую руку, и трубадур быстро сунул ему бутыль драгоценной влаги, которую тот выронил. Трясущиеся ослабшие руки его не слушались. Трубадур с изумлением, как ему показалось, увидел мелькнувшую искорку паники в глазах бывшего узника. Он наклонился, поднял бутылку, из которой к тому моменту вытекла половина воды, и помог напиться герцогу, руки которого тряслись ещё куда сильнее, чем руки музыканта.