Опасное положение

Как же я хочу выбраться...

Шорох за дверью. Могут слушать?

«Постанывай», — приказываю еще раз.

Она послушно стонет, а я с ненавистью ритмично бухаю плечом о стену, с тоской слушая женские стоны. Я слышу и ещё кого-то. Надо убраться отсюда.

Еще немного.

Бум-бум-бум.

С каждым толчком в камень я все больше хочу одного: снести собственным плечом этот дом. Я желаю, чтобы стены сдвинулись, чтобы упала крыша и погребла под собой это здание, меня, эту девушку, эти стоны, то, во что превращаются Вороны. То, во что нас превращают.

***

Через несколько минут я вышел из комнаты один, и, ни на кого не глядя, направился на выход. Ничего изображать не требовалось. Шаткая походка, пустой взгляд, сгорбившаяся спина — все было при мне. «Праздник» еще продолжался, хотя в зале значительно поредело. Меня не задерживали.

Отлетев достаточно далеко, камнем упал в снег и опять ел его пока, не утолил жажду, а в голове не прояснилось. Раскинувшись, долго лежал и смотрел в небо, сжимая в одной руке красную ленточку, а во второй — пинетку.

Я не могу...

...не могу позволить им делать это с нами.

Глава 10. Добрые вести

Глава 10. Добрые вести

Катя

За день снег нападал так значительно, что я потопала на террасу чистить. Обычно этим занимается Яр, он берет огромную лопату, у которой размер ковша примерно с полменя, и негостеприимно расшвыривает снег в разные стороны. Мне чистить снег запрещено, как и в общем запрещено поднимать тяжести. Развлекаюсь тем, что протаптываю узорчатые тропинки на снегу и командую Корой.

Мантикоре, как оказалось, не страшен ни дождь, ни снег, она равнодушно относится к жаре, к холоду и, как с досадой заметил Яр: «Эту тварь ничем не проймешь».

Я с мужем не согласна. Если разорвать Кору надвое, она вряд ли срастется, от того я считаю ее достаточно уязвимым краснокнижным животным, которое надо беречь. А так, мантикора действительно замечательно живет на улице, служа у нас кем-то вроде собаки при частном доме.

...хотя это довольно специфическая огромная собака-лев с ядовитым хвостом и крыльями, обожающая уничтожать все, к чему прикасается.

Пока я смотрела на падающий снег, у меня родился замечательный план, как почистить двор без Яра и сделать ему сюрприз. Для этого просто надо заставить зубастую мантикору взять в зубы лопату и посмотреть, что из этого выйдет.

Если Кора будет полезна в хозяйстве, Яр будет меньше хотеть ее исчезновения. Если снег будет очищен, мужу будет приятно.

Я достаточно логична? Логична как никогда!

— Держи крепко, — повелительно сказала, раздвигая мантикоре пасть и засовываясь в нее по локоть на манер отважного дрессировщика. Заставляю ее сомкнуть все три ряда зубов на рукояти инструмента. Зеленые глаза Коры сочатся энтузиазмом, а черные лапы пританцовывают. Она послушно разевает пасть, очень желая помогать.

— Не отпускай лопату. Иди!

Кора послушно нажала на рукоять, лопата начала собирать снег. Получается!

— Ровнее! — радостно скомандовала я, и Кора сделала жующее движение челюстями, отвечающее ее понятиям о ровности. Сразу за этим раздался звонкий щелчок.

Хряськ!

Я втянула голову в плечи, предчувствуя неизбежное. Да... Из пасти Коры выпали остатки черенка и она посмотрела на меня виновато.

— Эх, Кора... — я прикусила губу и растерянно посмотрела на останки лопаты, похлопывая огорченную Кору по морде. В случившемся виновата, конечно же, я. Но мы сделаем вид, что виноватых нет. Это все негодная лопата, пониженной прочности.

Решение созрело быстро.

— Давай-ка быстро сбросим все в пропасть, пока Наяр не увидел!

Если не получилось сделать мужу приятно, то можно сделать так, чтобы он хотя бы не расстраивался. Логично? Опять логично.

Расставив ноги, я медленно наклонилась, через живот дотягиваясь кончиками пальцев до растерзанной рукояти. Наклоняться я могу, просто выходит не совсем изящно.

— Прошу прощения, княгиня, — раздался вежливый голос, и я испуганно выпрямилась, пряча за спину уличающий меня осколок рукояти.

В трех метрах от меня стоял старый Ворон. Наверное Яр будет такой же лет через пятьдесят: ветхий, высушенный как пожившая ветка дерева, с морщинами на щеках глубиной с каньоны.

...хорошо, что это будет нескоро.

— Лорд Терций, — он почтительно склонил поседевшую от времени голову. Вороны не носят шапки даже зимой. — Я вхожу в состав Совета.

— Княгиня Катерина... — представляясь, я растерянно поправила теплый капюшон плаща, не понимая, чем обязана.

— Для меня честь познакомиться с вами. Надеюсь, что не испугал, — аккуратно заметил лорд, не двигаясь. Не шевелиться было очень предусмотрительно с его стороны: Кора уже подняла шипастый хвост, готовая радушно пронзить гостя ядовитым шипом. Она у меня не гавкает, предпочитая молча выстрелить, а потом тихо закопать.

— Все в порядке... Кора, фу! — я быстро и бесцеремонно схватила мантикору за нос, волнуясь, как бы член Совета не осел на моей террасе с шипом в горле. — А Яр... То есть князя сейчас нет.

Визит меня озадачил. Наяр очень настаивал на том, чтобы я не общалась с неизвестными мне мужчинами. Я не была уверена, как надо мне действовать в такой ситуации. Закрыть рот и смотреть на него пока не улетит? Развернуться и уйти в дом? Раньше Вороны не заговаривали со мной наедине, и я точно знала, что это не по этикету. У них же патриархат, все такое... Но это член Совета... В общем, я замялась.

На бесцветных губах Ворона скользнула легкая улыбка.

— Я не обратился бы к вам, княгиня, но обстоятельства... Прошу простить и сделать небольшое исключение, уверяю, я не займу много вашего времени. Ваш муж так высоко показал себя, что мне захотелось доставить ему весть лично, не используя вестника. Жаль, что князь отсутствует. Надеюсь, вы сможете передать ему мои слова?

Лорд разговаривал вежливо, предупредительно, и в целом, мне понравился.

— Да, конечно, лорд Терций, слушаю вас, — я не видела причин отказываться.

— Прошу вас сообщить мужу, что он принят в Совет, — мягко произнеся эти слова, лорд замолчал.

Я подняла брови.

— Князь принят в Совет? — вопросительно повторила я, не полагаясь на свое беременное восприятие, и старый Ворон кивнул. — Хорошо, я передам.

Тоже с достоинством кивнула, сохраняя степенное выражение лица человека, который каждый день слышит о принятии мужей в Совет, одновременно думая: «Ох ты ж ничего себе весть!»