Опасная связь
Шрифт:
Я вообще довольно быстро прониклась жизнью в тихой деревне. Такая тут благодать в плане единения с природой и самим собой.
Закачаешься, как выразилась бы Яська.
Общество Марии Семеновны — отдельная песня. Своим гостеприимством эта женщина покорила меня еще много лет назад, но насколько она душевный и потрясающий человечек я узнала только сейчас, когда мы с ней по-настоящему сблизились.
Теперь понимаю Аленку, искренне ею восхищавшуюся. Принять чужих детей, как своих, способен далеко не каждый взрослый. А заботиться о них, дарить им свое
В конце недели мы с бабой Машей едем на кладбище. Приносим ребятам цветы, стоим у безмолвных памятников, и я который раз ужасаюсь тому, что вижу. Два ряда могил — сплошь фотографии молодых парней с одинаковой датой смерти.
Жутко становится.
— Таня, здравствуй, — здоровается Мария Семеновна с женщиной, вырывающей сорняки.
— Здоровее видали, — отзывается та нехотя.
— Как ты?
— Вашими молитвами. Идите вон куда шли.
Довольно грубо, как по мне, дает понять, что на разговор не настроена.
— Чего это она так? — спрашиваю, уже когда покидаем территорию кладбища.
— Ленкина мать, — машет старушка рукой.
— Подождите… Мать Свечкаревой? — догадываюсь почему-то сразу же.
— Ну да, — вздыхает баба Маша.
— А кто у нее здесь похоронен? — интересуюсь осторожно.
— Так родители, да сын…
— Ленкин младший брат? — во все глаза на нее смотрю.
— Да, Санечка, он.
Я в шоке.
— Так он же в Москве жил вроде. Что-то случилось? — мне плохо удается скрыть свое неуместное любопытство.
— Не задалось у него в столице. Возвратился к родичам несколько лет назад. Неблагополучный паренек-то был. Учиться, работать не сподобился. Легкой жизни хотелось. Спутался с иссоповскими… — рассказывает она, пока медленно бредем вдоль дороги.
Про то, что неблагополучным был, я в курсе. Ведь однажды именно он чуть не втянул Свечку в серьезные неприятности.
«Спутался с иссоповскими»
— Он что, погиб в той перестрелке? — осеняет меня вдруг.
— Погиб, Санечка.
— Ничего себе…
— С тех самых пор Татьяна люто ненавидит нашего Илью. Винит его в том, что Деньки не стало. Убийцей его нарекла.
— А Свечка… как же? — аж останавливаюсь.
Солнце, взобравшееся на небосклон, печет невыносимо, но сейчас меня это мало заботит.
— А Лена свой выбор сделала, Сашенька, — баба Маша достает платок из кармана, утирает пот со лба и идет дальше.
Лена свой выбор сделала.
Эта фраза — прямой укол мне в сердце.
— Я знаю, что они вместе, — шагаю следом.
— Да кто ж их разберет…
— Она сюда не приезжает? — аккуратно прощупываю почву.
— Кто ей рад буде? Предательница она для матери. Не восприме иначе.
— Вы близко знакомы с этой семьей?
— Можно сказать и так. Ленку-писюху иногда помогала нянчить. Муж-то у Татьяны пьющий. Хать и неплохой был раньше мужик. Транспорт наш, Санечка! Давай ускоряться!
На безлюдной остановке садимся в автобус. Фырчащий
и старый. Давно я таких не видела…— А про саму Лену что можете сказать? — все-таки спрашиваю, когда занимаем места у открытой форточки.
— Дурного ничего, — выуживает из авоськи кошелек.
— Я уже отдала водителю за проезд, уберите.
— Гля… когда успела! — восклицает возмущенно.
— Так что там про Лену?
— Как жарко-то сегодня, — обмахивается платком. — Про Лену, — возвращается к теме нашего разговора. — Непоседой росла Ленка. Вечно с мальчишками якшалась. Училась неплохо, вон даже на собачьего врача в Москву поступила. В училище. Потом, правда бес ее попутал. Бросила.
— А с Ильей она… дружила? — буквально выжимаю из себя этот вопрос.
— Да как со всеми. Ленка у нас была та еще свистулька. На мордашку хорошенькая, фигуркой ладная. Нравилась она ребятам, че уж там.
— Однако в невесты Илья хотел себе вашу Алену, — напоминаю, отчего-то разнервничавшись.
— Так о то ж! Ага… С одними гуляют, на других жениться хотят. Всегда так было, Санечка.
— И когда он загорелся идеей жениться на Алене?
— Из армии прибыл и понеслося. Зачастил к нам в гости наведываться. Прохода моей Ляльке не давал.
— Это он умеет, — отворачиваюсь к окну.
Прибитая, в растрепанных чувствах молчу всю дорогу. Не хочется размышлять о Свечкаревой, но не думать о том, что узнала, не в силах.
Лена приняла сторону Ильи.
Пошла против семьи.
После всего, что случилось.
Это ли не говорит о том, что она его действительно любит?
Обед проходит под монотонное бормотание телевизора. И меня едва ли хватает на то, чтобы поддержать беседу. Я не в том настроении, и, к счастью, баба Маша будто чувствует это. Не трогает меня, не мучает расспросами, а вскоре и вовсе уезжает с соседом в Жулебино. Какая-то рассада ей срочно понадобилась.
Плетусь на задний двор. Там обчищаю куст спелой малины и некоторое время лежу на траве под палящим солнцем, прекрасно осознавая, как активизируются после принятия солнечных ванн мои веснушки.
Чуть позже, рискуя поджариться, заставляю себя перебраться на чудную скамейку-качели под навес. Они-то меня и убаюкивают на пару с легким, теплым ветерком.
Засыпаю с блокнотом в руках, куда успеваю записать с десяток годных строчек…
Сколько дремала по пробуждении не соображаю. Потому что из царствия Морфея выхожу не по собственной воле.
Кто-то будит меня своим присутствием. И этот кто-то очень похож на Паровозова.
Я аж привстаю на локтях и чуть не валюсь с лавочки.
Это ведь на самом деле он. Если меня не подводит зрение.
— Ты нормальная? — первое, что слышу.
— М? — все еще пытаюсь примириться с картинкой.
Есть вероятность того, что я по-прежнему сплю. Иначе как объяснить тот факт, что Илья сидит со мной на качелях.
— Твой отец пол Москвы на уши поднял. В курсе? — подносит сигарету к губам и затягивается.