Операция
Шрифт:
– Ну, вот и всё, а ты боялся, - сказал Мусин по внутрисамолётной связи.
– Хорошо бы, если всё...
– Да ладно тебе...
Всё же на душе у Евсюткина стало спокойнее. С ботинком закончили. Всё произошло за секунды. Вряд ли кто чего заподозрит. Теперь можно сосредоточиться на выполнении полётного задания. Он выполнил третий, зачем четвёртый разворот, вышел на посадочный курс. Проверив механизацию крыла, Евсюткин запросил посадку. Посадку разрешили и он довольно прилично посадил самолёт. На пробеге плавно опустил переднее колесо, уточнил направление и переставил закрылки во взлётное положение. Довольный собой, Евсюткин запросил взлёт конвейером:
– Закрылки пятнадцать!
Он уже левой
– Запрещаю конвейер, двадцать второй!!!
Это было неожиданно и непонятно:
– Не понял. Конвейера не будет?
– З А Р У Л И Т Ь!!! Обороты малый газ, закрылки ноль, тормозите, двадцать второй.
Евсюткин всё выполнил, стал тормозить и в конце полосы срулил на боковую, затем на магистральную рулёжку. В самолёте была тишина. Оба понимали, что впереди неприятности, непонятно только с чем они связаны, вернее не хотели понимать. Вроде слетали нормально, ничего не нарушили. Информация о летающем ботинке не могла поступить из деревни за такое короткое время. Они подрулили на заправочную. Обычно самолёт встречает техник, вытянув вверх обе руки. Сегодня вместе с техником их встречали лётчик-инструктор, командир звена, инженер и командир эскадрильи. Такой состав встречающих не способствовал улучшению настроения. Самолёт остановился. Евсюткин остудил и выключил двигатель. Открыли кабины, поставили чеки в катапульты и друзьям предложили выйти из кабины. Нехотя оба спустились на землю и замерли возле борта самолёта. Командир эскадрильи подполковник Лучников с лукавой полуулыбкой поманил пальцем Мусина:
– Иди сюда, голубь.
Мусин подошёл к командиру на несколько шагов. Тот взял его за плечи, улыбаясь посмотрел ему в глаза, затем резко повернув курсанта лицом к самолёту, торжественно объявил:
– Картина маслом!!!
Мусин с ужасом увидел, что на антенне командной радиостанции, которая торчала из гаргрота, сразу за задней кабиной, висит разрисованый спортивный ботинок.
Что было потом, предугадать не трудно. Драли обоих, но в основном Мусина, так как в полёте можно открыть только заднюю кабину.
Друзья понесли наказание и через некоторое время продолжили своё лётное обучение, но этот случай, потом очень долго вспоминали.
17
В это лето дела на полевом аэродроме шли как нельзя лучше. План выполнялся без задержек. Ни одного непреднамеренного срыва полётов, ни одной поломки или серьёзного инцидента. Уровень подготовки курсантов был не ниже, чем у эскадрилий, работавших на базовом аэродроме, с бетонной полосы, а к середине августа по многим параметрам третья и четвёртая эскадрилья уже опережали первую и вторую. Такое положение дел многих радовало, замполиты и пропагандисты трубили в фанфары, били в барабаны, поднимали на щит партийных активистов, которые так грамотно проводили в жизнь руководящую роль Коммунистической партии.
Во всех лётных училищах считалось обычным, что первыми заканчивали программу подразделения, работавшие со стационарных аэродромов. После этого на бетон перебазировались эскадрильи с лагерей, их состав усиливался пополнением из освободившихся лётчиков и полк планомерно, без суеты, в установленные сроки заканчивал выполнение государственного плана.
Так было везде, но только не у Алимова. Он признавал на пьедестале только одно место - первое; вторая и третья ступеньки для него не существовали. Его лётчики, отправив курсантов, уезжали в отпуск и успевали застать на море бархатный сезон. Для лётного состава других учебных полков это было из области фантастики, обычно они уходили в отпуск в "...-бре" месяце.
Командира полка успешная работа третьей и четвёртой эскадрилий во многом устраивала,
но в то же время и беспокоила. Каждый день он связывался со своим заместителем, требовал ужесточения контроля в целях обеспечения безопасности. Если где-то усматривал элементы спешки, наказывал нещадно.Никто не сомневался, что Алимов выполнит любую, поставленную перед ним задачу, и никто не припомнит случая, что бы у него что-то не получилось. Настойчивый характер, организационный талант этому способствовали. К тому же он был баловнем судьбы, ему очень часто улыбалась удача. Неоднократно он без последствий выкручивался из практически безвыходных ситуаций.
Несколько лет назад в Н-ске проводилось первенство ВВС округа по высшему пилотажу на реактивных самолётах . Перед началом соревнований для жителей города традиционно организовали показательные выступления. Сейчас это называется авиашоу. Чиканов , Алимов и Губанов, три мастера спорта, в рамках этого мероприятия, должны были показать групповой пилотаж в составе тройки в плотном строю на малой высоте. Они делали это не в первый раз и всё у них было отработано. Никто не ожидал сбоя и подобного развития событий.
То ли двигатель самолёта Алимова был изношен сильнее, чем у ведомых, то ли сыграло роль, то, что отрабатывали они этот элемент утром по прохладе, а показывать пришлось в полдень, в жару, когда и аэродинамические характеристики и тяга двигателя резко ухудшаются - не известно. После эффектного прохода над зрителями тройка самолётов перешла в набор высоты, чтобы, сделав петлю, опять вернуться к трибунам. Самолёту Алимова не хватило скорости и он завис неподвижно. Ведомые, плавно обогнав его, разошлись в стороны. Это было красиво. На трибунах кто-то из зрителей крикнул: "Колокол!" и все захлопали в ладоши. Самолёт падал хвостом вперёд, было слышно как помпажирует компрессор, чихает, глотая дым от своей же турбины.
Все, кто понимал в этом деле, лишились дара речи, катастрофа была неминуема: двигатель сейчас остановится, а для того, что бы опустить нос и разогнать скорость, высоты уже не хватает. Самолёт, заваливаясь на левое крыло, скрылся за деревьями лесопосадки. Но взрыва не последовало, через несколько мгновений самолёт со свистом, чуть в стороне, выскочил из-за деревьев, прошёл над зрителями, стреляя вверх разноцветные сигнальные ракеты.
За этой лесопосадкой раньше было озеро, а этой весной паводком сорвало плотину и вода ушла, остался очень глубокий и длинный овраг. Вот этот овраг и дал возможность Алимову, практически под землёй, разогнать машину до необходимой скорости.
Со стороны всё выглядело очень эффектно. Зрители устроили овацию. Алимов, проруливая мимо, как ни в чём не бывало, махал рукой и улыбался. Только те, кто его хорошо знал, заметили, что его лицо бледнее обычного.
Когда он вышел из кабины, техник подал журнал подготовки самолёта. Алимов расписался. К самолёту подошли несколько лётчиков, среди них, Бельков, Чиканов, ещё кто-то. Бельков протянул ещё один журнал и ручку, - подпиши. Алимов вопросительно посмотрел на него, - что за ерунда? Бельков объяснил, что это журнал регистрационного комитета. Надо срочно, пока не украли, запатентовать новую фигуру пилотажа и начал объяснять, помогая жестикуляцией:
– Вот эта фигура - это "Кобра Пугачёва"; а вот эта, что мы сейчас видели - это "Гадюка Алимова"...
Договорить ему не удалось, потому что получил по голове журналом регистрационного комитета.
Всё это знал командир полка, полковник Ремизов. А так же он абсолютно точно знал, что не может везение продолжаться бесконечно. И если в каком-то предприятии брать в расчёт удачу - недалеко до беды. Ремизову не нравилось, что очень уж гладко всё идёт, без сучка и задоринки. Он всё закручивал гайки, сдерживая подчинённых, что бы не наломать дров на завершающем этапе.