Опасная связь
Шрифт:
Вкуснотища!
Много болтаем. Плачем и смеемся, ведь старушка охотно делится непридуманными историями о своей юности и молодости.
Я по-настоящему отдыхаю душой. Давно мне не было так хорошо и тепло. Разве что с Региной, сейчас отдыхающей в Турции.
Когда стрелка часов переваливает за восемь, выпиваем по чашке горячего чая и расходимся по комнатам.
Баба Маша и раньше всегда говорила, что ложиться надо пораньше, для того, чтобы пораньше встать и переделать много дел. Жители деревень ее поймут, конечно. А вот такие сони, как я,
Подхожу к шкафу, открываю дверцы и все же нарушаю обещание, данное хозяйке дома. Достаю оттуда Илюхину футболку. Раздеваюсь догола и ныряю в нее, расправляя по бедрам.
Глупо, согласна, но мне так хочется.
Скидываю тапочки и забираюсь в кровать, натягивая одеяло до самого подбородка.
Медленно вдыхаю и выдыхаю, но это едва ли помогает справиться с той дикой дрожью, что охватывает все тело.
Сердце стучит как придурочное, а ослепляющая темнота безжалостно душит яркими и откровенными воспоминаниями.
«Ты такая сексуальная»
«Сдохну, Рыжая, если прямо сейчас не окажусь в тебе!»
«Какой у тебя рост, кнопка?»
«Честно назови в сантиметрах»
Каким же он был… чутким и внимательным. Как искренне переживал за меня. Как горячо и страстно целовал! Всю меня. Всю…
«Больно?»
— Больно, — шепчу лишь губами, и по лицу безостановочно катятся невыплаканные слезы.
Думает ли он обо мне? Хотя бы иногда. Хотя бы изредка.
И если бывает тут, значит… не забыл. Не забыл ведь?
Закусываю уголок подушки и закрываю глаза. Чтобы восстановить по крупицам ту первую нашу ночь. Сумасшедшую и совершенно нежданную.
Внезапно раздавшийся звонок стационарного домашнего телефона вынуждает меня вскочить с постели.
Двигаюсь я быстро, однако, очутившись на кухне, понимаю, что баба Маша меня каким-то образом опередила. Она уже там. Прижимает трубку к уху и тихо спрашивает:
— Внученька, это ты?
— Это Аленка? Аленка? — ору как ненормальная и в следующий миг уже стою у тумбочки.
Мария Семеновна, заметно растерявшись, замолкает. Чем я незамедлительно пользуюсь.
— Лисицына! Дайте мне поговорить с ней, пожалуйста! Я никому не скажу! Собой клянусь!
Женщина, видимо, получив внучкино одобрение, передает мне трубку, и я, разнервничавшись, не сразу начинаю разговор с подругой, уехавшей из Москвы сразу после окончания школы.
— Аленка, привет, — говорю взволнованно.
— Здравствуй, Саш, — голос у Лисицыной такой же, как и прежде. Определенно, я узнала бы его из тысячи.
— Как ты? Все хорошо? — только и получается выдохнуть.
— Да.
Она тоже переживает. И, как мне кажется, тоже рада меня слышать.
— Боже… Я… Ален, если бы ты знала, как я соскучилась! — признаюсь честно, хоть и понимаю, что могла за эти годы потерять
статус близкого ей человека.— Взаимно, Сашка.
Улыбаюсь как полоумная. Сажусь на стул, поднимаю и скрещиваю ноги.
— А ты чего у бабушки? Что-то случилось? — спрашивает она обеспокоенно.
— Нет-нет. Я просто приехала в гости. Родители на хребет наступили, с парнем поссорилась… Короче, рванула сюда, — торопливо выдаю сплошным монологом. Иначе напридумывает чего лишнего.
— Узнаю Харитоновых, — хмыкает Аленка.
— Ага. Ничего не изменилось. Я все также хожу строго по линеечке. Точнее по плацу. Университет МВД. Погоны офицера и все такое…
— Я постоянно слушаю твои песни, — выдает она вдруг. — Писала тебе комментарии.
— Я догадывалась о том, что это ты! — визжу на весь дом. — По крайней мере, тешила себя надеждой.
Ну реально, только Лисицына могла строчить подобные хвалебные простыни. Насквозь пропитанные бесконечной любовью к моему творчеству.
— Саш, скажи, как там бабушка? Меня интересует ее здоровье. Мы… давно с ней виделись.
Когда именно — не уточняет.
— Все неплохо. Суставы крутит на погоду. Ноги после огорода болят.
— А таблетки от давления пьет?
— Пьет, — смотрю на бабу Машу, показывающую пальцем класс.
— А сердце как?
— Тьфу-тьфу, нормально вроде.
— Хорошо…
Обе затихаем, а потом я, не удержавшись, все же осмеливаюсь спросить:
— Ален… ты к нам вернешься?
Она ничего не отвечает.
— Вернешься ведь?
В ожидании ответа пожевываю нижнюю губу.
— Когда-нибудь да. Но не сейчас.
— Ну… Это не категоричное нет. Уже неплохо.
— Угу.
— Ульянка, наверное, так выросла!
— Да, она у нас та еще деловая штучка.
— Лисицына… — прорывает-таки на слезы.
— Не плачь, Саша.
Да как тут не плакать!
— Знаешь, как ему плохо было без тебя! Как он страдал! Ты не представляешь!
— Не надо, не говори мне ничего про Рому, — тут же как-то резко ощетинивается. Будто в ежика превращается. Выпускает иголки.
— Ладно, — послушно затыкаюсь.
— Не рассказывай никому о нашем разговоре.
— Не буду, — вытираю глаза.
— Спасибо.
— Запиши номер моего телефона.
— Саш…
— Запиши. Даже если никогда не позвонишь. Восемь, девятьсот шестьдесят два… — принимаюсь упорно диктовать цифры. И повторяю еще два раза. Чтоб наверняка.
— Люблю Тебя, Лиса.
— Люблю Тебя, Санечка.
На том мы и прощаемся.
Передаю трубку бабе Маше и ухожу в комнату, давая им возможность поболтать.
Черт возьми! Как же приятно было ее услышать!
Пребывание в Бобрино дарит гармонию и не свойственное мне спокойствие.
Помогая бабе Маше по хозяйству, незаметно отвлекаюсь от тяжелых мыслей. Столько дел в огороде, что попросту некогда пилить себя и заниматься глубоким самоанализом.