Опасная связь

— Нет, вдруг опять исчезнет, — хмуро отзывается он с пассажирского.

— Откуда у тебя вообще ее номер?

— Хозяин заправки дал. Правда эта овца на дно залегла, после того, как от него смылась.

— Правильно, двадцатка-то в кармане, на фиг ждать зарплату, — зеваю и откидываюсь на подголовник, пока стоим на светофоре.

— Он сказал, что эта краля работала у них неофициально. Не была оформлена по трудовой. Вроде как пристроил ее туда кто-то.

— Заправка — странное место работы для молодой, красивой девчонки, — размышляю я задумчиво.

— Согласен. Поверни направо на перекрестке, — командует, глядя на экран планшета. — Она где-то здесь. Радиус — метров двести-триста.

— Здесь? — с сомнением осматриваю тот участок дороги, на который указывает программа.

А райончик-то — дерьмо.

— Слушай, вон автомойка. Сдается мне, что наша Сонька Золотая Ручка [22] вполне себе может находиться там.

— Как вариант, — сворачиваю в нужном направлении.

— Припаркуйся тут.

Делаю, как он просит.

22

Софья Ивановна (Шейндля-Сура Лейбовна) Блювштейн (в девичестве Соломониак) — российская преступница-авантюристка еврейского происхождения, известная под кличкой «Сонька Золотая Ручка».

— Пошли, — с решительным настроем выбирается из тачки.

— Кир, дело в двадцатке или в чем-то еще? — спрашиваю, вылезая следом.

— Хочу забрать свой бумажник.

— Купить новый не?

— Бывшая жена дарила. Он мне дорог.

Че-че бля?

— Ты был женат? — охреневаю от услышанного.

— Да.

— Хера се новости! — сказать, что я удивлен, — это ничего не сказать.

— Давно дело было, еще когда я жил в Америке, — нехотя делится подробностями он.

— Развелись потом, что ли? Ты же вроде в Рашку один вернулся?

— Один. Дана погибла, и я не хотел бы об этом говорить, Илюх.

Офигеть.

Молчу. Оказывается, ни хрена-то мы не знаем про нашего Дымницкого.

— Закрыто?

— Написано, что работают круглосуточно.

Кирилл громко стучит по железной двери, но в ответ нам только тишина.

— И че?

— Да нет там никого, наверное. Место тут так себе. Не особо клиентов ночью, смысл работать.

Дымницкий упрямо дубасит кулаком, и минуты две спустя мы наконец слышим, как щелкает засов.

— Да иду я, иду! — раздается недовольное изнутри.

Дверь открывается, и перед нами стоит та самая девчонка с заправки. Сонная, лохматая, с выпученными от изумления глазами.

На ней тот самый серый растянутый свитер, широкие спортивные штаны и резиновые сапоги. А еще не сразу, но замечаю, что на симпатичной мордахе красуется пара серьезных синяков. И губа явно была разбита.

— Здрааасьте, — тянет она растерянно.

— Ну здорова! — стиснув челюсти, цедит Кир, вытаскивая ее наружу.

— Эээ! Че такое-то!

— Думала, не найду тебя, коза?!

— Отпусти! Я буду орать! — пытается освободиться от захвата, но у нее ничего не выходит.

— Ори сколько влезет!

Перспективка и впрямь так себе. Полупустырь на окраине Москвы. Раннее утро. Никого вокруг.

— Отпусти!

— Где мое портмоне?

— О чем речь вообще? — девчонка невинно хлопает ресницами.

— Ты стырила мой бумажник! — Кир потихоньку начинает беситься.

— Не-а.

— Да не гони мне! — дергает ее на себя, и она морщится.

— Не брала я твой кошелек! Отвали!

— Не брала, значит?

— Нет. Ааай! Ааа! — вопит, пока тот выкручивает ей руку.

— Слушай, подруга, просто верни бумажник, — решаю вмешаться я. — Ему нужна эта вещица, хер с ними с деньгами, если потратила.

— Да нет у меня его! Блин больно, отпусти!

— Как это нет?

— Вот так, сдала барахольщику! Ссс, — шипит и хнычет.

— Покажешь, где это было. В машину, — приказывает Кирилл.

— Погоди, я не могу бросить мойку. Арсен меня уволит!

— Да насрать мне! Я сказал, села в тачку! — кричит на нее Дымницкий.

— Дайте хоть переобуться!

Друган опускает взгляд на резиновые калоши.

— Пусть переобуется, Кир.

— У тебя минута! — рявкает он, отпуская ее.

— Хорошо-хорошо. Щас я вернусь, парни! Спокуха! — в примирительном жесте выставляет перед собой ладони и пятится назад.

Исчезает в гараже, а мы с Киром возвращаемся к бэхе.

— Дрянь. Не брала она! — возмущается друг, доставая из пачки две сигареты.

— Не хочу тебя расстраивать, но бумажник вряд ли найдется, — щелкаю зажигалкой.

— Как будет…

— А девчонку-то, по ходу, кто-то отмутузил… — оперевшись о крыло, выдыхаю дым наверх.

— Учитывая, чем она промышляет, неудивительно.

— Мойщиком теперь работает.

— И? — поворачивается ко мне.

— Че-то не то у этой мелкой в жизни происходит.

— Меня это вот вообще не заботит. И тебя не должно.

— Да понятно. Просто как-то не вяжется с ней все это. В смысле мож помощь нужна какая…

— Сама выплывет. Ворует, судя по всему, давно.

— Мы же не знаем, почему.

— Завязывай, Доброе Сердце, — отмахивается он раздраженно.

— Не, ну мало ли!

— Твою мать, вот сука!

Ниче понять не успеваю. Дымницкий швыряет сигарету и срывается с места.

— Какого…

А потом я вижу это: девчонка, с рюкзаком наперевес, прихрамывая, топит вдоль дороги. Наверное, вышла через запасную дверь, поэтому мы ее и не заметили.

Усмехнувшись, выбрасываю окурок и сажусь в тачку. Завожу мотор, разворачиваюсь.

Дымницкого и Соньку Золотую Ручку вижу кувыркающимися на обочине. Конечно, он ее догнал и теперь, думаю, злится еще больше.

Опускаю стекло.

— Эээ, Кир! Не дури!

Этот придурок тычет девке в живот пистолетом. То-то она не сопротивляется больше. Замерла в ужасе.

— Кир, остынь! — выбираюсь наружу.

Совсем у него крыша из-за этого бумажника поехала, что ли?

— Встала!

— Ладно-ладно, я встаю, — тихо бормочет она, поднимаясь.